Как-то после физкультуры к ней подошел Макеев и протянул оставленную на общей лекции сумку. «Я думал, что хоть немного тебе нравлюсь», – произнес он, после чего развернулся и ушел. Тогда она еще долго ломала голову над тем, чтобы это могло означать. Теперь ясно: пока она упражнялась в прыжках, Макеев залез к ней в сумку и преспокойно изучил содержимое. Господи, сколько же он тогда узнал про нее!

Даша почувствовала, как щеки заливает краска стыда. Наверное, в тот период Кока был влюблен в нее и решил узнать, не напрасны ли его надежды. Однако стыд тут же сменило негодование – каковы бы ни были причины, побудившие его к такому поступку, он не имел права вот так, запросто, залезть в ее душу.

Даша с ненавистью отпихнула записные книжки, словно они и были во всем виноваты. Успокаивало одно – для среднестатистического археолога девичьи дневники представляли вещь не более личную, чем берестяные грамоты новгородских купцов. К тому же Кока был не из болтливых. Но что он имел в виду сейчас?

Поколебавшись, Даша подтянула одну из книжек и раскрыла.

«3 января. Когда он захочет, ему не дадут, потому что он не хотел, когда мог…» Это точно в период увлечения шотландцами. В смысле поэзии. А кто автор и кого она имела в виду, покрыто непроглядным мраком. Достав сигарету, она несколько раз щелкнула зажигалкой. Дневники велись пять лет, теперь, чтобы их прочитать и вспомнить, что к чему, понадобится еще столько же.

Она придвинула пепельницу и продолжила.

«4 января. 18.30. «На досках».

Точно, был когда-то такой театр. Существует ли сейчас?

В самом начале перестройки, вслед за отменой старого режима, буйным цветом расцвело альтернативное искусство, изо всех щелей на поверхность земли полез андеграунд. Сейчас-то уже ясно, наш человек хорошо работать может только в подполье, но тогда… Интересно, сколько их выжило, тех первых театров?

«5 января. 19.00. Ресторан «Дубрава», «Космос».

В отличие от театров, рестораны остались на месте и даже приумножились. Помнится, был на Пушкинской площади рядом с «Московскими Новостями» общественный туалет, редкость большая в то время. С приходом новой власти там сразу же открыли ресторан. Назвали «Былое». Повесили портреты Сталина, флаги. Скатерти, приборы, посуда – все соответствовало эпохе, о кухне и говорить не приходилось: запеченная осетрина, расстегаи с визигой, мозги с яйцами в горшочке, кинзмараули… Место невольно наводило на философские размышления. А с другой стороны, где, как не в бывшем сортире, повспоминать о былом?

«6 января. Поздравить Элину».

Ах, красавица Элина, Надеюсь, ты все так же роскошно-прекрасна и не замужем – один человек не имеет права на такое счастье…

Далее идет перечисление исторической литературы по Северному Кавказу, наверное, к экзаменам готовилась, но это сразу можно пропустить – там, где Шамиль тогда прошел, сейчас уже точно делать нечего. И на протяжении всех лет: театры, музеи, выставки… Такое ощущение, что тогда молодежь заботилась исключительно о своем духовном развитии – ни слова о работе или деньгах. В промежутках между культурной программой дома отдыха, дачи, дни рождения (список в сорок восемь человек), поездки к морю, озерам, горам и так до бесконечности.

«И зачем надо было замуж выходить?»

Сердито потушив сигарету, Даша захлопнула дневник. Работенка не из простых. Для начала она будет застревать на каждом воспоминании часа по три, а к середине напрочь забудет, о чем шла речь вначале. Но самое печальное, что она даже приблизительно не может предположить, что именно надо искать.

В желудке нехорошо заурчало. Проклятье, деньги-то в банке она так и не взяла. Придется довольствоваться чаем.

Даша пошла на кухню и включила чайник. Странно, но ей никогда не приходило в голову, что Кока был в нее влюблен. Что Макеев вообще мог быть в кого-то влюбленным. Он всегда казался таким увлеченным своей чертовой археологией. С утра до ночи только и говорил об экспедициях: той, из которой вернулся, или той, в которую собирался.

Даша охнула и от волнения едва не выронила чашку.

– Атлантида!

«Через море это в те времена невозможно было переправиться, ибо еще существовал остров, лежащий перед тем проливом, который называется на нашем языке Геракловыми столпами. Этот остров превышал своими размерами Ливию и Азию вместе взятые, и с него тогдашним путешественникам легко было перебраться на другие острова, а с островов – на весь противолежащий материк, которых охватывал то море, что и впрямь заслуживает такое название… На этом-то острове, именовавшемся Атлантидой, возникло удивительное по величине и могуществу царство»

Так, или приблизительно так начиналась знаменитая легенда о некогда великой и загадочной стране и не менее загадочной ее кончине. Большинство историков считали легенду об Атлантиде мифом, остроумной выдумкой, позволившей Платону изложить свои философские взгляды, но Кока принял рассказ безоговорочно. Он свято верил и в то, что остров существовал, и в то, что был уничтожен взрывом такой силы, что даже спустя столетия часть Атлантического океана оставалась несудоходной. Более того, столь внезапная гибель острова, по его мнению, и являлась прямым доказательством теории о древней цивилизации. Возражал он лишь по поводу происхождения атлантов: Платон полагал, что атланты имели божественное происхождение, Кока же считал их людьми плоть от плоти.

«В продолжение многих поколений, покуда не истощилась унаследованная от бога природа, правители Атлантиды повиновались законам и жили в дружбе со сродным им божественным началом: они блюли истинный и во всем великий строй мыслей, относились к неизбежным определениям судьбы и друг к другу с разумной терпеливостью, презирая все, кроме добродетели, ни во что не ставили богатство и с легкостью почитали чуть ли не за досадное бремя груды золота и прочих сокровищ. Они не пьянели от роскоши, не теряли власти над собой и здравого рассудка под воздействием богатства… Пока они так рассуждали, а божественная природа сохраняла в них свою силу, все их достояние, нами описанное, возрастало. Но когда унаследованная от бога доля ослабела, многократно растворяясь в смертной примеси, и возобладал человеческий нрав, тогда они оказались не в состоянии далее выносить свое богатство и утратили благопристойность. Для того, кто умеет видеть, они являли собой постыдное зрелище, ибо промотали самую прекрасную из своих ценностей; но неспособным усмотреть, в чем состоит истинно счастливая жизнь, они казались прекраснее и счастливее всего как раз тогда, когда в них кипела безудержная жадность и сила.

И вот Зевс, бог богов, блюдущий законы, хорошо умея усматривать то, о чем мы говорили, помыслил о славном роде, впавшем в столь жалкую развращенность, и решил наложить на него кару, дабы он отрезвел от беды, научился благообразию. Поэтому он созвал всех богов в славнейшую из их обителей, утвержденную в средоточии мира, из которой можно лицезреть все причастное рождению, и обратился к собравшимся с такими словами…»

В этом месте, следуя всем правилам детективного жанра, запись обрывалась, поэтому с какими именно словами обратилось главное божество к своим коллегам, так и осталось неизвестным. Всем, кроме Коки. Ему-то как раз было совершенно очевидно, что правитель сверхлюдей, именуемый Зевсом, больше не мог спокойно взирать на происходящее безобразие и взял ситуацию под свой контроль. Дело в том, что от своих животных предков люди унаследовали не только силу и выносливость, но и агрессию, жестокость – новая генерация человеко-обезьян становилась опасной. С вожделением поглядывали они на богатый остров, на котором хранились не только сокровища, но и уникальные технические разработки, способные не только спасти их цивилизацию, но и целиком разрушить планету. Силы атлантов шли на убыль, новая раса, действовала все агрессивнее и, не видя другого выхода, было принято тяжелое, но единственно верное решение: остаткам жизнеспособных улететь на другую планету, а остров уничтожить. Оружие и технологии не должны оказаться в руках тех, кто не сможет ими достойно распорядиться. Кое-какие разработки они все же оставили людям – медицину, строительство, но все остальное уничтожили или забрали с собой. Именно поэтому от цивилизации атлантов ничего и не осталось.