Ну такая комната: Пять-на пять примерно она. Чисто. Стены — белым выбелены. Оконце одно в левой стене. Небольшое. Решетка на нем. Потолок подбитый фанерой. Тоже белый. Лампочка под потолком. На передней стене — карта. Деревня там наша Зареченка, Павловка, да Морша нарисованы. Крупно так, все на ней видать! И улицы, и дома. Дажить магазин этот есть! Только правда один наш район на ней нарисован. Где три деревни. А дальше чо, - дык не нарисовано на ней! Но все равно - хорошая карта. Подробная. Ага!
У правой стены — диван стоит. Старый, едва не разваливается. Вместо ножек — кирпичи подставлены. Обивка пледом прикрыта. Застелено по-хозяйски. Да рисунок интересный. Будто шкура с тигра! Вот так. Сейф рядом с диваном. По левую руку от него. У стены, в углу стоит. Железный, здоровенный! Замок на нем — под стать сейфу. Массивный, да дужка толстая. Еще пол деревянный в комнате. Красным доски выкрашены. Старая краска. Затертая. Лысины видать. Дерево проглядывает. Скрипучий пол. А посреди — стол, да два стула. На одном Вий сидит. Второй — с нашей стороны. Для меня видать поставлено! На столе еще лампа настольная. Занятная! Абажур в ей еще такой — зеленый. Да сама — грибом сделана. Свет от нее — вниз белый, а вокруг — зеленый, мягкий. Понравилась мне! Генератор затарахтел за окном. Свет ярче стал! Вообще все видно стало.
Вий за столом сидит. Нас увидал, поздоровался! Улыбнулся. Рад нас дядька видеть! А у самого, глаза красные, да сам взъерошенный весь, помятый. Видать не спал ночь. Думу-думал. Работу делал важную! А на столе — бумаги наложено! Все кучками, да некоторые листы и так разложены. Много бумаги! Еще пара книжек лежит. «Биология» — одну видно. А вторая — под ней. Атлас это мой. «Автомобильных дорог» — который. Тот самый, что мне от Ивана достался! Карандаши еще лежат разноцветные. Линейка металлическая. Еще чайник стоит. Горячий. Пар с него веется. Кружки две стоят. Да чая пачка открытая. Вот и весь скарб штабной, — Виевый!
Пригласил он нас. Поднялся из-за стола. Руки пожали друг другу. — Как сам? — спрашивает.
— Ну, чо... Нормально! Не шибко уже болит. Заживает рана моя. Спасибо! — говорю. — А ты тут вона как! Растеялся. Порядки у тебя тут смотрю, военные. Чисто-блисто и при деле все. Красота!
Кивнул дядька. — Нельзя, — говорит. — по-другому... Первые дни, тут ужас, что творилось! Из Морши гадины лезли. Людей воровали. Пришлось организовываться нам, да отбиваться от них! Вот и сделали все, как могли...
Такие дела! Что тут скажешь... Я еще за Урал свой поблагодарил дядьку, что починить собралися. Ох и досталось ему... Знаю, не рассчитался бы я за него в жисть! Отмахнулся Вий. — Пустое! Для дела одного он нужен. Важного. Ну, то — после! — говорит. Меня за стол усадил. На стул свободный. А волчку, — место на диване определил. Водичку ему в мисочке поставил. Коло дивана. Все смотрел на волка, любовался! А потом спросил у него разрешения, мол — грязь у него за ухом. Вытереть позволения попросил. Дык, волчок-то — разрешил конечно. Сам под его руку подлез, да ухо ему подставил.
Протер Вий за ухом у волка. Еще почесал его там, погладил по холке. — Эволюция... — так сказал.
А я сижу, и ничо не пойму. — Какая еще «эвуляция»? — вот же словечко!
Нахмурился Вий. Он всегда так на меня, когда сердится чутка. — Э-ВО-ЛЮ-ЦИ-Я! — громко так, твердо выговорил. Для меня. — Это когда изменения идут. Качественные! Понял?!
— Ну дык, понял я. Че уж не понятного... — а сам думаю: Че там эволюции эти... Волк, как волк! Ну, сообразительный он. Ага. Что есть, — то есть! Какие тут изменения... Только я этого не сказал дядьке. Чтобы еще шибче его не рассердить. Вижу, он и так замученный в край!
Другое спросил я у него: — А с чего они идут? Изменения эти. Качественные?!
Сел дядька за стол. Подумал чутка. — Скорее всего это отголосок ударов биологического... Еще когда война была. Тогда такие, как мы родиться начали. А теперь и такое появилось. Звери умнеть стали...
Дядька чай нам налил. В кружечки фарфоровые. Себе и мне. Черный, густой. Душистый такой! Сразу аромат по комнате пошел. Приятный! Сделал глоточек. Вкусно! Ничо я дядьке не ответил по поводу «биологического». И вопросов задавать не стал. Все равно я ничо не соображаю, в биологическом этом! Чай пью, да молчу. Не для этого же, он меня позвал, чтобы «соображалки» волчьи обсуждать?
Так и есть! Протягивает мне дядька рисунок. А на нем медуза нарисована. Точь-в точь, как та, что над городом! Ох... Я как увидал ее, так мне даже чутка поплохело. Ну вылитая! И тело серое и бахрома под ней красная. И щупальца гнутые, извиваются! Да навроде как у змеи — в чешуе, кольцами. Жуть!
— Такая? — дядька на рисунок указывает. И смотрит мне в глаза внимательно.
— Такая.
— Точно?!
— Да точно! Точно она, зарраза... Будто настоящая. Тьфу...
— Еще смотри! Все я нарисовал? Мож забыл чего?!
Поглядел я еще раз на рисунок тот. — Да вроде-бы все так. Только не хватает чего-то... Точно! Яйца-то она под конец свесила из себя! Это уже когда из города драпали. Яйца. Кожаные такие, вытянутые. Опустилась на «Горком» и свесила. Прямо под брюхом, бахромой своей! Вот чего не хватает!
Расстроился дядька Вий. Здорово расстроился. Сидел молча, чай хлебал. Да думал все. А мысли видать мрачные у него. Ох мрачные! Только гляну на него, прямо у меня мороз по коже! Шерсть дыбом моя поднимается. Такой он хмурый, да мрачный. — Дети то у нее. — говорит дядька. — Приплод будет! Много таких повылупляется из яиц тех. Вот тогда, нам всем точно хана! Никакого оружия не хватит...
— Итить... — я аж чуть со стула не шлепнулся. — Это кто-то же ее тогда окучил, раз дети?
Посмотрел на меня дядька. Да ничо такого не сказал. Только сказал, что не надо ей мужика. Ну, в смысле «самца». Она сама так размножается.
— Дык, откуда оно тогда вообще взялося? Ну а чо, как-то же, оно само на свет народилося! Не с неба же она на нас свалилась. Живая получается.
— Вот о том и разговор наш сегодняшний! Есть у меня информация. Еще с армии. Секретная она была, только какая сейчас секретность... Ни власти, ни войск тех уже нету! Думал я, думал — да сейчас только вот, все сошлось у меня. Как ты на рисунке медузу опознал! Я тогда еще рядовым был. В войсках биологических. Был случай у нас... — дядька еще чай налил. А я приготовился слушать. Очень интересно мне!
Дядька сделал пару глотков из своей кружки. Он встал, прошелся по комнате и остановился напротив окна. Яркое солнце играло на его перьях и казалось они искрились золотом, от чего он становился очень похожим на ангела, которого обычно рисуют в книжках. Хоть и без крыльев. Дядька вздохнул. Видать воспоминания бередили его душу.
— Я тогда только призвался. Сразу попал в учебную часть. Далеко нас завезли. На юг везли. Дней восемь добирались. Аж считай, до самого моря! Оно еще до войны, называлось: «Черным». А чего так, да кто уже знает... Там я пару месяцев отучился. Многому учили! Стрелять, бегать, препятствия преодолевать всякие. Еще штурмовать дома, да поселки учили. В городе воевать тренировали. А как закончилась наша учебка, так почти всех курсантов по частям военным и развезли. Кого-куда! А нас никто не хотел забирать.
Десяток тогда нас осталось таких. Неопределенных! Все, почти, как и я. Ну, с особенностями! Не любят нас таких люди. Кто просто таких сторонится, а кто и ненавидит в открытую... Это потом попривыкли. Много, когда нас таких стало. А тогда... Всякое там поначалу было. В учебке-то! И дрались, и издевательства всякие терпели от офицеров, тех, что с людей обычных были. Только считай, всегда мы верх брали. Слабые обычные люди оказались, по сравнению с такими, как мы! «Покупатели», когда приезжали, курсантов забирать, дык — людей-то и выбирали. А нас опасались брать. Чтобы в частях драк не было! Хоть мы первыми, никогда и никого не трогали. Ай, все равно...
Ждали еще месяц. Делать нам там особо нехер было, и чтобы мы не слонялись, нас к хозчасти пристроили. Вот мы там еще месяц и служили. За курятником, да за коровником приглядывали, да на складе овощном работали. Думали, там и останемся до конца службы! Однако приехал за нами покупатель. Такой-же, как и мы! С особенностями. Он весь чешуей змеиной покрытый был. И глаза, как у змеи — щелочками.
