Тогда я ради успокоения достаю созревшее зерно участка развития. Внешне напоминающее кубик Рубика неопределенной перламутровой раскраски оно завораживало и притягивало взгляд. И даже вступало в небольшой мысленный диалог.

Выбрать данную местность для создания участка развития? Да/Нет.

В пределах ограниченной площади зафиксировано четыреста двадцать шесть живых организмов, пригодных для взрывной мутации. Выбрать количество существ для изменения?(Не более тридцати) Да/Нет.

Запланированный уровень сложности создаваемой зоны — легкий.

Я читал это коротенькое сообщение и нажимал отмену, размышляя, кто же попал в категорию «живых существ»? Жителей, людей на той территории, что должен занимать участок, гораздо меньше. Значит, здесь учитываются и домашние животные, и даже насекомые.

И просто замечательно, что есть возможность ограничивать количество мутантов. Иначе, в противном случае, на такой небольшой территории они просто сидели бы на головах друг друга.

Снова вздыхал, мысленно нажимал на кнопку «нет» и убирал зерно в хранилище конструктора. Чтобы его активировать, нужно выбрать место, а с этим пока проблемы. Вот уже несколько дней я размышляю о том, где его найти, попутно обшаривая окрестности, но пока всё глухо.

Я пришел к выводу, что делать такую зону на открытой местности, не зная всех подробностей, не стоит. Может и в самом деле все созданные мобы разбегутся по округам, пугая людей. Поэтому территорию нужно оградить. Либо создать ее там, где уже существуют естественные ограждения. Например, пещера. Кинул туда зерно, завалил вход и через нужное время зашел и зачистил.

Но пещеры в наших краях все наперечёт и там постоянно снуют всевозможные туристы и спелеологи.

А вот подвалов в городе просто завались. Буквально в каждом доме. И на входе в них стоят крепкие, чаще всего металлические двери. Единственное, что останавливало меня от того, чтобы закинуть зерно в подвал пятиэтажки, в которой проживал, это звук.

Звук выстрела дробовика. Очень сомневаюсь, что смогу пройти созданную зону развития с одним только ножом, то есть беззвучно. А мое огнестрельное бахает ну очень уж громко. На такие характерные звуки приедет вся полиция города, со спецназом впридачу.

Так что подвал мне нужен где-то на отшибе, в промышленной зоне, где хотя бы по ночам нет людей. И в итоге после долгих размышлений я вспомнил о полу-разрушенных зданиях, на задворках которых я прятался, когда следил за базой ЧОПовцев-бандитов.

Сейчас и база пустует — разогнали эту фирму, да и в окрестностях одни заброшенные, полу-разрушенные здания. Прямо идеальное место для моих планов.

Так что только страх не давал мне прийти на нужное место и запустить зерно. Страх и ожидание создания нового боевого импланта.

Я очень тщательно изучил всю доступную справку по возможностям этих устройств. Как их делать, кому устанавливать, что требуется от кандидата. И пришел к выводу, что на роль экспериментатора подходит только один человек из тех, кого я знал. Степаныч.

Поэтому в субботу утром, когда слегка захмелевшие от праздника последнего звонка школьники только возвращались домой, я, пожертвовав теплой кроваткой, удивленно смотрящим на меня из окопа Зикиром, и едва разлепившей глаза мамой, вышел во двор.

— Димооон! — услышал я знакомый крик, будивший пол-двора и направился к кричащему. Он сидел на той же лавочке, на своем уже можно сказать, законном месте.

— Здравствуй, Вадим Степанович, — я пожал инвалиду руку. — Как здоровье?

— Твоими молитвами, Митяй, тьфу-тьфу, — он похлопал ладонью по скамейке. — Садись, покалякаем.

Я послушно плюхнулся рядом, в принципе для этого и встал раным-рано.

Достав сигарету, зачем-то подув в нее с другой стороны, мужчина неторопливо, пару раз чиркнув спичкой, раскурил ее. Выпустил вверх целое облако белесого дыма.

— Михалыч тут заскакивал, — снова затяжка, а у меня внутри всё похолодело. Андрей Михайлович — тот, с которым мы покупали патроны для дробовика. — Жаловался.

— На что? — я решил строить из себя дурачка.

— Серьезные люди у него были. С красными корочками. Спрашивали про ваш закуп патронов. Просили показать их.

— И что он? — невольно сглотнул слюну.

— Отбрехался, сказал, что на кордон увез. Мол, на кабанчика хочет идти, — Степаныч, зажмурив от дымившей во рту сигареты один глаз, пристально поглядел на меня. — Но морду-то он тебе набить шибко хотел. Его аж трясло всего. От страха и злости.

— Угу, — я кивнул. — Понимаю.

А что мне еще сказать?

— Тут еще, вчера вроде. По телевизору новости показывали. И рассказывали там про бойню в бандитском притоне. Мол, положили главаря, вора в законе, и охранников его. И убили всех из дробовика, да картечью.

Я молчал. Строить из себя дурачка явно не стоит. Так и в самом деле можно подумать, что я дурак. А мне такое не нужно. Совсем наоборот.

— Давай-ка, сынок, — стряхивая пепел в стоящую жестяную банку из-под пива, сказал мужчина, — расскажи всё, как есть. Не тая.

— Хорошо, Степаныч. Расскажу, — я кивнул головой соглашаясь.

— Ты бандюганов положил? — вдруг резко спросил инвалид, смотря мне прямо в глаза.

— Я, — вновь кивнул головой.

— Мужи-и-ик! — протяжно вскрикнул он. — Дай краба!

Он протянул мне свою мозолистую, перетертую неудобными рукоятками костылей, пятерню и со всей силы сжал мою ладонь, когда я, чуть поколебавшись, протянул ее.

— Сколько вас было-то? Чего решили вдруг? Из-за Лерки что-ли?

— Один я был, Степаныч. И да, наверное из-за Валерии.

— Один? — недоверчиво покачал головой инвалид. — Ну-ну.

Я пожал плечами. Убедить в этом я смогу его чуть попозже. Теперь же тратить силы не было никакого смысла.

— А сам как? Не ранен? — он внимательно осмотрел меня, словно ища дырки от пуль, или хотя бы бинты перевязки.

— Ранен, — сказал я. — Уже заросло.

— В смысле «заросло»? — не понял он. — Ты малец не дури, я по горам побегал, по духам пострелял. Знаю, сколько раны заживают.

Я посмотрел по сторонам и ткнул пальцем в сторону кустов. Там стояла неприметная скамеечка, на которой местные алкаши любили выпивать, не попадаясь на глазам женам и участковым.

— Пойдем-ка туда. Покажу кое-что.

Ишустин Евгений Алексеевич

Больше всего в своей работе майору юстиции не нравилась подковерная и межструктурная борьба. Понятно, что ее придумали и старательно поддерживали не просто так. Такие пикировки внутри структур госбезопасности поддерживали сотрудников в тонусе, топили слабых и поднимали наверх самых сильных, самых зубастых.

Евгений Алексеевич и сам грыз, рвал и топил более нерасторопных и несообразительных. Когда надо защищался, когда чувствовал что время пришло — нападал. Но все эти интриги, временные союзы, дружбы против кого-то жутко сбивали с толку, с основной работы. Не давали сосредоточиться на главном. На том, ради чего он и пошел в Следственный комитет России.

На борьбе со всякой падалью. На тех, кто мешал его Родине процветать. Нет, майор не был фанатиком и ярым патриотом. Он просто любил свою страну и желал ей благополучия.

А сегодня ему дали по рукам. Буквально отбили их. Сказали не рыпаться, иначе будет плохо. Очень-очень плохо. Да еще наслали проверку из ФСБ.

Еще раз: проверку из другого ведомства! И это просто уму непостижимо! Ладно из отдела собственной безопасности. Проходили такое и не раз. Следаки, порывшись для приличия, грозили пальцами, составляли отчеты, лишали премии да и забывали о нем.

Но из ФСБ! Из почти враждебной СК структуре.

И федералы оторвались на славу. За эти часы, казалось, что душу из него вынули раз пять.

С утра понаехала куча шнырей и они за этот день переворошили его кабинет с верху до низу. Подняли из архива все дела и буквально с лупой в руках изучили их от корки до корки.

Естественно, нашли к чему прикопаться. Идеальных дел в такой работе нет. Всегда найдутся косяки и нестыковки.