Переводчика из своих ей тут предоставили, но взгляд представителя государственного регистратора говорил: с этим человеком лучше было бы разговаривать без свидетелей.

— За последний месяц мы ратифицировали три новых поправки, — старательно перевёл японец из местных. — Вот полные тексты документов на государственном сайте… вот разъяснения парламентской комиссии по ценным бумагам… вот разъяснение арбитража… Ваш ключевой бенефициар, по доверенности которого вы действуете, должен подтвердить принятие на себя ответственности отдельным документом. Извините.

— Это выходит за рамки общепринятой практики. — Хонока отодвинулась от стола вместе со стулом и задумалась. — Не уверена, что для нас приемлемо.

— Вы сейчас спорите не со мной, — переводчик старательно транслировал текст хозяина кабинета. — Вы пытаетесь дискутировать с Законом моей страны.

Парень извинился перед чиновником, потом спросил у соотечественницы в лоб:

— Что планируете делать?

— Надо звонить бенефициару, уточнить его позицию, — после небольшой паузы ответила финансистка и полезла за смартфоном, вызывать Решетникова. — Он должен знать, что его персональные риски изменились в большую сторону.

Сорри за задержку 🙏 Обдумывал и правил

— Добрый день. Удобно говорить? — набирая Решетникова, Хонока в третий раз за десять минут пожалела, что не знает английского.

Пришла бы без переводчика — не было бы рядом японца из местных, говорящего на обоих языках. Соответственно, можно было бы общаться откровеннее.

Ладно. Хафу — далеко не идиот. Кое-какие детали позволяют надеяться, что все подстрочники он поймает влёт даже по телефону.

— Конечно, — слава богу, тот был доступен и ответил практически сразу. — Что-то случилось?

— Как сказать. — Финансистка в течение минуты пересказала фискальные новшества Сингапура. — Требуется твоё письменное подтверждение принятых обязательств. Это для начала.

— Я чувствую, что есть подтекст. Кто-то стоит рядом и с вашей стороны не очень удобно разговаривать?

— Да. По поводу первого: подаваемая с твоей стороны декларация сюда не должна меняться в течение месяца.

— Можно глянуть сам документ?

Хаяси-младшая мысленно хлопнула себя по лбу и распорядилась в сторону переводчика, затем вернулась к разговору:

— Сейчас тебе сбросят в мессенджер, только текст по-английски.

— Да какая проблема, — пробормотал Решетников. — Лишь бы не на хинди. О, есть. Так…

В следующую секунду метис продемонстрировал, что соображает быстро:

— Прочёл. Опасаться следует лишь того, что над нами, точнее надо мной, гром грянет по независящим от нас причинам.

— Да. Продолжай? — сухо предложила она, поскольку не хотела озвучивать внутренние нюансы корпорации здесь.

— В свете моих сегодняшних приключений, если меня решат уволить с великой должности стажёра, с точки зрения сингапурского регулятора это уже может быть воспринято как отклонение от нашей с ним договоренности.

— Это самый первый вариант докопаться. Могу сказать, наверняка есть и другие. Я впервые столкнулась с подобным: проблема не в законе, а в том, как его будут трактовать у Регулятора. У обоих Регуляторов, — поправилась Хонока.

— Продолжай. — Теперь Решетников дал понять, что и рядом с ним кто-то есть.

— Неучтённые риски в схеме. Когда мы с тобой расставались, — она пару секунд подержала многозначительную паузу, — наша совместная оценка выглядела иначе. А сейчас выходит…

— Это типичная коррупционная схема, заложенная на уровне законодательства, — уверенно перебил метис. — Если у сотрудника государственного органа имеется личная возможность трактовать — налагать ограничения и наказания по своему усмотрению — это однозначно толкуется как зашитая законодателями возможность коррупции.

Хаяси-младшая ошарашилась:

— Откуда ты это взял?

— Самый первый закон антикоррупционного пакета же, — встречно удивился Решетников. — Базовый. На нём построена вся сто тридцать седьмая поправка к Конституции. — После паузы, которая затянулась до неловкости, он предложил. — Дать ссылку?

— Да.

Через минуту Хонока, воспользовавшись онлайн переводчиком, закусила нижнюю губу:

— Это же их закон, не наш? У нас даже поправки такой нет.

— Ну да. Хаяси-сан, я предположил, что в первую очередь тебя будет волновать реакция со стороны нашего кредитора! — метис тоже озадачился. — Моя логика: чистых схем не бывает, если такие деньжищи дают под честное слово. Какие-то риски так или иначе…

— Говори дальше, — перебивая, она намекнула, что очень внимательно следит за его выводами и сама до этого недодумалась.

— Риски сортируем по степени важности. — Такое впечатление, хафу на той стороне даже головой кивнул, как университетский преподаватель. — С моей точки зрения, первая опасность в сделке — репутационная, подвести нашего партнёра. Того человека из-за океана, который рискует своими деньгами, отдавая их тебе без обеспечения. Я ошибся?

— Нет, прав. Я даже удивлена, как ты смог.

— Идём дальше, — похвалу топ-менеджера кое-кто пропустил мимо ушей. — То, чего боишься ты — по большому счёту, форс-мажор. Противодействие на уровне чиновников, с точки зрения твоих заокеанских друзей имеющее признаки коррупционного и от нас не зависящее.

Дальше она сказала то, чего никогда не спрашивала у нижестоящих:

— Ты представляешь их ход мышления? Знаешь, как они думают?

А что, по-английски Решетников говорит, половину времени гости с ним вообще смеялись — значит, и в остальных моментах может ориентироваться.

— Знаю, — уверенно заявил хафу. — Они, когда сталкиваются с коррупцией аборигенов — так они о нас думают — на исполнителей вину не возлагают. Искренне понимают и принимают. Опыт, верь мне.

Последние слова сняли все её сомнения. Хотя пока и неясно, откуда у Решетникова опыт такого плана.

— Спасибо, — искренне поблагодарила финансистка. — Одну часть ты мне проанализировать помог.

— Сколько осталось?

— Две. Первое: в случае срабатывания этого гипотетического риска ты должен будешь давать объяснения перед внешним Регулятором.

— Сингапурским?

— Да. И есть соглашение об экстрадиции, — напомнила она.

— То есть, если что-то в моей декларации меняется, твой нынешний Регистратор берёт меня за мягкое место — и направляет запрос нашим?

— Да. И тебя как минимум препровождают сюда для дачи объяснений.

Понятно, что это делается через запрос в Прокуратуру, которая, в свою очередь, перепоручает полиции — но это метис и сам сообразит.

Неприятный сценарий.

— Понял. Хаяси-сан, я не думаю, что мы должны этого бояться.

— Объясни.

Честно говоря, его ответ уже снял с её плеч целую гору. Однако почему-то хотелось послушать и подтекст — в непродуманность и наивность странного стажёра логистики теперь не верилось.

Разумеется, его ещё ждёт очень плотная беседа с Хонокой по возвращении (надо же для начала выяснить рамки такой необычной компетенции, как и источники), но сейчас пусть скажет хоть что-то.

— Если деньги не заходят тебе, Хаяси Юто теряет свой пакет акций. Правильно?

— Да.

— Долю в компании, положение, далее по списку — тоже теряет, так? Как бы не вместе с семьёй?

— Примерно. Не до уровня «вдрызг», но…

— Другого источника денег нет, правильно?

— Да.

— Ну всё! О чём спорить, если вариантов всё равно нет? Займодатель, сработай ТВОЁ опасение, зла держать не будет. — В следующую секунду Решетников словно спохватился. — О, ты меня в их группу добавила. Давай, я прямо там в течение пяти минут этот вопрос подниму? Честно и откровенно?

— М-м-м.

— Они мне ответят — пришлю тебе перевод?

— Не надо перевода, у меня рядом есть человек с языком. Пусть просто ответят.

— Делаю, — Решетников отключился и дисциплинированно набрал петицию на полтора листа в известном чате с такой скоростью, словно был роботом.