Нории

12.40 по времени Тафии

Сила, полученная от Матери, таяла по капле — но Нории все еще хватало ее, чтобы удерживать в спокойствии и сочувствии людей вокруг.

От ставки Тмир-вана лететь было не больше десяти минут. Нории издалека заметил Ангелину, маленькую, отчего-то коротко стриженую, как всегда прямую, стойкую, и задышал чаще от плеснувшей в крови паники — вдруг не вывезет, не защитит ее, — замешанной на гордости, на тихой нежности, на удивлении от того, что эта невероятная женщина все же оказалась рядом с ним.

Он держал голову низко, но наблюдал все, что могло попасть в его поле зрения. Он видел автоматы в руках наемников, сопровождающих Тмир-вана и его помощников, он слышал дыхание самого генерала за спиной: зачарованный, тот был абсолютно уверен в своем решении, — он видел, как спокойно правит раньяром молодой иномирянин, который записывал его допрос и дал ему воды.

Все-таки дети Инлия удачливы. И сейчас оставалось проверить, насколько.

Они зависли перед порталом, там, где внизу, в нескольких десятках шагов впереди в окружении людей и чудовищ стояла Ангелина. Бледная, как полотно, напряженная, как тетива, готовая взорваться в любой момент. О, он очень хорошо знал это ее состояние.

«Не нужно было приходить сюда, Ани-лиша», — сказал он ей взглядом. И она ответила, вздернув голову еще выше.

«Ты знаешь, что я не могла не прийти».

Тмир-ван что-то приказал Арвехши, что могло быть лишь командой «Спускайся!», потому что тот направил раньяра вниз.

Но практически сразу сбоку раздался гул множества крыльев, а затем человеческие яростные вопли. Нории повернул голову и увидел жреца — того самого, которого Тмир-ван оставил на полу в своем шатре. Жрец, указывая на них руками, что-то орал. И Нории даже представлял, что:

«Генерал заколдован! Заколдован!»

Толпа внизу возбужденно, непонимающе колыхнулась. Вздрогнул, обернулся молодой иномирянин, что-то зло рявкнул за спиной Тмир-ван.

И Нории, слыша, как вылетает меч из ножен генерала, бросил тело вбок, соскользнул вниз, чувствуя, как кончик клинка вспарывает ему спину, и полетел на мокрую землю с высоты трехэтажного дома. Щит, который удалось выставить, спружинил, но удар все равно был болезненен.

Ангелина, втянув воздух, когда Нории падал, уходя от меча, увидела, как колыхнулась за его спиной толпа, услышала, как засвистели вокруг стрелы, сгорающие при соприкосновении с ее щитом, застрекотали автоматы. И, вытянув руки, обрушила огненный водопад, пролетевший над головой мужа, на патрули за ним. А затем, расставив руки — и в стороны.

Нории разорвал путы на руках, поднялся и рассек летящую на него стрекозу сверкающими хлыстами — точно такими он рвал пустынников, когда прилетел на зов Ани. А затем ударил вверх воздушной стеной.

Вестник, застывший между Ангелиноц и Нории, закричал и замолк, сраженный случайной пулей. Сзади в щит Ангелины врезалось что-то тяжелое, болезненно ударив отдачей по телу, швырнув ее на колени, и она, развернувшись, испепелила охонгов, которые поперли на нее. И вновь вернулась взглядом к Нории. Поднялась. Снова ударила по сторонам — в атаку пошли дальние отряды, уцелевшие после ее огненного удара.

От жара высыхала мокрая трава, занималась огнем, метались сверху раньяры. Нории, бешено работая хлыстами, тоже двигался к ней — шаг, второй, третий!

Застрекотали автоматы, оставляя на щите Нории белые дорожки от пуль, ударяя по осколкам стен обители, поднялся на задние лапы чудовищный тха-охонг, ударив по щиту — и отлетел от воздушной волны. И тогда Ангелина раскрыла мешочек и приказала:

— Защищайте его! Прикрывайте! Скорее!

В висках застучали мгновения тишины — и она уже потянулась к ладони, чтобы прямо здесь отдать им как можно больше крови, как огнедухи роем вырвались из драгоценностей и принялись метаться туда-сюда, прожигая инсектоидов, уничтожая стрелков. Вокруг полыхало, валились набок прожженные охонги, с грохотом шлепались на землю раньяры, орали люди.

Ангелина и Нории шли друг к другу.

Горела трава, исходя удушающим дымом, пикировали на Ангелину раньяры — но их прожигали огнедухи, рвались к ней выжившие всадники на охонгах, а она упрямо двигалась вперед и видела, как истончается щит Нории, как, отбиваясь от нападающих, работая хлыстами, ступает он босыми ногами по горящей траве, как ноги покрываются ожогами, как начинает тлеть одежда.

Вокруг творился хаос. Вокруг все умирало или пыталось убить их двоих.

Она, отшвырнув огненной волной тройку раньяров, закричала, протягивая к нему руку — и Нории, рухнувший в пламя от удара налетевшего на щит сзади охонга, поднялся, вновь хлестнул по сторонам хлыстами. У него начали тлеть волосы.

Им друг до друга оставалось десять шагов… семь… пять… Ангелина задыхалась, таким бесконечно страшным был этот путь — а ситория становилась все теплее, теряя силу, и она могла только молиться, чтобы ее хватило до конца.

Он оказался рядом, сжав ее руку до боли прохладной, родной рукой — и у нее от счастья и ужаса выступили слезы. Ангелина с облегчением выдохнула, ощущая, как потоком льется от нее к нему сила. Некогда было говорить, некогда было смотреть друг на друга — Нории развернулся и с новой мощью ударил вокруг воздушной стеной, затушившей траву, заставившей лепестки перехода затрепетать, сдувшей раньяров прочь. И только тогда сорванным голосом попросил:

— Прикрой мою спину, шери.

Ани, держа врагов в поле зрения, швыряясь огнем в тех, кто пытался перекрыть им путь, прижалась к его окровавленной, рассеченной наискосок спине — в сорока шагах от портала, в который с воем и визжанием ковыляло несколько обожженных охонгов.

Как же много вокруг врагов! Как же быстро здесь истощаются силы!

Огнедухи один за другим стали выдыхаться и возвращаться в драгоценные камни. Она попыталась выпустить коготь — не смогла, застонала от разочарования. Ножа не было ни на ней, ни на Нории. Ани подняла с земли грязный, мокрый камень, чиркнула по ладони — ее засаднило, начала набираться кровь, и Ангелина сунула руку в мешочек, окропляя камни.

Но ничего не происходило. Здесь, без подпитки стихией, сама по себе ее кровь не могла дать достаточно силы огнептицам.

Сейчас в воздухе пламенными росчерками метались еще несколько десятков духов, защищая их от раньяров, но каждую секунду кто-то из них нырял в мешочек.

Нории бил воздухом и ледяными лезвиями, Ангелина, сжимая ситорию — палила огнем. Бережно, скупо, обеспечивая себе возможность пройти к порталу — но туда все выдвигались и выдвигались охонги и тха-охонги, даже после смерти перегораживая проход своими тушами. Приходилось смещаться, продвигаясь меж них и осколков, которые то мешали, то помогали прикрываться от выстрелов. Отвратительные невидши бились о щит Нории, который еще держался — но постепенно становился меньше и меньше.

По спине его продолжала течь кровь, но рана постепенно затягивалась, и Ангелина молилась, чтобы его силы хватило на лечение — иначе рухнет здесь, и ничего она сделать не сможет.

Трава продолжала тлеть, заполняя округу удушливой дымкой. Из-за нее звучали крики приказным тоном — враги приходили в себя.

И вот в воздухе не осталось огнедухов. И тут же поднялись в атаку несколько десятков раньяров со всадниками, возглавляемой тем мужиком, который привез Нории сюда. Они взмыли в воздух, уходя от воздушной стены, и ринулись на Ангелину и Нории несколькими группами.

Ани подняла руки, выпуская волну пламени, и почувствовала, как ярость, поднявшаяся в ней, вновь питает ситорию — но руки стали холоднее и начали подрагивать.

Нории почти не чувствовал боль от свежих ожогов и раны на спине — за прошлые часы он перенес куда большую боль. Руки работали хлыстами, руки ставили воздушные стены, а в голове билась одна мысль — еще на шаг, на два назад, еще немного.

Главное — дойти до портала. И выйти туда вместе с женой.