— Стажёр Веласкес. Это не фамилия, это позывной. Почему такой — надо спросить у её величества, она у нас мастерица шутки шутить.
Заминка, и согласительное:
— Конечно, сеньор стажёр. «Двушка» дала команду на ваше привлечение. Они фильтруют всех, выходящих из зоны гражданских. Один из вышедших просит о встрече с вами.
— Со мной? — Удивился я, но не сильно.
— Именно. Никто из офицеров и генералов, кого могли предложить ему вместо, по его словам, не подходит.
— Просто пришёл под видом гражданского и попросил?
— Именно. И это… Он чист. Не вооружён. Проверили хорошо, просветили рентгеном, но стопроцентную гарантию дать не могу.
— Мы будем рядом, — встряла в разговор стоящая недалеко Сюзанна. — Это наша работа.
— Если у него в желудке ядерная бомба — фиг что вы сделаете!
— Если у него в желудке ядерная бомба, твоя смерть ничего не даст, — парировала она. — Фрейя разнесёт тут всё после этого к чертям, и пощады их семьям можно не ждать. Да и вообще никому пощады не будет, кто хоть каплю замаран. Не стоит оно этого.
В общем, решился идти и разговаривать лично.
— И сеньор стажёр Веласкес, об этом, во избежание утечки, знает только мой непосредственный командир и оперативники «двушки», проверявшие парня, — предупредил адьютант. — Мы сделали всё возможное, чтобы предотвратить утечку, но для этого вам надо будет встретиться с моим руководителем — вы приехали «для встречи с ним».
— Решим. Веди. Кто там первый, «мирный» или твоё руководство?
Освинцованный фургон связистов, система подавления внутри, кресло, куда усадили ухмыляющегося, но храбрящегося типа. Сел напротив него через десяток метров на рабоче-крестьянский вращающийся стул, без изысков. Сразу наехал:
— Слушаю!
— Хуан, правильно? — усмехнулся тип, обратив внимание на простой стул подо мной. Он-то на шикарном!
— На Венере найдётся ещё один пацан двадцати лет, перед которым расшаркиваются генералы? — парировал дурацкий вопрос я.
— Наше руководство жёстко прессует, не даёт слушать ваши волны, блокирует сигналы, — перешёл он ко главному без расшаркиваний. — Мы, конечно, всё равно слушаем, но они жестят. Пять дней назад двоих, кто начал разговор о сдаче, расстреляли на месте. Пятерых за эти дни куда-то увели, больше их не видели, хотя, вроде, что расстреляли кого-то — не слышал. Парни не хотят участвовать в этом дерьме, но в полку просто дофигища народу, кто искренне за НИХ. О любом недовольстве докладывают «наверх», и люди исчезают.
— Расстрелов точно больше не было, или это догадки? — нахмурился я. Интересное кино вырисовывается.
— Если и были, я о них не знаю, — покачал он головой. — Я на «нуле», на передке, что в других куполах и на других фронтах, и тем более в штабе, не в курсе. Но у нас жесть, они прессуют всех, у кого пораженческое настроение. То, что мне удалось вырваться на несколько часов — чудо. Меня прикрывают свои, с кем в Африке друг другу спины прикрывали, только поэтому. Кстати, если не вернусь — им достанется. — Кивнул на свои наручники.
Понятно. Много идейных про-мятежно настроенных офицеров, и потому ОНИ жёстко контролируют вертикаль власти в полках. Очень плохо, но примерно так мы и думали.
— Как много у тебя времени?
— Надо вернуться в течение часа, давай не затягивать, — огорошил он. — Что передать парням?
Охренеть, сколько времени на разработку плана! И ведь его надо срочно придумать, вот в чём засада. Второй раз с парламентёром может не прокатить.
— Тебя точно не хватятся? А то вернёшься…
— Все под богом. — Он скривился. — Но я решил рискнуть.
— Правильно понимаю, главный вопрос — что будет с теми, кто сдался? — предположил я.
— Так точно. — Кивок. — Там… Скажем так, среди тех, кто хочет, есть люди, с песней побежавшие за мятежниками, но в данный момент разочаровавшиеся, передумавшие и желающие свалить. Знаешь, в библии есть момент, как вернулся домой блудный сын, осознавший неправоту? И его приняли, и не понизили в правах, все дела?
— Они хотят библейского прощения от далеко не святого! — усмехнулся я, качая головой и лихорадочно размышляя, прокручивая ситуацию и так, и сяк. — Хорошо, если на них нет крови, это будет решаемо, я организую…
— Есть кровь! — не мигая заявил боец. — Потому мы до сих пор и не скрутили ИХ, сдав купола. Мы штурмовали дворец, стреляли в вас. А вы в нас. И я стрелял. ОНИ говорят всем, что пощады от вас не будет, и крутят твою собственную запись, что ты сделал на радиостанции перед самым началом боёв.
— Мать-мать-мать!.. — заругался я, вскочил и заходил по трейлеру. Девочки Сюзанны понимающе рассматривали стены или собственные ботинки, стараясь не попадаться мне на глаза, дескать, роботы, выполняющие работу. И ведь говорил я такое, всё верно.
Успокоился, взяв себя в руки. Сел на место. Надо работать, а не психовать. Психами делу не поможешь.
— Скажи им, я говорил это специально, для острастки. Чтобы сомневающиеся не поддались на уговоры и приказы и не начали стрелять. Чтоб как можно больше людей осталось в стороне. И это сработало, очень многие засомневались и так и не примкнули ни к одной из сторон. Но сейчас всех, кто сдастся БЕЗ боя Фрейя помилует. А тех, кто обратит оружие против мятежников — ещё и наградит.
В мозгу перещёлкнуло — план начерно начал вырисовываться. Только б получилось!
— А где гарантии? — усмехнулся боец.
— Моё слово. Я когда-нибудь обманывал, когда что-то обещал?
Пожатие плеч.
— У нас было мало возможностей это проверить. Но в целом ты больше всех хлестался, что тем, кто откроет огонь, не жить. Несколько раз это делал, на всю планету.
— Это политика, я в ней винтик. — Mierda, и сам чувствовал, что эти слова — отмаз, сам бы себе не поверил. — Но сейчас даю собственное честное слово. Полковник Дювалье, как и многие другие, в него поверили и не жалуются. Но решать вам.
— То есть ты настолько круче Фрейи, что можешь по#ерить её приказ и «отмазать» нас? — поддел он.
Сюзанну и троих её девочек в трейлере от таких слов передёрнуло, я и сам нахмурился. Но чел был «деревянный», и не понимал политес, что при ангелах говорить такое не стоит, даже если это чистая правда.
— Почему сразу по#ерить? — деланно воскликнул я. — Я просто ночью ей на ушко нашепчу, что так будет лучше. На самом деле она и сама не дурочка, просто предпочитает играть такую роль, чтобы её недооценивали враги. Она адекватная, и понимает, что хватит крови. Да, повздорили, повоевали, но те, кто был вовлечён в войну обманом и готов искупить вину, открыв огонь по обманувшим вас с тыла, прощаются и превращаются в героев. Такие аргументы вас устроят?
— Парни хотят гарантии, — задумчиво покачал боец головой, понимая, что никаких гарантий, которые удовлетворят пославших его людей, дать просто технически не получится.
— Хорошо, давай кровью распишусь, в заклад души, — вспылил я. Достал! — И дьявол будет свидетелем моих слов. И если что — утащит душу в ад. Сюзанна, дай, пожалуйста, нож. Извини, — это снова ему, — пергамента нет, лист бумаги подойдёт? Но написать кровью могу.
— Смешно. — Он подумал, и ответил. — Хорошо, согласен. Парни готовы ударить с тыла. Нас немного, очень немного, и нам не нравится, что происходит в городе, но просьба не зверствовать с обстрелами и умножением на ноль всех подряд. Там очень много ребят, кто против этой всей байды, но «срулить» не может. Ты прав, хватит крови.
— Наш позывной «Мараньон», — продолжил он. — Наша частота… А ещё мы нашли кабель одного местного провайдера, оказывающего услуги какой-то тёмной конторе, какой не знаю — сейчас он отключен. Но он выходит на эту сторону, в кармане кителя у меня инфа, которую смогли по этому выходу считать. Если у вас получится найти и запустить его — лучше пользоваться им, радиосигнал не надёжный вид связи.
— Где гарантия, что по тому проводу вас не перехватят? Что он не выходит «наружу» в ином месте?
— Мы его обрезали. — Коварная улыбка. — Он выходит чётко за пределы купола. И это кабель какой-то спецуры, на него нет ни одной спецификации, его нет ни на одной схеме, иконок с него нет ни на одном коммутаторе.
