Паутина, черная да густо заплетена, словно нить жизни, протянутая между высохшими трупами. Тесть да теща. Она густо, будто сеткой покрывает их тела, словно пытаясь скрыть их от взглядов живых. Но трупы уже не чувствуют страха, они лишь мертвые оболочки. Высохшие, да пустые внутри. Дыры в теле проломлены, да внутрь заглянуть — пусто там! Будто выел кто. Или выполз оттуда... И паутина, она тянется от одного тела к другому, словно пытаясь соединить их в последнем объятии. И дальше все заплетено. Аж до самых окон внутри хаты! Тесть смотрит своими пустыми, высохшими глазами, прямо на тещу. А та — на него. И руками они друг к другу тянуться! Прикоснуться друг к другу как-бы хотят. Напоследок... Страшно стало. Вот до этого, тоже вроде боялся такого вот, а сейчас проняло прямо!
Страшно до жути! Смерть поганая, подлая. Я не могу остаться в этом доме, где она таится в каждом углу! Выбежал на улицу. Сел за руль. Серафима смотрит на меня, как на ошпаренного! Я только буркнул: — Смерть там. — Нажал на газ и поехал. С места рванул! Дал газу, что есть мочи в моторе Урала! Мне было все равно, лишь бы уехать подальше от этой картины, что прямо перед глазами маячила. Два человека, что прожили друг с другом всю жизнь. Через многое прошли, дочку свою непутевую растили... Старались, хозяйство, огород, чтобы покушать было, да в доме все справно... А эта тварь, взяла и все похерила! И жизни, и труд, и память о людях... Паутиной все поганой заплела, да тела ихние вот так, оставила надругалася... Страшно и гадко! Страшно от того, что гадко и гадко мне, — от того, что страшно. Такое вот... Вот так, здоровому мужику — страшно! И даже не за себя, а что с людьми так, будто муравьи они гадинам этим! Будто букашки какие. Проходил мимо да наступил. Убил, поел-сплюнул, да пошел дальше...
А тещу с тестем, я любил. Хорошие люди были! Тесть, — Петр Ильич, так тот всегда если что, дык не отказывал в помощи! И привезти чего, и отвезти... И с хатой помочь, крышу латали вдвоем. Всякое делали. Не разу не сказал мне, что некогда! Правда и просил я редко, стыдно было... Но, если попрошу — то до конца все со мной делал! А теща, — Мама Лиля! Так только благодаря ей, мы с женой еще и живем! Она ей всегда укорот давала. И меня успокаивала, когда шибко рассержусь. Точно, как дядька Вий, но тот уже опосля мне мозги на место вставлял. А Мама Лиля, дык сразу появлялась. Как чувствовала, что у нас неладно! И придет, аккурат перед ссорой нашей, да сядет, да за стол нас усадит и чай пьем. А она, — она ничо такого не говорит, чтобы там запрещать, или укоры мне давать, нет! Она просто рассказывает, как с мужем жили. И всякое у них было, и ссоры, и драки, и даже расходиться было собиралися, да вот только поняли потом, что ничо так хорошего не выйдет... Что все от того, что неправильно они друг до друга относились. Самое главное, говорила — дружба между нами должна быть! Чтобы мы сперва горой друг за дружку были, а потом уже все остальное! Любовь, — она как, любовь-то утихает со временем. Страсть тоже. А что останется? Дружба, да уважение! Вот и вся мудрость. Слушал я ее тогда, да все так она говорила. Мягко так говорила, да все по делу! Хорошая она женщина. Умная, да спокойная. И мне вроде на душе легко становилось, спокойно. И ведь правильно все она говорила! И я так тоже хотел, чтобы с женой дружба была, ладно все, сообща... Дык, толку-то! Неделя-две и чуть, что — снова кувырком! Все ей не так! Иль дурная она, иль специально так со мной? Кто-ж ее бабску голову-ту знает...
Даже не заметил, как в центр заехали. Мысли все эти... Аккурат до клуба ихнего выехали. Тама еще лавочки те, на которых девки крашенные сидели, когда за женой сюда приходил. Гляжу, а посреди площади — гриб! Огромный такой. Тот самый, какие в городе стояли! Чуть сердце екнуло... Только валяется он. Сломанный! Шляпка вся покрыта мелкими дырами, а ножка, сломанная. Она прямо из здания клуба, через крышу вылезла. А ствол — лежит поперек площади. А следом и шляпка его. Валяется шляпка-кокон на земле, половину площади перегородила! Пришлось ход мне сбавить. Объехать чтобы. Ну я потихоньку и кручу. А сам на гриб поглядываю! Да любопытно мне прямо. Чего это он так валяется? И дырочки такие знакомые на нем! Из ружей били. Да картечью били! Рваные дыры и шрапнель вокруг. А ножку, видно — пилили, или еще чем резали. Срез ровный! Люди видать извести гадость эту пытались. Да стреляли по тому, что из кокона лезло! Правда, никого вокруг шляпы той не было. Видать ушли гадины, что повылупились!
Волчок гриб увидел, засуетился, поскуливать начал. Страшно ему еще раз такое увидать, да вблизи — рядом! Натерпелся сердешный друг, сидя в гадости этой! Да и мне не по себе. Помню, как бежали с волком с гриба этого, да скакали по городу, от щупалец медузы той окаянной! Как сейчас помню. И трупы те в подвале, да херы с лапками их там слюнявили... Тьфу... Проехал я мимо, газку чуть прибавил, чтобы поскорее от него уехать. Жутко! Степан с Серафимой, раскрыв рты на гриб тот смотрели, да спрашивать ничего не стали. Они вообще притихли, когда я из хаты тестя прибежал. Да и не надо было ничего говорить... Не то у меня состояние было! Гнал машину, скорее оттуда убраться и их убрать. Не надо им такого видеть!
Ничего здесь нету. Смерть одна! Сердце защемило... Домой надо! Срочно надо! Газу прибавил и вывернув на крайнюю улицу, попер что было мощи на выезд из деревни. Столбы пыли из-под колес, да рев мотора. Никого, ни одной живой души! Хаты стоят за заборами. А где заборы и повалены. Все паутиной черной этой заплетено! Некоторые дома сгоревшие. Закопченные стены, да из окон чернота, словно черным огнем языки мазаны. Те, что деревянные были — выгорели полностью. Одни печи каменные стоят, да трубы вверх торчат. Мрачные, черные. Словно обелиски над могилами... Пролетел улицу. На выезд свернул. Одинокий указатель: «ЗАРЕЧЕНКА — 3 км.» Дырки в нем. Дробью били! Будто насмешка, шалость дурня какого-то. И нахера спрашивается стрелял?! Кто ответит-то... Вниз дорога пошла. Узко деревья стоят. Под телеги видать расчистили, да под трактор. Но ничего, Урал проходит! Там лес не сильно далеко. Дальше поле, и впереди река и мост. А дальше...
Старая оранжевая нива медленно катилась на встречу по пыльной дороге, ее двигатель громко рычал, а кузов был покрыт царапинами и вмятинами. Лобовое стекло было разбито на куски, словно кто-то сильно ударил его чем-то тяжелым. В машине было несколько человек. Мужчины. Кажется, их было трое, или четверо. Было плохо видно, сколько же на самом деле человек на заднем сидении. Они сидели в машине и что-то громко между собой обсуждали. В руках у каждого из них было оружие. Увидев наш Урал, машина ускорилась и стала быстро приближаться. Водитель поморгал нам одной, единственной уцелевшей фарой.
— Это Кирсан! — Серафима закричала. — Они убьют нас...
— Уверена?
— Да! Это их машина. Он ее из города пригнал. С дружками со своими!
— Ясно... Отобрали значит! — ну кто-же такую вещь за так отдаст? Не говоря уже о том, чтобы бросить. Такую, только купить! Или отобрать... Бандиты все ближе и ближе подъезжали к нам.
— Делать-то чего?! — Серафима крепко обхватила Степку и прижала его к себе. Видно — очень, очень напуганная!
— Ну чо делать, знамо, что делать... — взял в руки ружье. Откинул стволы маленько и заряды проверил. Два блестящих кругляша, смотрели на меня своими круглыми мордами. По среди каждого — капсюль. Готовы кругляшики смерть нести! Близко Нива подъехала. Уже видно, как те, что спереди — ружья по поднимали, да стрелять готовятся. Этого я вам, ребятушки сделать ни в коем случае не дам! Крикнул Серафиме со Степаном: — Ложитесь! — Защелкнул замок ружья, да просто так, через выбитое окно, из кабины Урала, направил и выжал спуски. Оба сразу! Чтобы «дуплетом» дало!
Жахнуло! Да здорово так, будто гром! Мне в руку дало, да дымом все впереди затянуло. Кислый дым. Горький! Нива в сторону, в право вильнула и в дерево шмякнулась на полном ходу. На капот мужик какой-то выпал. С пассажиркой. Он еще трепыхался, да кровью весь капот заливал, когда я затормозил и сразу из машины выпрыгнул. Водитель, кажется тоже весь в кровавый «крап», голову опустил, да на руле повис! Я на ходу пытался ружье перезарядить. Да никак! Пальцы мои уж слишком большие, да толстые, чтобы патроны в стволы совать. Обронил один... Пока второй тудыть засунул, только сейчас до меня мысль дошла: Не надо было от двери Урала, в сторону отбегать! Понял, что дурак, да поздно...