Но осенью 1940 года профессор Персиваль Годлиман присоединился к подразделению, именовавшемуся МИ-5. Он явился на службу в здание военного ведомства на Уайтхолле холодным сентябрьским утром после ночи, проведенной за тушением зажигательных бомб в восточном Лондоне, – налеты немецкой авиации становились все более интенсивными, и, как многие другие, он стал добровольным помощником пожарных бригад.

В мирное время военной разведкой занимались профессионалы, хотя в такие периоды, с точки зрения профессора, шпионаж терял всякий смысл. Однако сейчас в нее толпами устремились дилетанты, и, к своему удивлению, Годлиман обнаружил, что знаком с доброй половиной сотрудников МИ-5: в первый же день он встретил там юриста, с которым состоял в одном клубе, искусствоведа – они вместе заканчивали колледж, архивиста из его собственного университета и еще автора своих любимых детективных романов.

В десять утра его провели в кабинет полковника Терри. Тот уже находился здесь несколько часов, судя по двум пустым пачкам из-под сигарет, валявшимся в мусорной корзине.

– Мне теперь величать тебя «сэр»? – сразу же спросил Годлиман.

– Мы здесь обходимся без особых церемоний, Перси. Зови меня дядей Эндрю, если хочешь. Присаживайся.

Однако в глаза бросалась военная выправка Терри, на которую Годлиман обратил внимание при их последней встрече в «Савое». Он больше не улыбался и, как заметил Годлиман, время от времени беспокойно посматривал на кипу непрочитанных сообщений на своем столе.

Терри посмотрел на часы и сказал:

– Сейчас я коротко обрисую тебе картину, то есть закончу ту небольшую лекцию, которую начал тогда за обедом.

– И на этот раз у меня хватит терпения тебя выслушать, – улыбнулся Годлиман.

Терри закурил еще одну сигарету.

– Шпионы Канариса в Великобритании оказались в большинстве своем людьми совершенно никчемными – Терри действительно возобновил разговор так, словно они прервались на пять минут, а не на целых три месяца. – Типичный пример – Дороти О'Грейди. Ее поймали, когда она перерезала военные телефонные кабели на острове Уайт. Свои донесения, написанные симпатическими чернилами вроде тех, что продаются в магазинах шутейных товаров, она отправляла в Португалию.

Новая волна агентов стала прибывать в сентябре. Перед ними ставилась задача провести разведку местности перед высадкой немцев в Великобритании – нанести на карту участки побережья, удобные для причаливания; поля и дороги, где могли бы приземлиться планеры с войсками; линии противотанковых заграждений; дорожные посты проверки документов и участки, обнесенные колючей проволокой.

Все эти люди оказались небрежно подобранными, наспех обученными, неверно проинструктированными и снабженными никуда не годным снаряжением. Характерной оказалась четверка, высадившаяся в ночь со второго на третье сентября: Мейер, Кибоом, Помс и Вальдберг. Кибоом и Помс приземлились в районе Хита, где их тут же задержал рядовой Троллеруэйем из Сомерсетского пехотного полка, наткнувшийся на эту парочку в песчаных дюнах, где они копошились в грязи во время высокого прилива.

Вальдберг оказался единственным, кто успел послать в Гамбург радиограмму:

ПРИБЫЛ БЛАГОПОЛУЧНО. ДОКУМЕНТЫ УНИЧТОЖИЛ. АНГЛИЙСКИЙ ПАТРУЛЬ В 200 МЕТРАХ ОТ БЕРЕГА. ПЛЯЖ ОБТЯНУТ КОРИЧНЕВОЙ ЗАГРАДИТЕЛЬНОЙ СЕТКОЙ. ПАССАЖИРСКИЕ ВАГОНЫ В 50 МЕТРАХ. МИН НЕ ОБНАРУЖЕНО. СОЛДАТ МАЛО. НЕДОСТРОЕННЫЙ ДЗОТ. НОВАЯ ДОРОГА. ВАЛЬДБЕРГ.

Из этого послания явствовало, что он не только понятия не имел, где находится, но даже не имел кодированных позывных. О качестве его подготовки говорил тот факт, что он даже не знал правил продажи спиртного в Англии. Заявившись в паб в девять утра, он потребовал налить ему кварту сидра.

Годлиман при этом захихикал, но Терри жестом остановил его – мол, то ли еще будет!

– Хозяин паба, не будучи дураком, попросил его вернуться к десяти. Причем посоветовал потратить час на осмотр местного собора. И, что самое удивительное, ровно в десять Вальдберг как штык вернулся в паб, где его уже поджидали два местных полицейских на велосипедах.

– Как анекдот из радиопрограммы «И это снова он!» – заметил Годлиман.

– Мейера задержали несколько часов спустя. В течение следующих двух недель подобным образом обезвредили еще одиннадцать таких же агентов, причем большинство – сразу после приземлении на британской земле. Почти всех ожидает теперь виселица.

– А почему почти всех? – спросил Годлиман.

– Потому что двоих передали в нашу секцию Б1А. Я еще вернусь к этой теме, – ответил Терри. – Еще несколько человек немцы направили в Ирландию. Одним из них оказался Эрнст Вебер-Дроль, хорошо известный цирковой артист, у которого в Дублине осталось двое незаконнорожденных детишек, – он когда-то выступал там в шоу «Самый сильный человек в мире». Его арестовали ирландские пограничники, оштрафовали на три фунта и передали нам в секцию Б1А.

Германа Гетца по ошибке забросили в Северную Ирландию, где его сначала до нитки обчистили бойцы Ирландской республиканской армии, потом ему пришлось в теплом нижнем белье переплыть реку Бойн, а закончил он тем, что добровольно принял пилюлю с цианистым калием, которую ему выдали на случай ареста. При нем нашли фонарик с надписью «Изготовлено в Дрездене».

– Ты спросишь: если этих клоунов так легко ловить, то зачем мы привлекаем к этому делу таких башковитых людей, как ты? По двум причинам. Во-первых, мы не можем установить, скольких агентов нам выявить не удалось, и во-вторых, чтобы заниматься с теми, кого мы не отправляем на виселицу. Именно здесь мы и затронем тему секции Б1А. Но начать свой рассказ мне придется с того, что произошло в 1936 году.

Альфред Джордж Оуэнз был инженером-электриком, работавшим на компанию, выполнявшую в том числе и государственные заказы. В 1930-х годах он несколько раз побывал в Германии и добровольно поделился с Адмиралтейством кое-какой технической информацией, которую собрал там. Военно-морская разведка передала его дело в МИ-6, где Оуэнза стали использовать как агента. Примерно в это же время его завербовал абвер, о чем МИ-6 вскоре узнала, перехватив его письмо на известный нам подставной адрес в Германии. Стало очевидно: этому человеку просто не знакомо такое понятие как «преданность», ему просто хотелось быть шпионом. Мы дали ему оперативный псевдоним Снежок, а немцы называли его Джонни.

В январе 1939 года Снежок получил письмо, в котором содержались: 1) инструкция по пользованию радиопередатчиком; 2) квитанция из камеры хранения на вокзале Виктория.

Его арестовали на следующий день после объявления войны и вместе с передатчиком, который он получил на вокзале по багажной квитанции, поместили в Уандсуортскую тюрьму. Оттуда он продолжал поддерживать связь с Гамбургом, но только теперь все его радиограммы писались под диктовку секции Б1А подразделения МИ-5.

Абвер вывел его на связь с еще двумя германскими агентами в Англии, которых мы немедленно взяли под стражу. Он также получил коды и все необходимое для выхода на связь, и это, само собой, оказалось для нас очень ценно.

За Снежком последовали Чарли, Радуга, Лето, Бисквит, а в конечном итоге целая небольшая армия агентов, поддерживавших регулярный контакт с Канарисом и пользовавшихся его полным доверием, хотя все они находились под контролем британской контрразведки.

И в какой-то момент в МИ-5 начали подумывать о почти невероятном, но весьма перспективном проекте: взять под свой контроль и манипулировать всей сетью германской агентуры в Великобритании.

Превращение шпиона в двойного агента, вместо того чтобы просто вздернуть его на виселице, дает два важнейших преимущества, – продолжал развивать свою мысль Терри. – Поскольку враг считает своих шпионов действующими, он не пытается засылать вместо них новых, которых нам, возможно, не удалось бы перехватить. И, учитывая качество информации, поставляемой нами агентам для передачи, у нас появляется возможность водить противника за нос и снабжать его стратегической дезинформацией.