Йоко Сан
Небо для всех
© Йоко Сан, 2020
© Издательство «Алетейя» (СПб.), 2020
* * *
Памяти воинов Первой мировой войны
Спите, солдатики, спите, соколики.
Вам здесь простор и покой
Благословил вас Господь наш Всевидящий
Миротворящей рукой.
Русь защищая, ребята бывалые.
Долго дрались вы с врагом
Спите, родимые, спите, усталые,
Под деревянным крестом.
Владимир Палей
Это была великая и бессмысленная битва.
Война, которая унесла жизни не менее двадцати миллионов человек, а искалечила несравненно больше. Война, чьи битвы выкатились из Европы на Ближний Восток и в Африку. Эта война и память о ней уходят в прошлое. Новые поколения не только не знают главных сражений Первой мировой, и вряд ли вспомнят даты залитые кровью и засыпанные порохом: «В каком, говорите году? Ах, это так давно…»
В Великой войне участвовало тридцать восемь государств из пятидесяти тогда существовавших. На мировую бойню было мобилизовано почти семьдесят два миллиона мужчин разных национальностей и вероисповедания.
В основном жертвами войны стали юноши и молодые люди до сорока, цвет каждой нации. Прорасти их кровь маками, получилось бы бескрайнее красное поле до самого Ла-Манша.
Но спустя более сотни лет после окончания сражений есть люди, которых считают пропавшими без вести.
Место упокоения, русского военного авиатора, Александра Васильева, не найдено до сих пор. Я посвящаю книгу его памяти, словно кладу цветок на его безымянную могилу. Полетели, Саша! Полетели!
На бульваре Монпарнас, неподалеку от кафе Ротонда в центре Парижа прогуливался молодой джентльмен: подвижное, тонкое, красивой лепки лицо излучало энергию и задор; живые глаза пронзительно вглядывались в окружающих, одет он был просто, изящно, в темно-синию триковую пару.
К нему неторопливо приблизилась старая цыганка и воркующим голосом, нараспев произнесла вечное:
– Laisse-moi te dire, mon seigneur! Давай погадаю, господин хороший!
– Je suis de bonne humeur, ne le gâche pas, – на чистейшем французском учтиво обратился он к ней. – Голос его был доброжелателен и искренен. – У меня хорошее настроение, не порть его.
– Ты останешься жив, если покинешь небо! – со значением произнесла та и, прозвенев монистами, исчезла внезапно как и появилась.
Джентльмен рассмеялся, афиша с его «мёртвой петлёй» красовалась неподалёку и несложно было догадаться, что старая цыганка узнала в нем пилота. Он был в возрасте Христа, совершенный возраст, после которого начинается новый отсчет в жизни.
Глава первая
Тайник
Все только сон – и я, и кто мне дорог.
Из слабых рук вся разронялась кладь.
Я только жду, и наплывает морок.
Я нищий у отчаянья задворок,
Что так и не решился постучать
Фернандо Пессоа
Я австрийка и мне немногим больше двадцати. У меня необычное книжное имя: Даниэль Дефо. Мой отец, известный путешественник, погиб в шторм, огибая мыс Магеллана, и его последняя радиограмма была: Я, Даниэль Дефо, всем ближайшим судам, прошу помощи, SOS! Позывные в честь автора Робинзона Крузо.
Я появилась на свет в ту злосчастную ночь и в память об этом меня назвали мужским именем. Очевидно, имя повлияло на мой характер. Я упряма и решительна. В выборе профессии не сомневалась и сейчас заканчиваю университет, где изучала славистику. Мне нравится русская словесность, литература Достоевского и Чехова.
Недавно на меня свалилось наследство: старинный дом недалеко от знаменитого дома Хундертвассера, в центре Вены. Состояние дома оставляет желать лучшего, и мы с другом Лукасом весь последний месяц занимаемся ремонтом. Лукас дизайнер. Он обожает подобные дома с колоннами и лепниной.
– Лукас, – кричу со второго этажа. Акустика в доме хорошая, – пора обедать!
– Я готов, – тут же откликается Лукас, уже оказываясь рядом.
Поневоле любуюсь им. Высокий, загорелый, любитель горных лыж и горного туризма. Всегда собранный и дисциплинированный, в отличие от меня, вечно просыпающей и опаздывающей на встречи.
За столиком соседнего кафе мы обсуждаем план действий на завтра.
– У тебя готов проект? – интересуюсь я.
Для меня важно закончить ремонт весной, тогда уже этим летом можно отправиться в путешествие. Лукас вызвался сделать всё по своему вкусу, и я полностью ему доверяю. У него опыт, а главное, он чертовски талантлив.
– Можешь не беспокоиться. Лукас сказал – Лукас сделал.
– Отлично, значит, я займусь библиотекой.
В доме огромная библиотека, на целый этаж, где дубовые стеллажи от потолка до пола. Мне предстоит разобрать картотеку, посмотреть, всё ли на своих местах. Обожаю запах старинных книг и если трогаю старые кожаные переплеты, чувствую себя путешественником во времени.
Через пару часов в поиске тома истории животного мира я раздвигаю книги на верхней полке одного из стеллажей и за ними обнаруживаю металлическую дверку скрытого сейфа с торчащим в замочной скважине ключом. У меня прерывается дыхание от волнения, и я кричу, что есть сил:
– Лукас! Тут клад!
Когда подбегает Лукас, он видит только мои ноги на верхней ступеньке качающейся стремянки. Сейф оказывается необычайно глубок. У задней стенки лежит пухлая чёрная папка. Опасаясь свалиться, я кричу Лукасу, чтобы он держал стремянку, а сама, только встав на цыпочки и вытянувшись, умудряюсь подцепить папку за уголок. Вздохнув с облегчением, я передаю находку Лукасу. За те секунды, пока я спускаюсь со стремянки, он уже успел развязать тесёмки и, отбросив в стороны какие-то записи, выкапывает карандашный рисунок и издаёт вопль победителя.
– Это Шиле! Эгон Шиле!
– Что за Шиле?
– Австрийский экспрессионист.
– Известный?
– Недавно на аукционе Sotheby’s его рисунок «Любовники» продали почти за восемь миллионов фунтов стерлингов, – выпаливает Лукас, захлёбываясь от восторга.
Лукас разбирается в живописи, сам имеет небольшую коллекцию картин и ему можно верить.
– Кстати, – Лукас рассматривает на свет портрет человека в военной форме без погон с измождённым лицом, – зная твою любовь ко всему русскому, могу сказать, что Шиле добровольно записался караульным в конвой к русским военнопленным в первую мировую.
– Значит, этот рисунок сделан с натуры, – я тоже разглядываю рисунок, подписанный «Больной русский. 1915 год».
Кто же это может быть? Ведь сохранились военные архивы.
Мама моей подруги работает в одном из таких и я решаюсь позвонить ей.
– Фрау Элизабет, как ваше здоровье, как поживаете? Это Даниэль, мне нужна ваша помощь. Вы не могли бы принять меня завтра?
Назавтра я с головой ухожу в бумаги военного времени. Прошло сто лет и странно разбирать четкий почерк армейского писаря.
– А где бумаги, касающиеся военнопленных русских, фрау Элизабет? Они сохранились?
– Конечно, и в наилучшем виде! Хотя до сих пор под грифом секретно. Но, девочка моя, будь аккуратнее, пожалуйста, и поспеши, я иду на должностное преступление. Это только из-за твоей дружбы с моей Лиззи…
– Кстати, Лиззи обещала на нашей с Лукасом помолвке.
– Да-да, я помню об этом. Ты же знаешь, она выбрала учебу в Австралии, а это не ближний свет, – фрау Элизабет недовольно поджимает губы.
– Ничего, скоро увидитесь, – я спешу её успокоить.
Надо скорей заняться бумагами, пока фрау Элизабет разрешает в них копаться. Прежде предстоит изучить документы лагеря военнопленных, в котором служил конвойным художник Эгон Шиле.
И тут сразу удача. Мне попадается депеша от июня тысяча девятьсот семнадцатого года. Министерство иностранных дел Австрии доводит до сведения Испанской королевской миссии, бывшей посредником между Россией и Австрией, что Министерство согласно освободить суб-лейтенанта Александра Васильева, так как он «признан неспособным к военной службе и будет отправлен на родину со следующим поездом инвалидов в Швецию, причем военное управление не требует взамен австро-венгерского военнопленного.