За короткое время его помощники связались с архивами министерства обороны, затребовав оттуда по факсу характеристики Машукова с мест его службы, документы о награждениях за участие в Афганской и Чеченской войне и прочие лестные выдержки из дела. Обычно на это могли уйти месяцы, но пронырливый адвокат обзавёлся нужными контактами, чтобы во много раз ускорить дело.

Другой помощник Петрова тем временем съездил в военный городок, где жил Денис, и добился, чтобы все соседи Машукова в подъезде подписались под характеристикой, что бывший капитан — уважаемый человек, примерный семьянин, непьющий и спокойный. Я и сам поучаствовал, прямо в машине написав характеристику Машукову, как об образцовом сотруднике.

Так что у следователя Чеботаря не было никакой возможности сдержать такой мощный напор. Петров настаивал, что нет никаких оснований для заключения под стражу, а само задержание прошло с нарушениями. Кроме того, прямых улик и свидетельских показаний тоже не было, и единственная зацепка — та давняя история в Афганистане.

Следователь Чеботарь в конце концов сдался и с недовольным видом уступил, Дениса выпустили.

Этот раунд остался за нами, хотя я понимал, что не будь у меня таких денег на оплату дорогого адвоката, следак раскручивал бы это дело до конца.

Но связано ли это с наездами на нас или это что-то другое? Пока неизвестно, но скоро мы это выясним. Пока же, раз Денис освободился и может работать, нам надо заняться агентом и жучками.

Через два дня я сидел на комбинате в кабинете, который должен был стать моим, но пока он был забит кучей бумаг. Стопки цеховых журналов, от которых несло пылью, отдельные пачки заявок, толстенные подшитые папки и просто грязные смятые листы, валяющиеся повсюду.

На старом столе, стоящем у окна, этих бумаг была целая гора. Всё в бумагах, многие из которых лежали в этом месте ещё с советских времён, когда комбинат работал. Ну или это китайцы, которые делали ремонт в здании, сбросали всё сюда, чтобы не мешалось, и все стопки быстро покрылись пылью.

С этим надо что-то делать, ведь при виде этого огнеопасного нелегального «архива» любой пожарный инспектор моментально выпишет нам кучу штрафов.

Я делал вид, что планировал, куда поставлю новый стол, но думал о той фуре, которая нужна Ремезову, ведь она должна прибыть сегодня или завтра. Агент об этом узнать не должен, так что я, Лёня, Женя и Слава искали его. Благо, подозреваемых было не так много. Мы сошлись на том, что агентом точно должен быть тот, кто устроился на работу недавно, и некоторые из них вызывали сильные опасения, что они работают в РУОП.

Лёня, которому сегодня было полегче с шеей, приехал вместе со мной, чтобы сделать последние проверки, а сейчас доказывал, что уже нашёл крота, просто посмотрев бумаги. Слава пошёл кое-что проверить с этим кандидатом, Женя листал стопку тех.карт, а я слушал доводы бывшего опера.

— Этот Игорь служил в армии, — продолжал Лёня, усевшись на кипу журналов передачи смен. — В горячих точках он не бывал, но для простого срочника у него очень хорошая стрелковая и рукопашная подготовка.

— Он даже меня опрокинул в зале, — вставил Женя.

— Потому что ты вечно психуешь, когда идёт спарринг, — сказал я. — Из-за этого делаешь много ошибок. Не аргумент. И кроме того, парни, внедрённым агентом может быть не действующий сотрудник органов, а обычный человек. Ты же говорил, Лёня.

— Да, — он вздохнул. — Ещё могут внедрять лиц, оказывающих конфиденциальное содействие оперативным подразделениям органов внутренних дел, — заметив недоумевающий взгляд Жени, Лёня добавил: — Стукачей, Женя. Стукачей. Но тут я думаю, что это действующий сотрудник. Макс, ты видел его трудовую?

— Я всё в кадрах взял, — я потянулся к своей папке и достал оттуда тонкую стопочку серых трудовых книжек. — И посмотрел их сам ещё раз.

— Да, вот как раз я про это. Этот Игорь — самый старший среди всех нанятых в январе. Он закончил школу в 87-м, ушёл в армию и дембельнулся в 89-м, — Лёня пошарился в стопке и нашёл его трудовую книжку. — А тут у нас чё?

— Первая запись, что работает у нас, — я кивнул. — До этого официально не работал. Понимаю, о чём ты хочешь сказать. Что он не работал два года после армии, а это в Союзе было… скажем так, необычно. Тогда почти все работали.

— Вот именно! Это сейчас человек может всю жизнь не устраиваться, перебиваться подработками. Нормальной же работы нету! А тогда, всё равно бы устроился куда-нибудь.

— И вот именно на это я обратил внимание, — я вытащил из папки справки об учёбе. — Он учился в институте после армии, а в 92-м его оттуда выгнали за неуспеваемость. Вот даже справка есть, он принёс. Поэтому и нет записей в трудовой. Он перебивался подработками. Ну или состоял в братве, но твой знакомый всех же пробивал по МВД, всё было чисто. Да и разрешительная система справки наводит, иначе не даст ему лицензию.

— Вот тут и оно, — Лёня оживился. — Смотри, справка выдана в феврале 92-го, вот даже дата стоит. Шарага эта называется институтом кооперации, экономики и права…

— Так и написано, — я показал на шапку справки.

— Но так он стал называться в 94-м, а до этого он был институтом кооперативной торговли! И при Союзе он так же назывался! Кооперага! Вот так на мелочах РУОП и палится. Подделали справку, говорю же. Взяли в первом попавшемся институте бланк и вписали свои даты, а название не сверили, какое тогда было. У меня племянник туда поступал, вот я и запомнил. Даже позвонил им сегодня, спросил, так и есть. Привыкли коллеги в банды людей внедрять, а вот когда официально пришлось устраиваться, вся легенда и посыпалась.

— В братве-то не заводят трудовые книжки, кхе! — влез Женя.

— А вот это уже серьёзно, — согласился я. — Тут ты меня убедил, Лёня.

— Вот значит, куда он делся после армии, ё-моё. Школа милиции и университет, а потом служба в органах. И вот, приехал из другого региона сюда, всё равно его никто не знает.

— Я понял. Что-то ещё есть?

— Он всем в жопу без мыла лезет, в друзья набивается, — сказал Женя после секундного раздумия. — Игорян же из Улан-Удэ приехал в начале января, но вопросы задаёт такие, будто всегда в Новозаводске жил. Так, между делом, спрашивает, кто Душмана порешил, кто Захара сдал, и даже про Фрола и Сазона вспомнил, прикинь? А кто этих двоих в Бурятии может знать? Это обычные бригадиры были.

— Согласен, — я кивнул.

— Я сначала внимания не обращал, но вот дядю Лёню послушал. И постоянно про тебя спрашивает, откуда Крюкова знаешь, откуда Черепа. Пацаны-то не говорят толком, ещё не привыкли к нему, но…

— Ладно, — я хлопнул себя по коленям. — Давай тогда работаем с ним. Лёня, Женька, давайте его подловим на чём-нибудь. Если точно он… пусть он отрабатывает две зарплаты, от РУОП и нашу.

Женя, услышав это, довольно засмеялся.

Проверка не заставила себя долго ждать, агент клюнул сразу.

Утром следующего дня в дверь моего пока ещё захламленного кабинета на комбинате постучали.

— Открыто, — сказал я, осторожно переступая через стопку журналов в картонных обложках.

Вошёл Женя и чихнул от пыли. За его спиной стоял ещё один человек, тот самый, которого мы вчера обсуждали. Но внутрь он не заходил, ждал.

— Ну и пылищи здесь, Волк, — сказал Женя, пробравшись ко мне, чтобы пожать руку, хотя мы сегодня виделись.

— Не говори, — согласился я. — Но место удобное, и из окна вид хороший, никто ничего не стащит. Главное ремонт здесь сделать, пока китайцы здесь. И сюда мониторы наблюдения поставить, вон к той стене. Но… сам понимаешь, что сначала надо сделать.

— Вот, кстати, — Женя усмехнулся и с хитрым видом мне подмигнул, потом продолжил громче, чтобы его было слышно в коридоре: — Ты же говорил, нужен надёжный человек, кто ещё не примелькался. Я его нашёл, — он набрал воздуха и позвал: — Игорь! Заходи!

Вошёл тот человек, невысокий, лет тридцати, с синими от постоянного бритья щеками, в новенькой форме охранника и с дубинкой на поясе. Огнестрела мы им ещё не давали, у них не было лицензии, новички пока проходили стажировку.