– Расскажи мне об Э. Как она меня взяла к себе. Почему она это сделала?

А. изучает мое лицо.

– Почему мы вообще что-то делаем? Полагаю, из любви. – Она смотрит куда-то за мое плечо, глаза вспыхивают. – О, это Г.? Я должна поздороваться.

И она ускользает, оставляя меня рядом со столом. Я бросаю взгляд на Ф. Могу ли я спросить, как его зовут?

Он улыбается мне, будто подбадривает, но заговаривает прежде, чем я успеваю открыть рот:

– Тебе не пора уходить?

– Уходить? – Я разочарованно выдыхаю. Он понял, что мне здесь не место? – Тут так… светло. Я хотела бы остаться.

– Да, так всегда и бывает, правда? Стоишь на пороге чего-то нового, и вдруг старая жизнь кажется такой чудесной, идеальной – и как ее оставить?

Здесь все говорят загадками? Или только писатели?

– На пороге?

Он поднимает бокал в сторону дальней части сада, в другой стороне от книжного, за освещенным факелами кругом. Где должна быть стена «Ритм и чудо».

– Конечно. Это лишь начало. Тебе предстоит зайти дальше.

Я стараюсь рассмотреть, что там за краем сада, или что может быть краем.

Вижу только кустарники, цветы и извилистую дорожку из серого камня со статуями по бокам. В глубине – только неизведанная темнота.

– Куда она ведет?

– Хм. Для каждого из нас по-своему, так ведь? Но, конечно, главное здесь – воображение.

Я улыбаюсь.

– Звучишь как Э. Но я стараюсь смотреть на вещи практичнее.

Я вру, конечно. Или выдаю желаемое за действительное.

– Чушь! Как ты думаешь, откуда у нас паровой двигатель? Телефон? Автомобили? Это все нужно было выдумать, прежде чем они стали реальностью. Люди с хорошим воображением – вот кто создает новое, изобретает, двигает прогресс!

– Может, вы и правы. – Я кладу в рот соленую оливку и раскусываю.

– Нет никаких «может»! Чтобы жить полноценно, мы должны пройти сквозь двери в более удивительный, чудесный мир. Шанс. Судьба. С таким не шутят.

Я делаю глубокий вдох, не зная, что сказать.

– Ну же, иди, – он кивает в сторону тропинки, ведущей во тьму.

– Простите?

– Надо пройти сквозь двери.

Значит, не метафора.

Но все это уже слишком. Я люблю тайные проходы, но ни за что не пойду в темный лес, даже если на его месте на самом деле должна быть стена.

– Я… мне нужно…

Ф. цыкает.

– Что нужно? Что может быть важнее?

– У Э. проблемы со здоровьем. Я должна проверить, как она. И в магазине дела плохи.

Он наклоняет голову, слегка нахмурившись.

– Все потому, что ты не знаешь, кто ты такая.

Я открываю рот, но не могу выдавить ни звука. Ф. знает меня? Может быть, даже моих родителей?

– Когда ты не знаешь, кто ты на самом деле, другие люди могут у тебя забрать. Забрать то, что является твоим. – Он трогает меня за плечо, подталкивая к краю сада. – Ты найдешь там ответы на все свои вопросы. Если осмелишься.

Он заставит меня идти туда?

Впервые за вечер я чувствую страх, порыв сбежать, хотя другая часть меня жаждет обрести найденное.

– Я должна идти, была очень… рада знакомству… то есть встрече.

Я разворачиваюсь от Ф., от стола.

Где же та скамейка, рядом с которой был мой вход?

Я стремглав бегу по буйной траве, но почти у самой скамьи я спотыкаюсь и падаю. Последнее, что я вижу в мерцании свечей – летящий в воздухе бокал и удивленный взгляд мужчины, которого Т. назвал моим поклонником.

Затем – темнота.

Из темноты меня зовет тихое, мелодичное птичье пение.

Я просыпаюсь медленно, пробираюсь с закрытыми глазами сквозь туман подсознания.

Вспоминаю. Сад. Я в волшебном мерцающем Саду.

Открываю глаза, чтобы найти птицу, поющую мне доброе утро – может быть, она слетела с ветвей величественного дуба?

Но я вижу только желтеющий потолок моей квартиры.

На мне снова домашние штаны, заляпанные краской, и старая толстовка. Платье с вышитыми цветами вистерии пропало.

Птичье пение – всего лишь будильник, звенящий все громче с прикроватной тумбочки.

Со стоном нашариваю рукой телефон и выключаю будильник.

Сон. Всего лишь сон.

Закрываю глаза ладонями и чувствую горячие слезы.

Почему я плачу?

Потому что сад казался настоящим, таким… целебным.

Странное слово, но оно первое приходит мне в голову.

Меня приняли в круг «настоящих» писателей. Сообщество людей, ценящих творчество и красоту. Мои люди. Как будто находишь оазис в пустыне. Изысканные блюда, принесенные подарки, ощущение вечности.

В саду я нашла все, что люблю. Алхимия, замешанная на моей крови: ностальгия и элегантность, загадки и любопытство. Радость и принятие.

Но я знаю, откуда они пришли.

Я скатываюсь с кровати, выхожу в гостиную и снова беру с полки «Таинственный сад». Затем вынимаю тетрадные листы. Растрепанный край страниц там, где раньше они крепились к пружинке, разваливается у меня в руках на маленькие квадратики.

Я сажусь на диван, как вчера читая первые строчки – неужели только вчера?

Давным-давно жила-была девочка-сиротка, растила ее бабушка, которая ей была вовсе не бабушка. Девочка не знала, кто она, но ей предстояло пережить множество приключений и увидеть много загадочных мест.

Первым местом, в котором она нашла Себя, был очень волшебный сад с волшебными людьми, которые ее любили.

И снова слезы. Я откладываю страницы и массирую онемевшими пальцами лоб, пытаясь стереть из мозга захватившее его за ночь сумасшествие.

Зачитанная до дыр книга о Мэри и ее таинственном саде. Страницы, написанные мной в десять лет. Плюс, Уильям упомянул эту историю, когда мы смотрели сквозь запертые ворота. Даже «Звездный фолиант», постоянно мозолящий мне глаза, – все это соединилось в одну иллюзию, убежище от реальности, где я могу быть кем-то еще. Келси, ты сходишь с ума.

Но что это был за сон! Никогда я не видела ничего подобного. Мои органы чувств и мои эмоции работали сообща, я помню все запахи и вкусы – не как в обычных, ускользающих обрывках видений.

Больше было похоже на пробуждение.

Я должна знать правду.

Засовываю ноги в кроссовки, не завязывая шнурки, несусь вниз сквозь книжный. Открываю дверь, лечу до железной двери и обеими руками пытаюсь ее открыть.

Если бы двери открывались отчаянием и надеждой, они распахнулись бы без усилий.

Вместо этого я всем телом влетаю в железные прутья.

Так и остаюсь, глотая горечь, вжатая в ворота.

Должен же быть ключ. Может, вчера кто-то открыл ворота, а потом запер снова?

Я просто не в себе. Это единственное объяснение. Почему еще я бегу обратно в магазин и хожу кругами вокруг кассы, закрыв глаза?

Где я видела ключ? Где-то на крючке.

Где же, Ба, где?

В детском отделе.

Я включаю свет по всему магазину, помещение наполняется шипением галогеновых ламп.

Вскоре я уже пробираюсь между шуб в платяном шкафу и бегу сквозь Нарнийский лес в комнату, где мои юные писатели хранят свои тетрадки на пружинках, заполняя их мечтами, которые могут оказаться реальностью.

Вот здесь стена с «диковинками», как она их называла. Пара дюжин безделушек, купленных в антикварных магазинах и выловленных из ящиков с реквизитом, скопившихся за шестьдесят лет истории Книжной лавки на Каштановой улице. Ба сама повесила ржавый железный ключ на крючок.

«Никогда не знаешь, что он может открывать», – сказала она тогда, хитро улыбаясь.

Знала ли ты, что он открывает? Помнишь ли до сих пор?

Я хватаю ключ и бегу обратно сквозь Нарнию и Книжный на улицу.

Дрожащими руками вставляю ключ в замочную скважину ворот, не дыша.

Подходит. Поворачивается.

Щелк.

Дверь открыта. Я снова пробираюсь сквозь заросли травы и плющ к волшебному саду

Но никакой магии здесь нет.