Я ужасно быстро отходчивая. Годы практики: приходится часто прощать тех, кто нанес обиду. На родителей не обижаются, как говорит мой папа. Злит меня этим конечно, но… ведь это правда. Имею ли я право обижаться, не разговаривать с мамой, игнорировать папу? Имею. Но могу ли себе позволить? Нет. Очень чревато новой ссорой.

Матвей улыбается мне и неожиданно, склонившись ко мне, признается:

– Не знал, что ты так умеешь.

– Как? – Алкоголь окончательно отравил мою кровь веселящим газом. Разговоры больше не в тягость, даже немножко тянет поболтать.

– Ну… быть… – он фыркает, – игривой, злой и отвязной?

В глазах добрые смешинки, он предлагает мне выбрать правильный ответ.

– Пьяной, нахальной и бесстрашной? – предлагаю я свои варианты, вздернув с вызовом бровь.

– Интересной и… ч-черт, да, нахальной! – нарочито нахмуренный от досады, вынужден он сдаться под флагом моей правды. Его озорной смех звучит у меня в ушах, и я против воли начинаю хихикать.

– Нравлюсь? – Я в шутку начинаю флиртовать.

– Шутишь?

Мы оба улыбаемся, нам весело.

– Может быть.

– Может быть? – Его бровь выгибается. – Блин, почему я раньше не видел тебя такой?

– Это бы на что-либо повлияло? – Смотрю на него с милой улыбкой и хитринкой в сощуренных глазах.

– Может быть, – отвечает он, присваивая мою реплику.

– Может быть? – Я приподнимаю брови, и мы оба не сдерживаем смеха.

– Я занят, – внезапно сознается он, слегка погрустнев, впрочем, улыбка по-прежнему остается на его устах. – В смысле…

– Да поняла я, в каком смысле, – фыркаю я, – можешь не объяснять.

– Да нет я… – Он замолкает, опускает глаза на бутылку с пивом, откупоривает крышку и ставит перед парнем с длинными светлыми волосами и шипастой курткой, которая обычно бывает у тех, кто разъезжает на тяжелых стальных байках. А потом все-таки решается произнести мысли вслух и поделиться со мной. – Она переехала в другую страну, толком ничего не объяснив. Понятия не имею, что осталось между нами. Кажется, люблю ее, но… Разве бы она уехала, будь у нее те же чувства ко мне? Просто сбежала и на сообщения не отвечает. Я звонил, писал, а потом… а потом перестал. Понял, что… бесполезно. Не понимаю, как она могла вот так уехать.

Я застываю, не зная, что ответить. Потому что я не спец в любовных отношениях. Никогда по-настоящему в них не состояла. Какой совет я могу дать? Нужно ли его вообще давать? Но тогда зачем он мне это все рассказывает?

– Эм-м… – начинаю я не совсем уверенно, не понимая, чего от меня ждут, – в твоих словах я заметила одну… оговорку. Ты "любишь ее, но"? Или это не было оговоркой? Ты сомневаешься в своей любви?

Он смотрит на меня, но не отвечает. А после вдруг со смущенной улыбкой трясет головой и говорит:

– Забудь. Не бери в голову.

Отворачивается и берет со стеллажа нужный графин с виски, тянется к ведру со льдом.

– Обхохочешься, блин. – Моя реакция – жалкая имитация глухого, почти беззвучного смеха. – Матвей, эта информация уже в моей голове. Так что договаривай свою драму, а я послушаю. Время у нас есть. Полчаса еще. Нам обоим скучно, – машу рукой, жестом призывая продолжить, – давай, я жду.

Он выдает фальшивую широкую улыбку, за которой скрывается смущение и неуверенность, стоит ли быть откровенным с той, кого едва знаешь.

– Я не привыкла осуждать, – говорю я, чтобы его как-то поддержать.

– Есть другая, – наконец признается он, приблизившись и положив ладонь на стойку. – Она не дает мне покоя. Постоянно перед глазами.

– Ну… это… – я почесываю пальцем бровь, – разве это нехорошо? Разве не показатель, что любви к бывшей не осталось? Не понимаю, в чем собственно проблема. – С губ слетает неловкий смешок. – Прости, я, наверное, ничего не понимаю в мужской любви. Можно… не знаю, можно любить сразу двух? Это как-то… не укладывается у меня в голове.

– Да, знаю, это… – он растерян, – в общем, я сам не понимаю, что происходит.

– Ну… ты же сам сказал, вторая девушка все время перед глазами, ты мечтаешь о ней, воображая о…

– Да, черт, буквально, Лер! – немного развеселившись, смеется он над тем, что неверно донес до меня мысль изначально. – Она буквально мелькает передо мной и проходу не дает. Господи, прости, я ни с кем не говорил на эту тему, и…

Я поддерживаю его смех.

– О да-а, ты по части мыслевысказывания не далек от меня, – в шутку бросаю я, и уголок моих губ вновь дергается в коротком смешке.

– И что мне делать? – Он уставился на меня в немом вопросе.

– Откуда же мне знать, Матвей?

Он смотрит на меня пару секунд, не мигая, затем опять принимается за работу, когда к бару подходит ослепительная особа с бирюзовым декольте. Но, не обращая внимания на явный интерес девушки, бармен, обслужив её наспех, спешит снова ко мне.

Все сидящие у бара хоть раз да взглянули на странную девицу, взобравшуюся на стол, но ни один взгляд не был так жгуч и презрителен, как её, этой барышни с золотисто-русыми волосами. Она пробежалась по мне очень враждебным взглядом еще и потому, что я перетянула на себя внимание симпатяги Матвея, с которым она хотела заговорить. Почему я вообще обратила на нее внимание? Всё просто, у нее каре-зеленые глаза, а в последнее время у меня на них бзик. Раньше не замечала, а две недели до этого почему-то начала. Одни зеленоглазые везде, лишь оттенки разные. Ну, хоть у Матвея они серые. Иначе бы решила, что мир сошел с ума, начав меня разыгрывать.

– Знаешь, я даже думал вот о чем. Я пытался представить, что мы все трое на лодке. Ну, ты, наверное, в курсе, знаешь эту фишку, кого выберешь, оставишь в живых, если можно спасти только одного.

– И? – Мне интересно, что он скажет.

– И-и… – тянет он и разочарованно вздыхает. – И я выбрал обеих, сам сиганув в море. Раз двоих по какой-то нелепой логике она выдержит.

– Лодка в море? – хмыкаю я. – Какая прелесть. Нет шансов ни у кого. Стоило ли кого-то спасать?

– Смешно тебе? – фыркает он, оценив мою иронию. – В общем, Лер, это не работает.

– Потому что это никогда не работало, Матвей.

Блин, с ним весело болтать.

– Типа нельзя решать, кому жить, а кому умереть?

– Нет, типа если стоит выбор… – я задумчиво поджимаю губы, и дальше говорю исключительно то, что чувствую, и то, что считаю правильным, если когда-нибудь ситуация неожиданно коснулась бы и меня. – Как бы… Например, если у меня возникнет такой выбор, я не стану выбирать кого-то вообще. Кого-то из этих двоих, я имею в виду. Если ты не уверен ни в ком из них, то они тебе и не нужны. Ты их не любишь. Ни одного, хотя тебе может казаться иначе. Потому что тот, кого ты полюбишь, всегда будет и останется единственным, он стоит выше всех ступенек. Он на пьедестале, а пьедестал может принадлежать только одному.

– Значит? – Матвей отчаянно желает, чтобы я продолжила.

А я могу лишь пожать плечами:

– Значит, я его просто еще не встретила.

– А я? Что скажешь обо мне?

– А тебе вторая нравится? И чем?

– Она прикольная, упрямая, смешная, – спокойно перечисляет он, описывая достоинства девушки.

– И всё? – скептически выгибаю брови.

– Ну, целуется классно, – Матвей ухмыляется.

– М-да, – разочарованно опускаю глаза на телефон, который держу в руках. Перевожу взгляд на сгущающуюся толпу в зале. С каждой минутой народ прибывает, к полуночи тут будет не протолкнуться.

– Нет, а что еще ты хочешь услышать?

И я мотаю головой, отказываясь отвечать и точно не зная, что хотела бы сказать.

– Скажи, – тихо просит он, и голос звучит серьезным.

– То, что ты описываешь, Матвей… я не знаю, похоже на влечение, но не на любовь. Впрочем, если вы знакомы недавно, всё еще впереди. Есть шанс влюбиться.

– А если я не хочу?

– Не хочешь влюбляться? – растерянно переспрашиваю я. Странный вопрос.

– Да.

Не хочет влюбляться… значит, не желает ее сделать своей, а значит…

Эти мысли меня угнетают и отчего-то приводят в злое уныние.