Мы снова завели спор о «Леди Мадрид», только на этот раз никто не плакал.

А потом… потом выключили свет.

– Сейчас? – уточнила с энтузиазмом София.

Стоявшая у выключателей Ева кивнула.

– Вы стерли… то самое? – спросил с серьезным лицом Нико.

София отмахнулась, как бы говоря, что это неважно, а Нико повернулся ко мне.

– Прекрасно, – пробормотал он. – Я хочу, чтобы ты знала, что я в этом не участвовал и не одобряю.

Я пыталась посмотреть Софии в глаза.

– Что ты сделала?

Она намеренно меня проигнорировала, отошла от стола и сразу же исчезла в комнате Даниеля. Спустя несколько секунд они вышли, держа в руках что-то светящееся.

Торт. Они несли торт.

Все начали петь. Вчетвером они спели «С днем рождения тебя» и начали явно фальшивить, когда дошла очередь петь мое имя.

Я загадала желание.

Задула свечи.

Зажегся свет.

И тогда я ее увидела: надпись.

Я чуть склонилась над тортом, который, должно быть, испек Нико. Торт казался очень вкусным, и один лишь его запах мог спровоцировать сахарный передоз. Сверху немного коряво (скорее всего, это было делом рук Даниеля) было выведено шоколадом: «Счастливого двадцатилетия! Ты не умрешь (слишком рано)!»

Я чуть не подавилась.

В любой другой ситуации кому-то другому это могло бы показаться чем-то ужасным, безвкусным… но для меня это было идеально. Я начала хохотать и не могла остановиться, даже когда София расположилась за мной на стуле и обняла меня. Я смеялась вместе с Евой и Даниелем, а он шептал своему другу: «Она чокнутая. Я в восторге, Нико. Она чокнутая». Я даже рассмеялась, когда Нико заморгал и покачал головой, не веря своим глазам.

– Поверить не могу, что тебе это кажется нормальным.

– Это смешно. Очень смешно, – ответила я.

На самом деле я хотела сказать: «Я могу поговорить с вами об этом; могу даже шутить, а это значит, вы меня понимаете».

Это был важный торт. Если бы у меня был рейтинг лучших тортов, то этот, скорее всего, занял бы первое место.

И, по всей видимости, желание, которое я загадала, сбылось ровно две секунды спустя.

Когда мы пришли в «У Райли», то были уже достаточно пьяны, поэтому не стали протестовать, когда Даниель записал всех нас в караоке. Все закончилось тем, что мы вместе пели какую-то ужасную песню, которую я даже не знала, а потом остались там и подбадривали всех, кто решился подняться на сцену после нас.

Первым, кого мы потеряли из виду, был Даниель. Он исчез так, как это делал всегда, – востребованный и тут и там, с комплиментами наготове, он был готов согласиться на любую авантюру. Мы видели, как он общается с другими людьми недалеко от нас, а потом он пропал совсем. Потом мы потеряли их, Еву и Софию. Я заметила, что каждый раз они держались все ближе и ближе друг к другу, как два магнита; шаг вперед, чтобы расслышать друг друга в таком шуме, рука на плече, чтобы привлечь к чему-то внимание, песня, под которую нужно было танцевать…

В какой-то момент они исчезли из вида, и остались только мы вдвоем, Нико и я, внезапно одни на танцполе, напротив караоке, которое становилось все более жалким зрелищем.

– Знаешь, как познакомились Ева и София? – спросил он, подходя поближе ко мне.

Я кивнула:

– Здесь, в этом караоке. София всегда рассказывает о том, какой красивый у Евы голос.

– Поэтому на самом деле, если хорошо подумать, мы тоже с тобой познакомились благодаря этому караоке.

– Но никто из нас двоих еще не пел на сцене в одиночку. Какая жалость, – поддразнила я его.

– Хочешь спеть?

– Нет!

– Хочешь, чтобы я спел?

– Больше всего на свете, – кивнула я.

Нико отвел глаза, чтобы посмотреть на сцену, брошенный на пол микрофон и свет, падающий на висевший сзади экран. Я не думала, что будет настолько просто, но у него все было написано на лице. Проснувшись тем утром, Нико этого еще не знал, но встал с непонятной уверенностью, что если кто-то попросит его о чем-то дурацком, как, например, спеть в месте, где многие его знали как бармена, то он это сделает.

И так и случилось.

– Только ради тебя, – сказал он мне. – Потому что у тебя день рождения.

Он оставил мне свой бокал и пошел к сцене с невероятной уверенностью. Он был высоким, поэтому не затерялся среди толпы, и я видела, как он выбирает что-то на экране. Звучавшая песня закончилась, и заиграла другая.

Он остановился посреди куплета, чтобы сказать:

– Я посвящаю эту песню моей подруге. С днем рождения, Элена!

Звук исказился из-за его крика, люди засмеялись, а он искал меня взглядом на танцполе, пока пел «Мы молоды»[9].

Это объединило нас пятерых. Рядом со мной появилась смеющаяся Ева, она качала головой, будто не могла поверить своим глазам, а София взяла меня за руку и переплела свои пальцы с моими.

Я кинула на нее взгляд, а потом посмотрела на Еву.

София покачала головой.

«Еще нет».

Я изобразила тяжелый вздох. Но я ее понимала, конечно же, понимала. Они наслаждались тем, что у них было. Взгляды, прикосновения украдкой, предлоги, которые они находили, чтобы оправдать свое желание проводить вместе все больше и больше времени.

София боялась, что что-то пойдет не так; я это понимала, потому что хорошо ее знала. Но это невозможно. Чтобы понять это, достаточно было на них взглянуть.

Я не стала больше отвлекаться, не хотела пропустить танец Нико, который, несмотря на количество выпитого пива, продолжал хорошо двигаться. Время от времени он бросал куплет на полуслове, чтобы повернуться вокруг своей оси и рассмешить нас.

Он нашел меня в толпе, улыбался мне, пока пел и смеялся, путал слова песни, и это было так мило, так весело, что никто не останавливался ни на секунду, все продолжали танцевать вместе с ним и подбадривали его своими криками.

А мне нравится думать, что, несмотря на всех этих людей, которые пели с ним вместе, песня была моей, она была посвящена мне.

Все закончилось быстро, слишком быстро.

Даниель закричал, чтобы Нико спел еще (мы все закричали), но он не стал. Спустился со сцены, и по пути к нам его остановила одна из его напарниц, сказала ему что-то, из-за чего они оба рассмеялись. Пожалеет ли он завтра, что стал знаменитостью в «У Райли»?

– Я и не думал, что ты вот так вот порвешь всех, – заявил Даниель, когда он подошел к нам.

– Могу повторить, – пошутил Нико.

– Мне понравилось, – призналась я с улыбкой и вернула ему его бокал.

Нико поднял его словно в мою честь.

– Всегда пожалуйста.

Он сделал глоток.

Не успели мы обернуться, как Даниель снова пропал. Девушки остались с нами, но танцевали немного в стороне, и ощущение было таким же, как и раньше: мы будто бы остались одни, и нас это вполне устраивало.

Мы исчерпали всю нашу энергию. На полную катушку танцевали, пели и прыгали и ушли из «У Райли», когда ничего другого уже не оставалось, потому что в зале зажгли лампы. Мне кажется, когда темнота рассеялась, музыка смолкла, а разноцветные огни растворились в ярком свете, мы почувствовали, будто нас предали.

Все вместе мы вернулись домой; к нам домой, потому что троица решила нас проводить. София с громкими криками прощалась с Евой, а я просила ее быть потише. Даниель к ней присоединился, но в конце концов мне удалось затащить Софию в подъезд, и на улице снова воцарилась мирная предрассветная тишина.

Я уже последовала за Софией, как еще один крик разорвал тишину:

– Элена!

Ко мне бежал Нико.

Я, сама не зная почему, пошла ему навстречу. Мы встретились где-то посередине.

Ева и Даниель продолжали идти медленно и лениво, чтобы сильно не отдаляться от него.

– Элена, – повторил он.

– Нико, – улыбнулась я.

– Хочешь сходить со мной куда-нибудь? – спросил он, тяжело дыша. – Еще куда-нибудь сходить. Я имею в виду… вдвоем. По-другому. Ну, ты знаешь… Мы могли бы пойти в кафе или на скалодром. Ой. На скалодром мы и так уже ходим. Лучше в кафе? Ой, нет. Там мы уже тоже были. А куда мы еще не ходили? Мы еще не были на пляже, верно?