Когда я двинулась вперед, София на секунду обернулась. Мне показалось, что она прощается с Евой. Я не стала поворачиваться и проверять.
Я шла так быстро, что София едва за мной поспевала. Она спотыкалась и пару раз, когда поворачивала не туда, врезалась в меня. Наконец мы пришли к машине и сели в нее.
Мы молчали.
Тележка эта, чтоб ее.
Я сжала руль.
Завела машину.
– Элена… – прошептала София.
– Нет, – оборвала я ее и закрыла на секунду глаза, чтобы не разораться, как Нико. Она этого заслуживала. – Нет.
Она всхлипнула, но все же умолкла. Мы выехали на ночные улицы Мадрида в сопровождении звука мотора и радио, которое включилось само по себе.
Такое иногда случалось. Радио включалось, и мы не могли его выключить. Я даже не стала пытаться, просто хотела переключить станцию, но тут зазвучала песня Эйвы Макс[1], под которую мы как-то танцевали в баре «У Райли».
Мне стало не по себе. Эта песня, которая так нравилась Софии и мне, зазвучала, и я рассердилась, потому что она была неуместна.
Я попыталась переключить на другую станцию.
Радио зазвучало еще громче.
София на автомате или, возможно, пытаясь угодить мне, попыталась переключить радио, но в итоге просто стукнула по нему и прошептала, что ее машина – настоящая груда металлолома.
Припев зазвучал ровно в тот момент, когда мы выехали на кольцевую, которая в час пик была сущим адом.
Я снова попробовала переключиться на другую радиостанцию и, когда мне это не удалось, вновь попыталась выключить звук, но все без толку.
И тут я расплакалась.
София тоже заревела.
Цирк какой-то.
– Элена, прости меня, пожалуйста. Прости меня за эту тележку, – рыдала она.
– Ты сказала, что произошел несчастный случай! – выкрикнула я.
– Я не знала, кому позвонить…
– Несчастный случай, София! – заорала я.
На секунду она перестала плакать. До нее наконец дошло.
– А.
– Ага!
Мы замолчали. Мне пришлось остановить машину перед знаком «Стоп», и я уже собиралась завести ее снова.
– Извини, я даже и не подумала, что… – Она снова заплакала.
Когда мы добрались до дома, то, наверное, обе ужасно выглядели. Я не стала смотреться в зеркало, но видела, что София была вся в слезах, растрепанная, с размазанным по лицу макияжем.
Прежде чем открыть двери, мы посидели пару минут в тишине, а потом я вылетела из машины и побежала по лестнице на пятый этаж со скоростью, на какую София в ее состоянии не была способна.
Оставила дверь открытой и быстро зашла внутрь. Бросила на диван мобильный и вернула ключи на место. Потом я прошла в глубь гостиной, открыла окно и взобралась на подоконник.
Я услышала голос Софии ровно в тот момент, когда ухватилась за трубу на фасаде, готовая подняться наверх.
– Элена! Подожди секунду. Элена, прошу тебя! Опомнись!
Подняться было проще простого – до крыши всего-то около двух метров. Делала я это не в первый и не в последний раз. Я уже и не помню, когда выяснила, насколько просто было туда залезть, и в последнее время делала это все чаще и чаще.
Я забралась по трубе до следующего выступа над нашим окном, а потом крепко ухватилась за край и поднялась на черепичную крышу.
Я почувствовала, как духота отступает, воздух здесь был свежее и чище.
Не было слышно почти ничего: едва уловимый шум машин, звук работающего нагревателя, гавканье пса улицей ниже…
И нерешительные шаги за моей спиной.
Я развернулась и увидела два кошачьих глаза.
– А ты что тут делаешь? – спросила я осторожно, но кот все равно мигом сбежал.
Я видела, как он быстро пронесся по крыше, перепрыгнул на следующую и исчез за трубой.
Снова посмотрела перед собой. В доме напротив свет не горел, в соседнем доме тоже. Да, чуть поодаль виднелось несколько горящих окон, но мое одиночество было почти бесконечным.
Мне нравилось это ощущение. Было что-то величественное в том, чтобы забраться сюда, поднять голову и позволить ветру целовать твои щеки, зная, что никто не может тебя увидеть.
Я поджала ноги и посмотрела вниз.
У меня никогда не было страха упасть. Наверху контроль принадлежал мне, я чувствовала уверенность, которую мне сложно было испытать на земле. Возможно, дело было в контрасте. Возможно, упасть было настолько просто, что любой намек на доверие уже был достижением. Я не знала наверняка. Мне было все равно.
Я обняла колени и вдруг ощутила боль в одной из них. Вспомнила о том, как ударилась на выходе из квартиры, этой самой ночью, когда свалилась с кровати.
Уже несколько дней я спотыкалась, роняла вещи, разбивала хрустальные вазы и не могла пошевелиться на трассах скалодрома, по которым раньше забиралась без проблем.
По крайней мере, я все еще могла взбираться на крышу.
Я зажмурилась и подождала. Вокруг бесформенной и бесцветной массой извивалась реальность, которую невозможно было принять, – непостижимый ужас, неясное будущее… Я подождала, пока все это не вернулось обратно в мою голову, и сразу же отправилась домой.
Когда я спустилась, София все еще была на ногах, что с учетом ее состояния уже было победой.
Она сидела на диване. Увидев, как я вошла через окно, подруга тяжело вздохнула.
Я села рядом с ней.
– Ну что, расскажешь про тележку?
2
Первое письмо
Дорогой друг, напарник… любимый?
Я даже не знаю, с чего начать.
Давно хотела тебе написать, но никак не могла решиться. Я не знала, о чем говорить, чем делиться. Прошло больше года с нашей последней встречи, и с тех пор я часто ловила себя на том, что разговариваю с тобой. Иногда я шепчу это вслух, иногда про себя. Иногда ты мне снишься.
Возможно, я наконец решила написать тебе, потому что кое-что изменилось.
Я кое с кем познакомилась. На самом деле мы уже какое-то время здоровались друг с другом на входе на скалодром. Наши взгляды пересекались, мы начали наблюдать друг за дружкой, присматриваться… Но дальше приветствия не заходило.
Он казался приятным: улыбчивый, сконцентрированный на трассах, по которым лазал. Мне нравилось наблюдать за его попытками снизу, и мне кажется, что ему тоже было приятно смотреть, как я лазала, но никто не хотел делать первый шаг.
Мне этого было достаточно.
Блестящий шанс, возможность отдаленная, но реальная.
Сегодня мы впервые поговорили по-настоящему, и это был полный провал.
3
Нико и Элена
Когда Ева вышла из ванной, на ней уже была пижама, а изо рта торчала незажженная сигарета. Она собрала волосы и умылась, но глаза у нее все еще были красными и опухшими.
Она сразу меня заметила, я стоял напротив кухонного островка со стаканом воды в руках.
Когда она подошла, я передал ей стакан и вытащил у нее изо рта сигарету.
– Ты же бросила?
– Я в процессе, – отозвалась она слегка охрипшим голосом, а потом выхватила мой трофей. – Но сегодня я решила взять паузу и побыть немного безответственной.
– Ага. Я это уже понял.
Ева повернулась ко мне лицом. Отвела глаза, выпила воды и поставила стакан на островок за нашими спинами. Она встала рядом со мной и запрокинула голову, чтобы зажечь сигарету.
– Кажется, я облажалась, Нико.
Я погладил ее по голове.
– Та девушка со скалодрома была права. Не думаю, что вас кто-то заметил. А если и заметил… тогда мы с этим разберемся. В окнах никого не было видно?
Ева покачала головой.
– Меня не это беспокоит.
– Тебя не беспокоит то, что вы снесли статую в общественном месте… – повторил я.
– Она была маленькая. Понятно же, что с ней изначально было что-то не так. Тележка бы ее не снесла, если бы ее хорошо закрепили.
Она махнула рукой, как бы приуменьшая важность произошедшего. А мне захотелось ее придушить, но вместо этого я рассмеялся: