Лиза глубоко затягивается и выдыхает.

– Ну да. А что?

Она как будто готовится защищаться. Наверное, потому что было очевидно: Ба не увольняла Лизу – почти семь лет – не потому, что она такой замечательный работник. Я бы даже сказала, Лиза то приходила, то уходила, пытаясь справиться с алкогольной зависимостью, очередным никчемным парнем и даже парой месяцев без крыши над головой. Доброта Ба, оправдываемая верностью давно умершей подруге, была мне непонятна.

– А она… Она обо мне когда-нибудь говорила? Твоя мама. Когда-нибудь говорила о моем удочерении?

– Она тогда уже умерла.

– Что? Мне так жаль… ты тогда была еще совсем ребенком?

– Мне было четырнадцать, да.

– Ого.

– Почему ты об этом спрашиваешь? – Лиза тушит сигарету о каменную стену и кашляет, прочищая горло.

– Просто было интересно. Узнать про своих родителей.

– Элизабет тебе ничего не рассказывала?

Я пожимаю плечами.

– Да нет. Название агентства, и все.

– И ты никогда не пыталась выяснить?

Я медлю.

То самое письмо.

Больно вспоминать, как детское любопытство выросло до тревожной необходимости понять, кто я и откуда.

– Было дело, – выдыхаю я, чувствуя, как падает камень с души. – Я написала запрос в агентство, когда мне было шестнадцать.

Лиза кутается в свой кардиган от весеннего холода.

– И как?

– Ответа не было. Я тогда подумала, что они не хотели или не могли мне ничего рассказать.

Лиза пожимает плечами и смотрит на городские крыши:

– Не знаю, как это работает.

– А через два года я нашла свое письмо у Ба в ящике стола. Неотправленное.

Сейчас я рассказываю эту историю спокойно, а тогда чувствовала себя глубоко преданной. Да и сейчас чувствую.

Лиза хмурится.

– То есть?

– Она, наверное, забрала его из ящика и не послала.

– Ты ее об этом спрашивала?

– Да. Она сказала: «Лучше тебе не знать, Келси».

Воспоминание обжигает. Разочарование Ба. Загадочные, зловещие слова о Письме. Ощущение, что во мне, моем прошлом или моей семье скрывается что-то по-настоящему ужасное.

– Она права.

Я поворачиваюсь к Лизе и жду продолжения.

– Ба – твоя мать, Келси. Она тебя вырастила. Вот что важно. – Обычно грубая, Лиза кажется мягче. – Ты должна быть благодарна. Не всем так везет.

Я киваю.

– Я знаю. Ты права. Но иногда мне тяжело. Не знать… – Я провожу пальцами по рассыпающемуся камню и продолжаю тише: – Когда я была маленькой, я придумывала всякие истории про мое прошлое. О том, кто я такая.

– Типа, что тебя подменили при рождении?

Я смеюсь.

– Что-то в этом роде, да.

– Ну, Элизабет говорит, ты всегда была рассказчицей. – В ее тоне чувствуется снисходительность. – Всегда пыталась сбежать в свои книжки.

– Да, это бессмысленно. Кроме того, если моя мать от меня отказалась, стоит ли мне ее знать?

Она пожимает плечами, достает еще одну сигарету, зажигает.

– Почему ты об этом сейчас задумалась? У тебя и без того хлопот полон рот.

Тут она тоже права. Время, потраченное на размышления о моих биологических родителях или о выдуманном таинственном саде – это время, которое можно было бы потратить на решение нашей проблемы.

– Все так. Я не рассказчик, я владелец книжного магазина. И я борюсь за свой маленький независимый бизнес против жадности корпораций, онлайн-обезличивания и бездумных алгоритмов.

Лиза улыбается, но грустно.

– Вау, ты себе не изменяешь. Даже это предложение загнула, будто ты Дон Кихот, сражающийся с мельницами.

– Лиза, это что, литературная отсылка? – Я ухмыляюсь. – Неужели Книжный на Каштановой улице забирается тебе в голову?

– Не надейся. Покупательница сегодня сказала эту фразу, а потом ей пришлось мне объяснить, что к чему.

– Ну, я пока не сдаюсь. Мы еще поборемся.

– А про родителей? Будешь искать дальше? – Лиза говорит спокойно, но тело ее напряжено. Может, ее мама все-таки что-то знала? А Лиза не говорит мне из верности Ба? Или еще хуже – она шантажирует Ба, чтобы та ее не уволила?

И почему я никогда больше не пыталась? Прошло десять лет с тех пор, как я нашла неотправленное письмо. Я последовала совету Ба и держалась подальше от этой темы, но сейчас Ба на моих глазах угасает…

Я трясу головой и отталкиваюсь от стены.

– Нет. Нечего искать. Я должна спасти свой Книжный.

Полтора часа спустя я жду Остина в полутемном фойе ресторана «Les Trois» и чувствую себя нехорошо.

На мой вкус «Les Trois» слишком пафосное место. Сегодня мне хочется чего-то привычного, панини или макароны в сливочном соусе с лобстером. Здесь же скорее подадут boeuf bourguignon или бифштекс по-татарски[6]. Но Остин пригласил – ему нравится водить меня в вычурные места, и надо бы быть благодарной.

Быстрый поиск в Интернете о реквизиции меня не обнадеживает. Формально процедура называется «изъятие», прецедентов довольно много. Термин звучит по-дурацки и снова напоминает мне о предупреждении Фрэнка Баума. В своей голове я уже произношу название с заглавной буквы, готовясь к Эпической Схватке с Изъятием.

Кажется, закон на стороне города. Все случаи, в которых суд выигрывали владельцы, касались только большей финансовой компенсации. Никому не удалось отстоять собственность.

Я не хочу компенсацию. Я хочу сохранить Книжную лавку. Мой дом.

Для этого мне понадобится адвокат.

В голове все еще роятся мысли о Саде и подсказки Ба. Может, загадочные гости действительно могли бы помочь – в конце концов, они подсказали продать раритеты в стеклянном шкафу. Но времени на догадки нет.

Смотрю на часы: 18:40. Остин опаздывает на десять минут. Это месть за мое вчерашнее молчание? Наверное, он не поверил в мое неубедительное оправдание: у меня так болела голова, что я забыла ему написать.

Пять минут, и я пойду попытаю счастья у ворот. Когда я вернусь, солнце почти зайдет – как когда я впервые заметила мерцающий свет.

О чем я вообще думаю?

В ресторан заходит пара, шепчут свои имена администратору, и она, улыбаясь, проводит их в зал. Я возвращаюсь к телефону и ищу более успешные случаи борьбы с Изъятием.

Еще две минуты и я пойду обратно, домой, к пустому участку. Нужно ли мне переодеться? Сейчас я в легком платье с цветочным узором. Интересно… Я не замечала, как похоже оно на то, что я носила в своем… сне.

– Мисс? – Администратор трогает меня за локоть.

– А?

– Кажется, ваш друг здесь.

– Что? О.

Остин стоит у входа в большой зал, склонив голову набок и вопросительно подняв брови.

– Ты идешь?

– Прости, не видела, как ты зашел.

И что это говорит о наших отношениях, если я не рада, что он пришел до того, как я собиралась уйти? Может быть, отношения тут ни при чем – я просто помешалась на таинственном саде.

Я подхожу к нему. Он кратко целует меня в щеку, и мы следуем за администратором.

– Хорошо выглядишь.

Я улыбаюсь.

– Спасибо, ты тоже.

Мы присаживаемся за стол со свечой, заказываем обед, после чего я стараюсь проявить внимание к своему собеседнику.

– Как прошел твой день?

Остин расправляет черную салфетку и аккуратно кладет ее на колени.

– Невероятно.

Я пью воду со льдом.

– Ты меня заинтриговал.

На самом деле нет. Остин занимается финансами, а меня это совершенно не увлекает. Пока Остин рассказывает о выгодной сделке, которую он провернул, я думаю о катастрофе, доставленной курьером. Я c усилием возвращаюсь к его словам, снедаемая виной. Мне надо заинтересоваться его работой так же, как он интересуется Книжным.