о работают?

— Жаловаться стали крестьяне, что недалеко от Столбовой тать перекатная* в лесу появились. Караваны охрану набирают, а если не получится воинов нанять, то разбойники отбирают все.

— Что ж ты раньше молчал, если у нас такое творится?! — рассердился барон.

— Когда это началось, Владислав Парамонович, вы как раз без памяти лежали. Мы думали, не выживете, — заглядывая в глаза, залебезил управляющий.

Как понял Семен, пока барин болел, не до того было, а потом Прохор или забыл, или решил, что само собой уладится.

«Нет, милый друг, такие вещи не улаживаются, пока силу не покажешь. Подобные уроды только конкретные «аргументы» понимают, с ними надо разговаривать на их языке», — подумал мужчина, а вслух сказал:

— Давай пока это оставим. Государству платим налоги?

— Неужто не помните, как ругались, батюшка, когда в прошлом году император ввел налоги для дворян? — удивился Прохор и резко замолчал. Видимо, вспомнил слова лекаря. — Ой, простите, Владислав Парамонович, совсем забыл, что вы память потеряли, — испуганно извинился, а потом ответил на вопрос: — Раньше-то не платили, а вот с прошлого года начали. Нам повезло: мы отдали только пять процентов от прибыли, а дворяне Халтурины, у которых более двух тысяч крепостных, платят десять. Ну так у них и доход намного больше, чем у нас. Каждый год приезжает комиссия и проверяет, можем ли мы уплатить налог или нам его понизить. А бывает, и повышают.

— Понял Прохор, — кивнул Семен и распорядился: — После обеда едем с тобой в Марьинку, к столяру, — он не сомневался, что Саврос согласится на его условия. Слишком они хорошие для обычного, хоть и вольного крестьянина.

— Слушаюсь, барин.

Прежде чем выехать, Семен решил порыться в кладовой, находящейся на первом этаже и закрывающейся на замок. Здесь стояли в ряд сундуки со всевозможными дорогими тканями, пересыпанными табаком или горькой полынью — своеобразная защита от насекомых. Также он обнаружил сундуки, набитые столовым серебром, золотыми украшениями и одеждой. Похоже, кладовая — что-то наподобие сейфа, а вся наличка переводится в серебро и золотые украшения с драгоценными камнями.

Мужчина просмотрел несколько сундуков, пока не нашел в одном жаккард и бархатистый шенилл. Жаккард был темно-вишневый, с изысканным рисунком и четким проступающим рельефом. Шенилл привлекал внимание цветом весенней зелени. Этот материал был достаточно прочным и долгое время не поддавался истиранию. В другом сундуке обнаружился кусок гобелена, но очень маленький, и его отложили до лучших времен.

***

Саврос, словно чувствуя, что барон прикатит после обеда, дожидался его на улице. Как только карета остановилась, он низко поклонился.

— Доброго дня, барин.

— Доброго, Саврос. Как и обещал, приехал через два дня. Что ответишь? — с любопытством взглянул Семен на ремесленника.

— Я возьму ребят на учебу, Владислав Парамонович. Только изготовленную до этого мебель я продам как собственную.

— Договорились. Приглашай в гости, документ составлять будем.

— Так я и на слово вам верю, барин, — удивился столяр.

— Ты человек вольный, Саврос, — пояснил Семен, — в любой момент можешь решиться сменить место жительства. А документ — это гарантия не только для меня, но и для тебя, что друг друга не обманем. Я рискую материалом, а ты деньгами.

Они прошли в просторную светлую горницу. Посередине стоял свежеструганный, пахнущий смолой овальный стол, на нем уже ждали стопка теплых блинов на расписном блюде, разные варенья, душистый мед и травяной взвар. В комнате стоял запах цветущих летних лугов. Чуть дальше находился домашний очаг, над которым висел котелок. Именно из него и шло такое благоухание.

— Проходите, барин. Не хотите ли чайку с блинами испить после дороги?

— Сначала дело, потом чай, — отказался Семен. — Ты, Саврос, читать умеешь?

— Обучен, Владислав Парамонович.

Барон достал документ и велел ремесленнику прочитать несколько раз, предупредив:

— Если что-то непонятно, сразу говори.

— Все понятно, барин, — через некоторое время произнес столяр. — Все написали, о чем мы с вами договаривались.

— Тогда зови свидетелей. С моей стороны сейчас подойдет Прохор, а с твоей может жена или сын, если он совершеннолетний.

Семен радовался, что вчера просмотрел законодательство мира, в который попал. Многое перекликалось с земными законами, и в то же время имелись значительные различия. В одной из книг описывались права и обязанности людей, составляющих между собой договор. И для купцов, и для ремесленников образец документа был одинаковый.

— Димка, подь сюда! — позвал столяр сына, пояснив: — Ему восемнадцать, барин.

Барон показал молодому человеку, где поставить подпись. Подписался и Прохор, когда его позвали в комнату.

— Вот тебе эскиз, — перешел к делу Семен. Заметив недоуменный взгляд мужчины, поправился: — то есть я хотел сказать рисунок стола и стульев, которые мы выставим на продажу в ближайшую ярмарку. Вот материал для обтяжки. Справишься?

Саврос погладил ладонью мягкую бархатную ткань и довольно посмотрел на барина. Казалось, он душой и мыслями уже не здесь, а в своем закутке в пристройке.

— Справлюсь, барин. Завтра приводите ребят. Человек десять, все равно потом останется самое большее пять, так обычно бывает.

— Договорились.

Не став обижать хозяина дома, Семен съел два блина и запил травяным взваром с медом. Затем, сетуя на то, что у него много дел, распрощался с семейством столяра и выехал со двора.

Дальше дорога вела их в Лесную: барон хотел лично посмотреть ульи бортников.

По словам Прохора, раньше крестьяне всем селом, не считая женщин, конечно, ходили добывать мед диких пчел. Занятие это не из простых: требовалось найти дупло, куда собирался мед, и подняться к нему с помощью специальных приспособлений. Пчелы свои жилища устраивали на самых верхушках высоких деревьев, подальше от охочих поесть сладости.

Не успели они въехать в Лесную, как неожиданно на дорогу выскочил здоровенный мужчина и бросился наперерез коню. Прохор натянул вожжи.

— Барин, не гневайтесь! Меня за вами послали, беда у нас! — прокричал он. — На купцов возле Столбовой напали, трое раненных — ножом порезали!

— Садись рядом и показывай дорогу, — приказал Семен.

Тать перекатная* — так называли в старину разбойников с большой дороги, воров и убийц, не останавливающихся ни перед чем.

Когда Семен, там уже подъехал к одной из харчевен суетился народ: раненых заносили внутрь и пытались до приезда лекаря остановить кровь. Трактирщик вначале протестовал, но потом лишь махнул рукой.

Завывания и стоны какой-то женщины разносились по всему трактиру.

— Да что же творится-то! Именно здесь каждый божий день на кого-нибудь нападают! Страшно ездить по тракту! — причитала она, склонившись над раненым престарелым мужчиной. — Была бы другая дорога, ни в жизнь не поехали бы по этой!

— Кто хозяин? — поинтересовался Семен.

— Я, барин, — вперед вышел невысокого роста мужичок с небольшим брюшком, выпирающим из-под синей льняной рубашки, и волосами пепельного цвета.

— Размести пока всех, — приказал барон. — Если понадобится, я заплачу. Пока согрей воды, а я пришлю сюда своего лекаря.

— Хорошо, барин.

Пока Семен разговаривал с потерпевшими и посылал одного из крестьян за городовым, Прохор привез лекаря, Антона Ермолаевича.

Осмотрев пострадавших, господин Салимский сообщил, что двоих задело не сильно, а вот рана одного, как раз того мужчины, над которым причитала женщина, крайне тяжелая. Разбойник знал куда бить: пырнул сразу в живот. Жертва попыталась увернуться, и лезвие нанесло настолько сильные повреждения, что наружу чуть не вываливались кишки.

— Не жилец, — категорично сказал Антон Ермолаевич.

— Внутренние органы задеты? — поинтересовался Семен.