– А я на винодельне, но я же не пью допьяна.
– Правильно. Потому что допьяна нужно читать.
Мы посверлили немного друг друга взглядами, а потом Майрот вдруг решил перейти на светский тон:
– Так, значит, вы изучили предыдущий выпуск? Ну, что думаете об этом фанфароне, мастере Койкоте? Думаете, удастся ему выживать на руинах Седьмого Дара на протяжении всего этого времени?.. Мне кажется, это пустое и ничего более, как способ заставить заговорить о себе на ближайшем собрании Черных Дорог. Но на распределение Храмовых грантов…
Я вздохнула и положила руку на револьвер:
– Вы не поняли. Нам доставляют с опозданием. В последний раз подвозили год назад подборку годичной давности. Так что, если вы помните, что́ читали два-три года назад, я с удовольствием с вами обсужу, как только мы переберемся на ту сторону.
– Может, тогда просто послушаете про аутопризраков? Я хороший рассказчик!
Я отдала ему знак тишины. Итак, следовало еще раз посчитать и сложить факты.
Факт номер раз – этот поезд выглядел так, будто каким-то образом действительно не делился на вагоны. Факт номер два – он не имел ни дверей, ни лестниц на крышу. Единственный вход внутрь, что мне удалось обнаружить, – та самая дверь, куда мы проникли; и самый главный факт – ее не просто открыли, а взломали, химически вытравив замок, на что ушло довольно много времени.
– Ведите себя очень тихо, – предупредила я Майрота. – Как только услышите любой шум – бросайтесь на пол, накрывайте голову руками и так и лежите, пока я не скажу, что можно вставать. И… если вы захотите мне помочь, сделайте главное, что в ваших силах, – оставьте это желание при себе. В конце концов, вы взрослый механоид, нашедший на свою голову взрослые неприятности, и я за вас не в ответе. А кроме того, и фискального интереса в сохранении вашей жизни с того момента, как вы со мной расплатились, у меня уже нет.
– А как же повышенная такса для сумасшедших? – громким шепотом спросил он.
– Так вы все-таки сумасшедший?
– Нет, поэтому я хочу, чтобы вы имели фискальный интерес в сохранении моей жизни.
– Замолчите же вы наконец!
Он открыл рот. Но прежде, чем он успел мне рассказать, как хорошо умеет молчать, я нырнула в темноту поезда и очень скоро поняла, что никакая это не темнота. За отъезжавшей в сторону, оформленной в стиле «изогнутых пересеченных линий» двери я увидела много респираторов, много видавших виды костюмов защиты от окружающей среды и много свечей. А еще – много знаков мелом, букв на древних мертвых языках и много, очень много сделанных как будто ребенком моделек вагонов и механоидов.
Привычка требовала от меня взвести курок и направить его на фигуру во всем черном, стоящую на коленях в круге, очерченном горящими фитилями свечей, но опыт недвусмысленно намекал, что этим я его спугну, а любопытство не давало мне этого сделать. Поэтому вместо угрозы я нагнулась, приглядевшись к книге, лежавшей у него на коленях, и выкрикнула на весь вагон:
– Ах ты гад!
Ровно за моей спиной на пол грохнулся Майрот и, очевидно, треснувшись об один из десятков игрушечных составов, громко и злобно сказал что-то очень сложно-вежливое.
Мужчина поднял на меня затуманенный, смотрящий словно сквозь нас взгляд и, странно растягивая слова, произнес:
– Что ты говоришь, женщина?
– Я говорю, – сварливо начала я, – что ты гад и хапуга! У тебя в руках «Камень знаний великолепный, дарующий силы призывать поезда и демонов, вагонетки, дожди и трамваи, а также постигать суть сущего на черной земле, железном небе и земле белой, а также на небе синем» 854939 Олорейнн, второе дополненное издание, и оно у нас оставалось последнее. Ты его, рожа косая, десять лет назад взял и до сих пор не…
Я протянула руку для того, чтобы выхватить у него редкое издание, когда он ощерился на меня, показав ряд заточенных, все как один, под клыки и как один очень давно не чищенных зубов, прижал книгу к груди, отпрянул, ухватился ртом за корешок и прыгнул на стену, где удержался перпендикулярно полу, потом с тем же блистательным успехом перепрыгнул на полоток, да так по нему и унесся прыжками на четвереньках вглубь поезда.
Я выхватила револьвер и прицелилась в полуночной свечной мгле:
– Именем Сотворителя и всех его мучеников я аннулирую твой абонемент!
– Люра! Люра! – затараторил Майрот, схватив меня за руки и плечи сзади так, что мне пришлось опустить оружие, – он не одержимый, он идиот. Полный, непроходимый идиот.
Я посмотрела на него, и буквально впервые за всю историю нашего общения сделала это с интересом. Он застенчиво улыбнулся и объяснил:
– В той статье, про аутопризраки, в том числе говорилось, что этот эффект возникает у механизмов и механоидов, попавших в сакровую щель между информационными оболочками частей мира. Из-за этого они одновременно находятся здесь и… в Храме, например, или здесь и на солнце. Поэтому на них одновременно могут действовать несколько сил притяжения. Вот. – Он подкинул шляпу, и та в прямом смысле слова упала на потолок.
Я покосилась в сторону убежавшего читателя и махнула своему клиенту пистолетом, чье дуло буквально блестело от скепсиса:
– А теперь подними.
Он укоризненно на меня посмотрел и очень осторожно поставил ногу на стену вагона, а потом, коротко подпрыгнув, присоединил к ней вторую. Я выругалась.
– Если говорить научным языком, то ваш спутник не совсем прав. Это явление гораздо сложнее, но, объясняя вульгарно, конечно, можно и так выразиться, – пояснил мне голос, звучавший справа от меня из уст кого-то, кто так же заинтересованно, как и я, смотрел за передвижениями Майрота.
Я оглянулась и увидела призрака в двубортном пиджаке и пенсне, а еще с усиками, точь-в-точь как у моего бедового клиента. Он вежливо улыбнулся мне, отдав своей призрачной рукой знак приветствия и уважения странников. Я поздоровалась в ответ и, указав на Майрота, попросила поддержки:
– Но вы же согласны, что он выглядит как дундук на печи?
Прежде чем ответить, призрак внимательно оценил взглядом моего спутника, а затем вынес вердикт:
– Если вам так кажется, значит он вам нравится больше, чем вы того, молодая госпожа, хотите. Разрешите представиться: мастер Райлан. Университет Черных Дорог. Судебная психиатрия и пенитенциарная психология.
Я глубоко вздохнула и отдала знак Майроту спускаться.
– Ясно. Расскажите, что это за место?
– Люра! У тебя за спиной призрак! И еще один! Люра, их тут десятки! – завопил мой клиент с потолка, и я, обождав, пока он, грохнувшись в направлении гравитации и закрыв голову руками, немного успокоится, тихо ответила, четко артикулируя губами каждую букву:
– Это нормально для древних поездов. Они фонят воспоминаниями.
– Но я, с вашего позволения, не воспоминания, воинственная госпожа, – сообщил мне призрак в пенсне.
Я сочла своим долгом сразу же его поправить:
– Я библиотекарша. Библиотечное дело немного изменилось после войны.
– Чернильная госпожа, – поправился он, отдав изящный знак извинения, – мы – не воспоминания этого поезда. Мы его, если можно выразиться так… коллекция.
– Коллекция, да! – подхватила я метафору, краем глаза увидев, как в нашу сторону тянется все больше и больше полупрозрачных фигур обоих полов. – Всем известно, что многие локомотивы и вагоны коллекционируют запоминаемые ликрой сны…
– Нет, все не совсем так. Мы – коллекция образов не тех, кто ехал на этом поезде. Мы коллекция тех, на ком, если будет позволено выразиться, на ком этот поезд проехался сам.
– Вы все попали под поезд? – спросила я чуть более настороженно, чем собиралась, и снова положила руку на только что убранный в кобуру револьвер.
– Без всяких сомнений. Мы, за редкими исключениями, все под него бросились.
И тут мне показалось, что в его голосе сверкнул стальной холодок. И что призрачное стекло пенсне тоже как-то неприятно… блеснуло. И что вообще температура воздуха начала приближаться к зловещей.