Мы снова завели спор о «Леди Мадрид», только на этот раз никто не плакал.
А потом… потом выключили свет.
– Сейчас? – уточнила с энтузиазмом София.
Стоявшая у выключателей Ева кивнула.
– Вы стерли… то самое? – спросил с серьезным лицом Нико.
София отмахнулась, как бы говоря, что это неважно, а Нико повернулся ко мне.
– Прекрасно, – пробормотал он. – Я хочу, чтобы ты знала, что я в этом не участвовал и не одобряю.
Я пыталась посмотреть Софии в глаза.
– Что ты сделала?
Она намеренно меня проигнорировала, отошла от стола и сразу же исчезла в комнате Даниеля. Спустя несколько секунд они вышли, держа в руках что-то светящееся.
Торт. Они несли торт.
Все начали петь. Вчетвером они спели «С днем рождения тебя» и начали явно фальшивить, когда дошла очередь петь мое имя.
Я загадала желание.
Задула свечи.
Зажегся свет.
И тогда я ее увидела: надпись.
Я чуть склонилась над тортом, который, должно быть, испек Нико. Торт казался очень вкусным, и один лишь его запах мог спровоцировать сахарный передоз. Сверху немного коряво (скорее всего, это было делом рук Даниеля) было выведено шоколадом: «Счастливого двадцатилетия! Ты не умрешь (слишком рано)!»
Я чуть не подавилась.
В любой другой ситуации кому-то другому это могло бы показаться чем-то ужасным, безвкусным… но для меня это было идеально. Я начала хохотать и не могла остановиться, даже когда София расположилась за мной на стуле и обняла меня. Я смеялась вместе с Евой и Даниелем, а он шептал своему другу: «Она чокнутая. Я в восторге, Нико. Она чокнутая». Я даже рассмеялась, когда Нико заморгал и покачал головой, не веря своим глазам.
– Поверить не могу, что тебе это кажется нормальным.
– Это смешно. Очень смешно, – ответила я.
На самом деле я хотела сказать: «Я могу поговорить с вами об этом; могу даже шутить, а это значит, вы меня понимаете».
Это был важный торт. Если бы у меня был рейтинг лучших тортов, то этот, скорее всего, занял бы первое место.
И, по всей видимости, желание, которое я загадала, сбылось ровно две секунды спустя.
Когда мы пришли в «У Райли», то были уже достаточно пьяны, поэтому не стали протестовать, когда Даниель записал всех нас в караоке. Все закончилось тем, что мы вместе пели какую-то ужасную песню, которую я даже не знала, а потом остались там и подбадривали всех, кто решился подняться на сцену после нас.
Первым, кого мы потеряли из виду, был Даниель. Он исчез так, как это делал всегда, – востребованный и тут и там, с комплиментами наготове, он был готов согласиться на любую авантюру. Мы видели, как он общается с другими людьми недалеко от нас, а потом он пропал совсем. Потом мы потеряли их, Еву и Софию. Я заметила, что каждый раз они держались все ближе и ближе друг к другу, как два магнита; шаг вперед, чтобы расслышать друг друга в таком шуме, рука на плече, чтобы привлечь к чему-то внимание, песня, под которую нужно было танцевать…
В какой-то момент они исчезли из вида, и остались только мы вдвоем, Нико и я, внезапно одни на танцполе, напротив караоке, которое становилось все более жалким зрелищем.
– Знаешь, как познакомились Ева и София? – спросил он, подходя поближе ко мне.
Я кивнула:
– Здесь, в этом караоке. София всегда рассказывает о том, какой красивый у Евы голос.
– Поэтому на самом деле, если хорошо подумать, мы тоже с тобой познакомились благодаря этому караоке.
– Но никто из нас двоих еще не пел на сцене в одиночку. Какая жалость, – поддразнила я его.
– Хочешь спеть?
– Нет!
– Хочешь, чтобы я спел?
– Больше всего на свете, – кивнула я.
Нико отвел глаза, чтобы посмотреть на сцену, брошенный на пол микрофон и свет, падающий на висевший сзади экран. Я не думала, что будет настолько просто, но у него все было написано на лице. Проснувшись тем утром, Нико этого еще не знал, но встал с непонятной уверенностью, что если кто-то попросит его о чем-то дурацком, как, например, спеть в месте, где многие его знали как бармена, то он это сделает.
И так и случилось.
– Только ради тебя, – сказал он мне. – Потому что у тебя день рождения.
Он оставил мне свой бокал и пошел к сцене с невероятной уверенностью. Он был высоким, поэтому не затерялся среди толпы, и я видела, как он выбирает что-то на экране. Звучавшая песня закончилась, и заиграла другая.
Он остановился посреди куплета, чтобы сказать:
– Я посвящаю эту песню моей подруге. С днем рождения, Элена!
Звук исказился из-за его крика, люди засмеялись, а он искал меня взглядом на танцполе, пока пел «Мы молоды»[9].
Это объединило нас пятерых. Рядом со мной появилась смеющаяся Ева, она качала головой, будто не могла поверить своим глазам, а София взяла меня за руку и переплела свои пальцы с моими.
Я кинула на нее взгляд, а потом посмотрела на Еву.
София покачала головой.
«Еще нет».
Я изобразила тяжелый вздох. Но я ее понимала, конечно же, понимала. Они наслаждались тем, что у них было. Взгляды, прикосновения украдкой, предлоги, которые они находили, чтобы оправдать свое желание проводить вместе все больше и больше времени.
София боялась, что что-то пойдет не так; я это понимала, потому что хорошо ее знала. Но это невозможно. Чтобы понять это, достаточно было на них взглянуть.
Я не стала больше отвлекаться, не хотела пропустить танец Нико, который, несмотря на количество выпитого пива, продолжал хорошо двигаться. Время от времени он бросал куплет на полуслове, чтобы повернуться вокруг своей оси и рассмешить нас.
Он нашел меня в толпе, улыбался мне, пока пел и смеялся, путал слова песни, и это было так мило, так весело, что никто не останавливался ни на секунду, все продолжали танцевать вместе с ним и подбадривали его своими криками.
А мне нравится думать, что, несмотря на всех этих людей, которые пели с ним вместе, песня была моей, она была посвящена мне.
Все закончилось быстро, слишком быстро.
Даниель закричал, чтобы Нико спел еще (мы все закричали), но он не стал. Спустился со сцены, и по пути к нам его остановила одна из его напарниц, сказала ему что-то, из-за чего они оба рассмеялись. Пожалеет ли он завтра, что стал знаменитостью в «У Райли»?
– Я и не думал, что ты вот так вот порвешь всех, – заявил Даниель, когда он подошел к нам.
– Могу повторить, – пошутил Нико.
– Мне понравилось, – призналась я с улыбкой и вернула ему его бокал.
Нико поднял его словно в мою честь.
– Всегда пожалуйста.
Он сделал глоток.
Не успели мы обернуться, как Даниель снова пропал. Девушки остались с нами, но танцевали немного в стороне, и ощущение было таким же, как и раньше: мы будто бы остались одни, и нас это вполне устраивало.
Мы исчерпали всю нашу энергию. На полную катушку танцевали, пели и прыгали и ушли из «У Райли», когда ничего другого уже не оставалось, потому что в зале зажгли лампы. Мне кажется, когда темнота рассеялась, музыка смолкла, а разноцветные огни растворились в ярком свете, мы почувствовали, будто нас предали.
Все вместе мы вернулись домой; к нам домой, потому что троица решила нас проводить. София с громкими криками прощалась с Евой, а я просила ее быть потише. Даниель к ней присоединился, но в конце концов мне удалось затащить Софию в подъезд, и на улице снова воцарилась мирная предрассветная тишина.
Я уже последовала за Софией, как еще один крик разорвал тишину:
– Элена!
Ко мне бежал Нико.
Я, сама не зная почему, пошла ему навстречу. Мы встретились где-то посередине.
Ева и Даниель продолжали идти медленно и лениво, чтобы сильно не отдаляться от него.
– Элена, – повторил он.
– Нико, – улыбнулась я.
– Хочешь сходить со мной куда-нибудь? – спросил он, тяжело дыша. – Еще куда-нибудь сходить. Я имею в виду… вдвоем. По-другому. Ну, ты знаешь… Мы могли бы пойти в кафе или на скалодром. Ой. На скалодром мы и так уже ходим. Лучше в кафе? Ой, нет. Там мы уже тоже были. А куда мы еще не ходили? Мы еще не были на пляже, верно?
