Дерата погрузилась в сон, настолько близкий к этой границе, что, с одной стороны, она знала, что спит, а с другой – воспринимала происходящее как реальность.

Дерата брела по глубокой долине, покрытой белым нехолодным туманом. Ей было хорошо (путь, как ни странно, был ей знаком), туман передвигался вместе с ней, защищал ее и дарил покой. Было неважно, куда она идет, главное – она шла, шла именно этим путем и именно в это время.

«Это как сон», – подумала Дерата во сне.

«Тогда пусть этот сон будет хорошим, – прошептало нечто внутри ее, – отдайся на волю сна…»

Путь был далеким, долина казалась бесконечной. Дерата заметила, что идет босиком. По холодной, влажной и мягкой траве.

Туман охватил ее плотнее, проник под платье, приятно холодил разгоряченную долгой ходьбой кожу.

«Как ты красива, – прошептал блестящий туман. – Я хочу ощущать тебя всегда, вот так, как сейчас. Всегда быть так близко к тебе. Ты меня чувствуешь?»

«Да», – прошептала во сне Дерата и повернулась на другой бок. Она знала, что повернулась, и одновременно продолжала идти по долине. Ей казалось, что она парит над ней, как будто ноги ее не касаются земли. Словно ее несет за собой туман. Тело двигалось навстречу его нежности и ласке, она все больше расслаблялась и при этом испытывала новые, доселе не изведанные чувства, которые ее возбуждали и заставляли желать их больше и больше. Ей было холодно и жарко одновременно, волны пота катились по коже, заставляя ее дрожать.

«Еще, – шептал туман. – Я хочу стать частью тебя, быть в тебе, течь по твоим жилам, как кровь, чтобы обладать тобой в полной мере. Ты меня хочешь?»

«Я хочу тебя», – отвечала Дерата. Она стонала во сне, но не просыпалась. Все глубже погружалась в сон, не желая возвращаться. Ей хотелось парить, она раскинула руки, заметила, что летит вверх, и опустила их…

Она чувствовала, как ее уносит туман, погружаясь все глубже в ее кожу, обдавая холодом и жаром, заставляя бушевать ее кровь, растекаясь по всему телу, пока…

…яркий свет, как горящее ядро, врезавшееся в крепостную стену, не разрушил сон. Она почувствовала боль и сладкую истому одновременно, услышала свой голос, свой резкий крик, – и сознание ее полностью отключилось.

А под Галереей шепота Марела Добросердечная, жрица Дракона, без чувств упала на пол в своей комнате, на лице ее застыл ужас.

Пришли осенние бури и дожди. Погода вполне соответствовала настроению Дераты. После отъезда Руорима отец с ней практически не разговаривал. Он достаточно хорошо знал дочь, и ей это было известно. Дерата не сомневалась, что он догадался о ее попытке выиграть время. Дабы лишить ее возможности предаваться размышлениям, он нагружал ее самыми разными делами внутри крепости. Теперь она не могла и шагу ступить бесконтрольно, а обязанностей оказалось столько, что ни на что больше сил не оставалось. Пару раз Марела пыталась поговорить с ней с глазу на глаз, но, как ни странно, им все время что-то мешало. Дерата не обратила на это внимания. Она была слишком занята своими мыслями.

Когда с деревьев облетели почти все листья, приблизился срок принятия решения. Но Дерате повезло. Дармос Железнорукий получил послание, в котором Руорим объявлял, что задерживается, потому что у него остались кое-какие дела.

– Ты читала его письма? – спросил Дармос, после того как сообщил дочери новость.

– Да, – недовольно ответила Дерата. – Готова поспорить, что их составлял его писец, потому что подобный слащавый любовный бред не может иметь ничего общего с Руоримом.

– Откуда ты знаешь? Ты ведь почти с ним незнакома.

– Удивительно тонко подмечено, отец, и при этом ты требуешь, чтобы я перешла в полное его распоряжение!

Это был первый за последнее время более или менее серьезный разговор, и он тут же превратился в ссору. Разгневанный Дармос вскочил:

– Я запрещаю тебе говорить со мной в таком тоне! Хоть ты и моя дочь, но все равно обязана выказывать мне уважение! Как и все остальные. Я повелитель этой крепости, моя обязанность – смотреть далеко вперед и обеспечивать благополучие народа. Если бы твоя мать когда-то была столь же разборчива, как ты…

Глаза Дераты потемнели.

– Не трогай мою мать, – сказала она тихим голосом, в котором таилась угроза.

Дерата почти забыла мать, потому что та умерла, когда ей было всего четыре года. Но прекрасно помнила нежность и счастье, которые она дарила ей. Ее мать (тоже из рода шейканов) была не воином, а целительницей. Стоило ей прикоснуться – и больной выздоравливал и душой, и телом. Ее внезапная, необъяснимая смерть потрясла Шейкур и на долгое время погрузила Галерею шепота в молчание.

Дармос схватился за грудь, лицо его искривилось, как будто у него вдруг заболело сердце.

– Уходи, – с трудом произнес он. – Мы с тобой все обсудили. Ты сделаешь, как я тебе скажу, ради благополучия нашего народа.

– Отец, прошу тебя, не будь таким жестоким, – попросила Дерата. – Мы с тобой не договорили. Я уважаю и почитаю тебя, ты это знаешь, но не могу поступить по-твоему, потому что это неправильно. Руорим преследует собственные цели. Наш народ ему безразличен. Он собирается меня купить, потому что я ему зачем-то нужна. Я хочу это выяснить и выясню, и тогда ты поймешь, что я права. – Помолчав, она добавила: – Я тоже имею право на уважение, отец, по законам шейканов я достигла совершеннолетия и самостоятельна в своих решениях. Это родовое право Драконокровных.

Дармос Железнорукий глубоко вздохнул. И отвернулся.

– Уходи, – повторил он.

Дерата подчинилась. Гордость не позволила ей опуститься до упрашиваний.

По дороге в свои покои она вдруг потеряла сознание.

– Что случилось? – Дерата подскочила и в смятении закрутила головой. – Почему я лежу в кровати?

– Все хорошо, детка. – Марела Добросердечная помогла Дерате опуститься на подушку. – Ты лишилась сознания. Тебя обнаружил Слухач, принес сюда и позвал меня.

Слухач – взрослый, но умственно отсталый сын Марелы. Он, по разуму напоминавший ребенка, не мог как следует говорить, но волка слышал на расстоянии тридцати миль.

– Дерата, наконец-то мы оказались наедине, так что теперь я могу с тобой поговорить, – серьезным голосом сказала Марела. Она заменила Дерате мать и была ее давней подругой, воспитателем и учителем. – Я пыталась уже несколько недель, но мне так и не удалось.

– Надо было просто прийти ко мне, – возразила удивленная Дерата.

– Дерата, – мрачно сказала Марела, – у меня были видения, которые меня очень пугают, и все они связаны с тобой. Боюсь, мои предупреждения тебе уже не нужны, слишком поздно. Но прежде чем начать свой рассказ, я должна задать тебе вопрос.

Желудок Дераты судорожно сжался.

– Я больна? – прошептала она озабоченно. Шейканы болели крайне редко; кровь дракона в их жилах делала их выносливыми, сильными и нечувствительными к простым ядам. Они выдерживали нагрузки, которые были не под силу обычному человеку.

– Совсем наоборот, – возразила целительница. – Ты беременна.

– Что? – Дерата снова подскочила и схватила подругу-мать за руку. – О чем ты говоришь? У меня не может быть ребенка, я ведь еще ни разу… – От возмущения она замолчала.

Лицо Марелы помрачнело.

– Подумай, – попросила она. – Не было ли никакого… один из наших красивых юношей?…

– Почему ты мне не веришь? У меня никого не было, Марела, ты наверняка ошибаешься.

Целительница глубоко и озабоченно вздохнула:

– Я не могу ошибаться. Разве ты сама не заметила, что в тебе кое-что изменилось?

– Заметила, но не придала этому значения, – призналась Дерата. – Женские слабости – не удел воина, Марела. Особенно сейчас, когда я в ссоре с отцом, я не имею права… – Голос ее зазвенел, договорить фразу она не смогла, побледнела, заподозрив страшное: – Марела, не думаешь же ты?…

– Именно этого я и боюсь, – призналась Марела. – Во всех подробностях расскажи, что происходило перед отъездом Руорима. А потом мы должны совершить обряд заклинания, потому что я вижу некоторые связи, и это меня сильно пугает. Если я права, Руорим вынашивает темные планы…