И Лебрюн улыбнулся, весьма собой довольный. Но Маквей все еще был настроен скептически.

– Не сочтите меня безнадежным занудой, mon ami, но представьте себе, что запрос послал именно тот старый друг, с которым вы собираетесь поужинать? Ведь для них было крайне важно, чтобы информация о Мерримэне попала к вам как можно позднее. Они должны были успеть разыскать его и убрать. Вы все еще считаете, что они не способны пойти на убийство полицейского? Прочтите-ка еще раз донесение из Марселя.

– О, как убедительны ваши доводы, – засмеялся Лебрюн, гася сигарету. – Ценю вашу заботу, дружище. При иных обстоятельствах я признал бы свою неправоту. Но не думаю, что шеф службы безопасности, мой очень старый друг, захочет причинить мне зло. Как-никак я довожусь ему старшим братом.

Новый темно-зеленый «форд-сьерра» с шинами «пирелли P205/70R14» медленно выехал на набережную Битюн, проследовал мимо дома № 18 и припарковался у моста Сюлли, сразу за белым «ягуаром». Дверь открылась, вышел мужчина высокого роста. День выдался теплый, но мужчина все равно был в перчатках – желтых, тонких, похожих на хирургические.

Поезд «Марсель – Париж» прибыл на Лионский вокзал в 12.15. Оттуда Овен на такси доехал до аэропорта Орли, где оставил на стоянке «форд». Без десяти три он уже находился возле дома Веры Моннере. Еще семнадцать минут спустя Овен беззвучно открыл дверь ее квартиры и проскользнул внутрь. Действовал он так: заранее заготовленным ключом открыл черный ход (вокруг не было ни души), быстро поднялся на третий этаж и проник в квартиру.

Большинство французов, видевших интервью по телевизору с администратором гольф-клуба, сочли историю о темноволосой красавице загадочной и романтической. Какие только версии ни выдвигались: и об американском преступнике, и о его подруге. Одни уверяли, что она – кинозвезда, другие, что кинорежиссер и сценарист, третьи, что звезда тенниса, четвертые, что американская рок-певица в черном парике, очень хорошо говорящая по-французски. Про американца тоже болтали всякое. Мол, никакой он не доктор, да и фото в газете не его. На самом деле он голливудский актер, затеявший всю эту шумиху, чтобы разрекламировать свой будущий фильм. Нет, говорили другие, он – американский сенатор, ставший жертвой трагических обстоятельств.

Зато в «форде», в отделении для перчаток, Бернарда Овена ждал пакет: карточка с именем и адресом Веры Моннере, а также ключи от черного хода и квартиры. За пять часов, проведенные Овеном в дороге. Организация доказала, на что она способна. Как и в случае с Альбертом Мерримэном.

Антикварные часы на столике у кровати мерно тикали. Одиннадцать минут четвертого.

Овен знал, что Вера Моннере в семь утра ушла на дежурство, которое продлится тридцать шесть часов. Значит, никто ему не помешает как следует обыскать квартиру – разве что домработница какая-нибудь нагрянет. Если повезет, американец будет здесь. Один.

Нет, американца в квартире не было. Пусто, и никаких следов. Овен вышел, аккуратно запер дверь на замок, спустился по черной лестнице, но не на первый этаж, а ниже, в подвал.

Включил свет, огляделся. Длинный узкий коридор с многочисленными дверями кладовок. Мусорные баки, куда попадают отходы из мусоропроводов каждой квартиры. Милая привычка парижских буржуа – у каждого семейства персональный мусоропровод, а на баках, что тоже кстати, номера квартир. Найти тот, что относился к квартире Веры Моннере, было несложно. Овен разложил на полу припасенную газету и стал вынимать из бака мусор. Четыре бутылки из-под диетической кока-колы. Пузырек из-под шампуня. Пульверизатор из-под лака для волос. Коробочка из-под мятных конфет. Коробочка из-под противозачаточных пилюль. Четыре бутылки из-под пива «Амстель». Журнал «Пипл». Не до конца опорожненная банка говяжьего бульона. Пузырек из-под жидкого мыла «Джой». В пузырьке что-то звякнуло.

Овен собирался отвернуть колпачок, но в это время на лестнице раздались шаги. Овен выключил свет и спрятался в угол, выхватив из-за пояса «вальтер» 22-го калибра.

В подвал вошла толстая уборщица в накрахмаленной черно-белой униформе, с пластиковым мешком для мусора в руке. Включив свет, она открыла один из баков, бросила туда мешок и повернулась уходить, но тут ее взгляд упал на разложенную газету с вываленным на нее мусором. Уборщица сердито пробурчала что-то, свернула газету с мусором и бросила в ближайший бак. Громко хлопнула крышкой, погасила свет и вышла.

Овен подождал, пока стихнут шаги на лестнице, потом спрятал «вальтер» и вновь включил свет. Сунул руку в бак, извлек оттуда пузырек, отвернул крышечку, перевернул пузырек и потряс. Оттуда ничего не выпало, хоть что-то внутри явно звякало. Тогда Овен достал из рукава длинный узкий нож и разрезал пузырек вдоль, вымазав руки в жидком мыле. Аккуратно вытер пальцы и рассмотрел находку. Маленькая аптекарская склянка с наклейкой «Tetanus toxoid 0,5 ml».

По лицу Овена скользнула довольная улыбка. Вера Моннере – врач-ординатор. В ее распоряжении любые лекарства, уколы делать она тоже умеет. Раненому человеку, проведшему несколько часов в грязной речной воде, необходимо было сделать противостолбнячную инъекцию. Вряд ли Вера Моннере стала бы делать укол в одном месте, а потом тащить пустую склянку до дома, чтобы спрятать ее в пустой пузырек из-под мыла. Нет, раненый был у нее в квартире. Сейчас его там нет, но далеко уйти он не мог. Прячется где-нибудь в соседнем здании, а то и прямо в этом.

Пятью с половиной этажами выше Пол Осборн сидел у окна и смотрел, как послеполуденное солнце высвечивает торчащие над крышами башни Нотр-Дам.

Весь день он или спал, или прохаживался по комнате, тренируя раненую ногу, или невидящим взглядом смотрел в окно, пытаясь разобраться в собственных мыслях.

Некоторые факты представлялись очевидными и неоспоримыми.

Первое: полиция разыскивает его в связи с убийством Мерримэна. Они нашли сукцинилхолин у него в номере и забрали с собой. Если выяснят, что это за препарат, наверняка еще раз тщательно осмотрят труп Мерримэна (ему по привычке хотелось назвать его Канараком). Обнаружатся следы уколов. Возможно, уже обнаружили. Ему предъявят обвинение в покушении на убийство. Доказательств у них достаточно. Итог – энное количество лет во французской тюрьме плюс потеря врачебной лицензии.

Второе: люди видели его после того, как он выбрался из реки. Это значит, что убийца будет его разыскивать.

Третье: даже если удастся выбраться из Парижа, без паспорта из страны не уедешь. Он не сможет вернуться в Штаты.

Четвертое, и самое скверное (эта мысль мучила его больше всего): смерть Мерримэна ровным счетом ничего не изменила. Преследовавший его демон стал еще более таинственным и неуловимым. А ведь казалось, что таинственнее некуда…

Все существо протестовало против такого поворота событий. Неужели предстоят новые поиски? Куда ведет дверь с огненными буквами «ЭРВИН ШОЛЛ»? Скорее всего к другой двери. А оттуда уже прямая дорога в сумасшедший дом. Если, конечно, останешься жив. Лучше скажи себе сразу: ответа на мучающий тебя вопрос не будет. Такова твоя судьба – постичь на собственном опыте, что в этой жизни нам не дано получить ответы на свои вопросы. Смирись, и тогда в следующей жизни обретешь мир и покой. Измени себя, признай очевидное.

Но Пол знал, что эта кажущаяся логичность обманчива, за ней – малодушие. Да и не может он изменить себя, как и во все минувшие годы. Смерть Канарака Мерримэна была для него страшным эмоциональным потрясением. Но благодаря ему будущее стало чуточку яснее. Раньше у Пола было только лицо, теперь только имя. Если Эрвин Шолл выведет его еще на кого-то, так тому и быть. Любой ценой пройти этот путь до конца, чтобы узнать правду о гибели отца. Иначе не будет ни Веры, ни счастья, ни жизни. Так было с самого детства. Мир и покой должны достаться ему еще в этой жизни. Или никогда. Вот истина, вот его карма.