Одновременно были предприняты шаги и по другой линии. Девушку постарались наделить определенными атрибутами, отвечавшими ее новому положению. Жанне выделили постоянный штат, несколько комплектов рыцарского вооружения и конюшню. Ее одеждой занялись придворные портные. Вскоре после орлеанской победы король пожаловал Жанне герб, что означало возведение в личное дворянство. Позднее специальным письмом-патентом Жанне и всему ее роду присвоили наследственное дворянское звание и новую фамилию дю Лис («Лилия»[10]). Девушка, впрочем, не проявила интереса к этой акции. Она отказалась от герба и не приняла новой фамилии. Такой же успех имели и другие меры. Летом 1429 г. Жанна совершила новый подвиг, который свел на нет всю возню «благородных».

Существеннейшей частью своей миссии девушка считала коронацию Карла VII. В глазах всех французов коронация в Реймсе — церковной столице страны — должна была узаконить положение монарха и содействовать объединению Франции. Кроме того, реймский поход в случае успеха сулил победителям немалые стратегические выгоды. Он ослаблял позиции англичан и усиливал колебания их ненадежного союзника, герцога Бургундского. Двигаясь вдоль Шампани, французы могли отсечь Нормандию, где группировались основные силы англичан, и ударить по Парижу. Однако, ратуя за реймский поход, Жанна не встретила сочувствия вельмож и прелатов. Все они предпочитали вести войну не спеша, стремясь, чтобы каждый из сеньоров реализовал свои притязания, чтобы монарх не слишком упрочил свою власть, а народ не слишком себя проявил. Вторжение в глубь Шампани, через страну, завоеванную врагом, представлялось королевским военачальникам верхом безумия. Они наложили запрет на план Девы. Но к этому времени Жанна уже пренебрегала их запретами.

Тысячи людей ждали сигнала. И как только сигнал был дан, они потянулись по дорогам и бездорожью, через дремучие леса и полноводные реки со всех сторон многострадального Французского королевства. Шли крестьяне, покинув оскудевшую землю и полуразвалившиеся лачуги. Шли ремесленники, забросив инструменты и мастерские. Тащились на хромых клячах полунищие рыцари, заложив остатки имущества, чтобы купить панцирь и меч. К концу июня собралось до тридцати тысяч человек. Воины Орлеанской девы не собирались медлить, подобно благородным господам, они были заинтересованы в быстром и полном успехе.

Жанна сумела убедить нерешительного монарха, и вопреки всему поход состоялся. Он превратился в подлинное триумфальное шествие и закончился коронацией Карла VII. Дева присутствовала в Реймском соборе во время торжественного обряда, сжимая древко своего знамени. В этот миг она не могла не испытывать гордости: ее славная миссия была успешно завершена.

После реймского похода любовь народа к Жанне стала доходить до поклонения. В честь бесстрашной девушки возводили алтари и часовни, устраивали молебны и религиозные процессии. Во Франции освобожденной и Франции, все еще стонущей под игом оккупантов, не было человека, не знавшего о спасительнице родины и не благословлявшего ее успехи. Стремясь всячески воспрепятствовать этой любви простонародья к Жанне, правящие круги лишь содействовали росту ее популярности.

Именно в это время — в конце лета и осенью 1429 г. — двор и церковь радикально изменили свое отношение к Жанне. Она становилась опасной, они боялись ее. Девушка просила короля отпустить ее в родную деревню. Но ей было отказано в этом — подобный уход не устраивал духовную и светскую знать, стремившуюся полностью избавиться от ненавистной простолюдинки. Прежде всего был сорван ее поход на Париж. Затем распущена народная армия. Наконец, Деву бросили на второстепенные операции, рассчитывая, что в этих боях она сложит голову...

Историки до сих пор спорят, случайно ли ворота Компьеня оказались закрытыми, когда 23 мая 1430 г. после неудачной вылазки Жанна попыталась вернуться в крепость. Случайно ли?.. Нет документов, позволяющих прямо ответить на этот вопрос. Но все последующие события неумолимо свидетельствуют: случайности и не было — было преступление.

Герцог Бургундский, чьи солдаты взяли девушку в плен, смотрел на нее как на военную добычу. Он с радостью готов был продать пленницу французскому королю, видя в этом удобный предлог для мирных переговоров. Но король и пальцем не шевельнул ради своей спасительницы, а архиепископ Реймский стал распространять пастырские воззвания, в которых утверждал, что Бог отвернулся от Девы из-за ее строптивости. Незадолго до того Жанну спросили, боится ли она чего-нибудь, девушка, не задумываясь, ответила: «Я боюсь только предательства». Она предвидела свою судьбу. Церковники, некогда благословившие ее, теперь, как и двор, отреклись от нее, перечеркнув решение суда Пуатье, предав врагу освободительницу Франции.

Так и не дождавшись предложений Карла VII, герцог Бургундский продал пленницу англичанам за десять тысяч ливров — выкупную цену принца крови.

Жанна оказалась в руках заклятых врагов. Отныне ей приходилось ждать ни помощи, ни пощады. Но английские оккупанты стремились не просто убить ее: за это не стоило платить таких денег. Главная цель кардинала Винчестерского, верховного правителя Англии при малолетнем Генрихе VI, заключалась в дискредитации военных успехов французов. Если бы это удалось, полагал Винчестер, в войне мог бы произойти перелом. Нужно было лишь доказать, что французскими войсками руководили нечистые, колдовские силы, воплощенные в этой крестьянке. А кто же мог сделать это лучше, нежели католическая церковь, столь опытная в охоте на ведьм?..

Винчестер действовал уверенно. Он знал, что Жанной давно уже интересуется Святая инквизиция. Шел беспокойный XV век. Трое пап на соблазн верующим предавали анафеме друг друга. Повсюду распространялись семена антикатолических идей. После английских лоллардов поднялись чешские табориты[11]. Они угрожали собственности церкви. Когда во Франции объявилась «Божья дева», духовные власти не могли скрыть тревоги. Их опасения оказались ненапрасными: в Пуатье Жанна высказала мысли, близкие к тезисам еретиков. И хотя в то время ее судьи прикинулись непонимающими, инквизиция все прекрасно поняла и запомнила. Шаг за шагом следила она с тех пор за поступками Девы. И что же? Первоначальные подозрения подтверждались! Она пренебрегала опекой духовенства, якшалась со всяким сбродом и составила из него армию! Она заявляла, что действует от лица Бога! Она стала идолом, которому низы поклонялись как Богу!.. Нет ничего удивительного, что при первой возможности инквизиция заявила о своих правах на «колдунью».

Отцы-инквизиторы не без оснований рассчитывали на помощь столпов католической учености — богословов Парижского университета. Университетская братия жила и жирела от щедрот англо-бургундской партии. Доктора и магистры получали хорошее жалованье, имели доходные бенефиции. И какого же страху нагнало на них появление Жанны под Парижем! Забыть это было невозможно. Покусившаяся на их благополучие, она должна была погибнуть только по их приговору!

Столь же легко разыскало английское правительство и человека, способного взять на себя роль режиссера задуманной мистерии. Им оказался епископ Бовеский Пьер Кошон. Подобно богословам Парижа, он имел личные счеты с Девой. Благодаря ее военным успехам он был вынужден покинуть сначала Реймс, а затем и Бове. Какова же была радость Кошона, когда он узнал, что Жанна схвачена на границе его диоцеза[12]! Поэтому, когда Винчестер намекнул, что утраченная Бовеская епархия может быть компенсирована архиепископством Руанским, Кошон с радостью согласился взять на себя и труды, и ответственность, связанные с судебной расправой над Жанной. Он возбудил процесс о колдовстве. Английский король по ходатайству епископа передал обвиняемую духовным судьям, но с оговоркой: если те не «вразумят» ее, она должна быть возвращена англичанам. Но Кошон не собирался выпускать жертву из своих рук и поспешил организовать «образцовый процесс».