– Ваш кофе, Михаил Львович. И шоколадка, – кофейная церемония повторилась.

– Спасибо, Олимпиада Федоровна.

– Женщины на заводе сошли с ума.

– Так ждут моего поздравления?

– Не только. Обсуждают ваш развод.

– Что? Зачем? Какая ерунда. Кто распространяет слухи? Уволить немедленно.

– Шила в мешке не утаишь, – Олимпиада Федоровна сочувственно смотрела на директора, к которому относилась с большим уважением, но порой по-матерински. – Ваша жена позвонила с угрозами в отдел продаж.

– Угрозами?

– Понимала, что на вас начнется атака, вот и подсуетилась. Предупредила, что у вас фиктивный развод, что вы так решаете семейные экономические вопросы, – секретарша подняла глаза на часы, висевшие на стене, над креслом директора и шагнула к двери. Десять минут, отводимые на разговоры про женщин истекли.

То, что жена как-нибудь захочет ему навредить, Алтунский понимал, но звонка на работу все же не ожидал. Идиотка. Никакой атаки на него не было бы, не расскажи она про развод. И вряд ли сейчас будет. Любую уволит за подобные поползновения. В принципе, жена ничего не добилась, успокаивал себя Алтунский. Ну, пообсуждают его семейные дрязги и найдут новую тему. Только предстоящее выступление перестало быть легким, превратилось в вызов. Он предстанет не в роли далекого абстрактного генерального директора, а потенциальной добычи.

Традиционное поздравление, шутливое и сердечное, многими сотрудницами могло быть расценено как возможность обратить на себя внимание. Или еще хуже как желание директора найти себе кого-нибудь. Алтунский понимал, что зря загоняется, просто день такой дурацкий, но все равно загонялся. И винил в своем состоянии почему-то новенькую, а не жену. Даже поднял трубку, чтобы еще раз переговорить с кадровичкой. К счастью, прозвенел таймер, пора было идти к коллективу, и Алтунский не выставил и себя трусливым идиотом.

В зале собрались нарядные сотрудницы. Кинулись хлопать, когда Алтунский вошел. В привычных аплодисментах он услышал подвох. Улыбался, а сам думал только о том, чтобы поскорее отбарабанить речь и убежать на производство. Там и нравы попроще, и люди скромнее себя ведут. В углу за спинами Алтунский разглядел новенькую. Еще толком не устроилась, а уже притащилась поздравления получать. Несправедливо было так думать, но Алтунский не одергивал себя. Лучше быть несправедливым, чем представлять как Екатерина Алексеевна опускается на колени и тянет руку к его ширинке.

В зале для разных торжественных случаев собрались все женщины заводоуправления. Катя нашла себе местечко в дальнем от сцены углу. Не хотела идти, она же еще не сотрудница. Но Елена Викторовна посмотрела неодобрительно и Катя решила не отрываться от коллектива. Все празднуют и она будет праздновать. Все аплодируют и она будет аплодировать. Быть как все несложно. Такое поведение всегда выручало Катю. А вредили как раз робкие попытки отличаться от других. Не умела Катя безопасно быть собой. Не было примеров для подражания. Мама своего мнения не имела. В детстве водила Катю в садик, потому что так делали мамины подруги.

На любой вопрос мама делала удивленные глаза и сразу звонила мужу или подругам. Врача к заболевшей Кате вызывала, если подруга советовала так поступить. Новые игрушки и одежду покупала, потому что подруги покупали обновки своим детям. Даже с мужем ругалась, потому что подруги со своими мужьями постоянно скандалили. Мама не хотела взрослеть ни при каких обстоятельствах. На ее воинствующую инфантильность не повлияли ни возраст, ни замужество, ни рождение ребенка, ни развод. Даже пенсия ничего не поменяла в маминой картине мира. Только теперь она звонила не мужу, а социальному работнику. Может поэтому строгая Елена Викторовна, точно знавшая, что и зачем надо делать, мгновенно стала Катиным кумиром, важной фигурой.

Рекламный отдел украсил зал поздравительными плакатами и воздушными шарами. На сцене установили смешную трибуну, похожую на кактус с торчащими цветками. Елена Викторовна пояснила, что поздравления начинает директор, а подхватывают замы. Никакого занудства, чем смешнее, тем лучше. Потом все отправлялись в столовую на короткий фуршет и разбредались по отделам. Кто-то спешил домой, праздничный день был короче обычного, а кто-то, как правило, молодежь, возвращались в зал потанцевать. Катя замотала головой, танцевать она точно не пойдет. Цель у нее не танцульки, а генеральный директор.

Алтунский произносил свою речь с выражением, корчил рожи, и сотрудницы, стоявшие рядом с Катей, смеялись над директорскими шутками, хлопали в ладоши, шутили в ответ. Катя не вникала, думала о своем задании. Впервые перед ней возникла дилемма, поступить как требовалось или как хочется. Обычно она знакомилась с клиентом, заранее презирая его. И потому спектакль по совращению лоха разыгрывался как по нотам. Часто и до интима не доходило, а Чалый уже отзывал ее, получив какие-то свои дивиденды. Алтунского надо было довести не просто до постели, а до ЗАГСа. И вариантов, с чего вдруг Михаил Львович поскачет с ней расписываться, было всего два.

Первый вариант, относительно понятный, женитьба под влиянием жестких обстоятельств, которые Катя должна организовать. Обман, шантаж, выгода и прочие штучки. В обмен на что Алтунский захочет жениться? Большой вопрос. Сейчас многие пары и с тремя детьми не торопятся официально отношения оформлять, давно уже ребенок не гарантия для брака. Молодому мужику ребенок без надобности. Нужны другие условия. Второй вариант, банальный, на грани фантастики – жениться по любви. Чалый такого варианта не допустит, в этом Катя была уверена. Если почувствует, что она увлеклась или ей увлеклись, сразу же сдаст с потрохами, что Катя засланный казачок. И любовь вмиг испарится. Гостевой брак легче организовать, но зачтет ли Чалый такое?

– Вот же дура, – раздался рядом осуждающий голос и Катя мысленно согласилась, что она, и правда, дура, допуская брак с Алтунским по любви. Вокруг началось горячее обсуждение.

– Зачем, интересно, притащилась?

– Как зачем? Трусами кружевными потрясти.

– Что? – очнулась Катя. – Кто притащился?

– Жена директора.

– Бывшая жена.

– Пока была настоящая не приходила, а сейчас чего?

– Так развод настоящий или липовый?

– Девочки, это значит, он ее бросил, а она не согласна.

– Еще бы такой мужик.

Витая в своих мыслях, Катя пропустила появление в зале длинноногой девицы в блестящем обтягивающем платье. Девица, перекинув через руку голубую норковую накидку, шла к Алтунскому, стоявшему рядом с кактусом-трибуной. Шла и встряхивала распущенными светлыми волосами. Алтунским закаменел лицом и торопливо спустился со сцены. Явно к сюрпризу был не готов. А бывшая жена жаждала общественного признания, хотела продемонстрировать коллективу крепость семейных уз. Повисла напряженная тишина, все ждали как директор станет выпутываться. “Мой шанс, – смекнула Катя. – Вперед, Катрин”. Уж она-то наловчилась выпрыгивать из скользких ситуаций и не переживать о последствиях.

– Михаил Львович! – Катя умудрилась обойти жену Алтунского, ловко дернув по пути за накидку и уронив ее на пол. Первой предстала перед директором. Схватила за локоть и потянула к выходу. – Вас срочно к телефону. Представитель “Боргаты” рвет и мечет. Скорей, успокойте его. А то влетим под штрафы.

– Да, да, – Алтунский кивнул заместителю, мол, продолжай праздник, и ринулся за Катей.

Добежав до лестницы, Катя отпустила директорский локоть. Ей нужно вниз, пора уже домой отправляться, а Михаилу Львовичу наверх, в кабинет. Там у него есть секретарша, защитит от бывшей. Но директор повел себя нелогично, в свою очередь вцепился в Катин локоть и потащил ее за собой. Легко шагал через две ступеньки, Катя едва успевала за ним, боялась оступиться. Растянуться на лестнице было бы анекдотично. В приемной, к счастью или несчастью, Олимпиада Федоровна отсутствовала. Алтунский затащил Катю в кабинет, захлопнул дверь и притиснул к стене.