Дети никогда не встречали Ба, но я столько ее описывала – энергичную богемную старушку, сражающуюся с «человеком» своей поэзией, – что они будто бы знакомы.

– Она дружила с лучшими авторами двадцатого века. Некоторые даже устраивали здесь автограф-сессии. Уильям Фолкнер, Айзек Азимов, даже Роальд Даль.

– «Чарли и шоколадная фабрика», – улыбается Лили. – Я в детстве очень любила эту книгу.

– Не удивительно. – Я толкаю ее локтем. – Ты странненькая.

– А вы здесь тогда уже работали? – Алехандро спрашивает серьезно.

– Ай, Алехандро! Как ты думаешь, сколько мне лет?

Он ухмыляется и пожимает плечами:

– Двадцать?

Я смеюсь.

– Вывернулся, молодец. Нет, мне на прошлой неделе исполнилось двадцать девять, если вам так важно знать. – Признание нелегко мне дается. Надвигается цифра тридцать, издеваясь над моими скромными достижениями. – Все эти мужчины умерли до моего рождения.

– А женщины? Были знаменитые писательницы? – Саанви наклоняется вперед, будто ответ значит для нее все.

– Конечно, за всю историю литературы было много знаменитых писательниц, но я не уверена, что кто-то из них раздавал здесь автографы. Придется тебе быть первой, Саанви.

В темных глазах загорается искорка. Вызов принят.

– Мисс Келси, а ваши родители тоже знали знаменитых писателей?

Я сжимаюсь в комок.

– Хм-м, вот этого я вам еще не рассказывала. – Я шевелю бровями. – У меня нет родителей.

Тишина за столом.

Я преувеличенно подмигиваю, чтобы снять напряжение.

– Загадочно, правда? Вдруг я вылупилась из яйца? Или прибыла с другой планеты?

Дети неловко улыбаются, понимая, что больше из меня не вытянут.

Ящик в столе Ба, письмо, запрятанное на самое дно…

Будто по команде детский отдел заполняет громогласная сирена.

Через секунду врывается Лиза.

– Келс, срочно. У нас проблемы.

На улице авария?

– Скоро вернусь, ребята. Пишите пока.

Я следую за Лизой по коридору.

– Что случилось?

– Наводнение.

Мы у входной двери – и правда, по Каштановой улице течет поток воды, лишь на пару сантиметров ниже тротуара.

– Что… Откуда? – Я выбегаю из магазина, Лиза за мной.

Слышна сирена, из пожарной машины выпрыгивают спасатели.

Я делаю вдох и поворачиваюсь проверить свое здание, затем «С иголочки», даже частично разобранный вьетнамский ресторан по другую сторону магазина винила. Где-то пожар?

Уильям стоит на тротуаре.

– Магистральную трубу прорвало, – кричит он. – Строители что-то сломали, кажется.

Вода заливает тротуар, и Уильям уходит в магазин.

Потоп течет к Книжной лавке, но поворачивает в углубление у подвального окна.

Я лечу к окну и смотрю вниз: вода заполняет укрепленное металлом углубление – как и каждый раз, когда идет дождь. Но в этот раз воды слишком много, а пломбам на окнах несколько десятков лет. Через минуту вода начинает просачиваться внутрь, а с улицы поток не успокаивается.

– Подвал! – Я бегу к двери, слыша шаги Лизы за мной.

Лестница в подвал книжного находится в задней части магазина, поэтому я добираюсь к ступенькам уже выдохшись. Я спускаюсь в подземелье – хранилище под зданием.

Куда пропала Лиза?

Не поддаваясь раздражению, я бегу через весь этаж к окнам, сквозь которые уже сочится вода, разливаясь масляной пленкой по полу. Вода тянет скользкие пальцы к коробкам со старыми документами и записями: часть из них относятся к книжному, остальные принадлежат временам, когда здесь еще был театр.

Я начинаю хватать коробки, оттаскивая их назад, подальше от воды. В подвале нет полок, никаких возвышений. Надеюсь, воду скоро перекроют.

Спустя несколько мгновений сзади раздается громоподобный звук – и рядом со мной оказываются семь подростков и Лиза.

– Чем помочь, мисс Келси?

– Коробки! Тащите их к задней стене подвала, как можно дальше.

Дно одной из коробок рассыпается у меня в руках, роняя на пол пачки пожелтевших листов.

Джэ и Саанви помогают подобрать их и унести подальше от воды, в другой конец подвала.

Фотографии актерских трупп разных лет, газетные вырезки с отзывами на старые постановки. Провожу пальцами по верхней картинке. Может, обществу любителей истории они будут интересны? Мы с Ба зря оставили их плесневеть.

Двадцать минут спустя вода едва течет, коробки в безопасности. Наша группа поднимается обратно.

Я стараюсь занять детей чем-то в оставшееся время, но в голове слишком много мыслей о «реквизировании», ущербе от воды, налогах. Что еще пойдет не так? Нужно будет починить окна – еще одна статья расходов.

Лучше бы «Волшебнику страны Оз» продаться быстрее, и за «хорошенькую сумму».

Но могу ли я не отдавать городу магазин?

Вскоре после того, как мы возвращаемся в детский отдел, время нашего урока подходит к концу. Ученики забирают рюкзаки, и я провожаю их из Нарнии в настоящий мир, до входной двери. Я приобнимаю каждого и напоминаю, что сочинения должны быть готовы к следующей неделе.

Серьезная тихоня Оливия задерживается.

– Мисс Келси, можно вопрос?

Я киваю и жду.

– Почему у вас есть Ба, но нет родителей?

Я сжимаю пальцами переносицу. Предчувствие головной боли давит на глаза.

– В другой раз расскажу, Оливия.

Когда за последним учеником закрывается дверь, я оборачиваюсь и вижу, как Лиза запихивает мусор в черный мешок.

– Не понимаю, почему ты не расскажешь им правду.

– Это и есть правда.

Наконец-то пять часов! Я переворачиваю табличку на двери с «Когда-то, давным-давно…» на «Конец» и с облегчением закрываю замок.

Весь день у меня не было времени изучить ситуацию с реквизированием, и я начинаю жалеть о том, что перенесла ужин с Остином на сегодня, но отказываться сейчас будет невежливо. Может, получится распрощаться пораньше и вернуться домой, чтобы поискать выход.

Лиза закончила на пару минут пораньше, чтобы выкурить сигарету на крыше, прежде чем уйти.

Я поднимаюсь по лестнице до своей квартиры, затем на крышу – задать вопрос, весь день маячивший у меня в голове сквозь туман катастроф.

В середине дня прошел краткий дождь, во второй половине снова вышло солнце. Крыша из гудрона и гравия еще хранит немного тепла.

Лиза смотрит на город, оперевшись на парапет.

Прежде чем присоединиться к ней, я подхожу к восточной стороне здания и заглядываю вниз, на пустой участок.

Как и ожидалось, только сорняки и мусор от книжного до разрушающейся стены «Ритм и чудо». По левую руку от меня – Каштановая улица, по правую – задняя стена музея и переулок.

Я отталкиваюсь от ограждения и иду к Лизе, не обращая внимания на жалкие горшки, где в прошлом году я выращивала бархатцы и петунии рядом со старым раскладным стулом из дома Ба. После роскоши воображаемого сада неухоженные однолетники будто бы насмехаются над моими полуусилиями и забытыми увлечениями.

Лиза поворачивает голову, когда я подхожу, и протягивает пачку сигарет.

– Нет, спасибо.

Она пожимает плечами, прячет пачку в карман неопрятного кардигана и выдыхает тонкую струю дыма через нос.

– Подумала, что если ты когда и начнешь, то сегодня.

Я облокачиваюсь на стену и осматриваю вид. Склонившееся над городом солнце на той стороне улицы раскрашивает крыши в цвет пламени.

Лиза качает головой.

– Если бы у меня были деньги, я бы нашла тебе адвоката или что-то такое.

– Я ценю порыв.

Лиза – хороший человек, несмотря на то, что жизненные передряги ее потрепали. Сколько лет из своих сорока с чем-то она была счастлива?

– Я тут подумала. Твоя мама и Ба были близки, так ведь?