Ричард фыркнул, забирая у Джеймса разваливающийся бутерброд.

— Не заколдуешь, ты слишком добрый для этого. Спасибо, кстати.

— За что? — Джеймс бросил на Ричарда вопросительный взгляд.

— За Максимилиана, — коротко ответил Ричард, стараясь съесть бутерброд до того, как он окончательно развалится.

Джеймс пожал плечами.

— Не первый Грэй на моей шее, — пафосно ответил он. — Кроме того, я, наверно, просто привык, что утром мы занимаемся подготовкой и помощью, просто заниматься своими делами скучно. И теперь я понимаю, почему Кристофер возился с тобой: пока я объясняю Максимилиану, я сам лучше разбираюсь в материале.

***

Теперь Ричард сам ловил на себе взгляды Кристофера, отчего у него появилось лёгкое чувство дежа вю: то же самое было в первый год обучения, когда они ещё не дружили, но Кристофер точно так же на лекциях сидел и бросал в сторону Ричарда нечитаемые взгляды.

Кристофер тоже заметил, что его внимание обнаружили, но больше никаких попыток сближения не предпринимал. Ричард решил поступать так же, не зная, чего ждать от друга, которого язык пока не поворачивался назвать бывшим.

Поскольку сейчас они были заняты написанием квалификационной работы, формат самих занятий поменялся. Теперь до обеда они могли записаться на консультацию к профессору Кэмпбеллу, если он был свободен от лекций второкурсников, или сидели в библиотеке среди книг. И раз в неделю они должны были отчитываться перед профессором о проделанной работе, принося ему свои черновики на проверку. Обычно Ричард приходил к профессору в середине недели, потому что в это время был самый маленький наплыв тех, кто желал показать свои черновики. Кристофер тоже выбрал середину недели, и Ричард не знал, насколько случайным был этот выбор.

После обеда было время практики, когда весь курс собирался в госпитале. С каждым годом поток раненых становился как будто только больше, поэтому работы для студентов было более чем предостаточно. Нужно было делать сразу всё: исцелять, снимать порчи и очищать от проклятий, благословлять резерв ведущих целителей, чтобы помочь пополнить им силы. Ричард работал день через день: первый день он занимался порчами и исцелениями в паре с Эндрю Лайтом, во второй день стоял в круге из трёх святых, помогая исцелять или очищать. Благословениями он занимался по возможности в любой день, поскольку собственного резерва ему хватало, чтобы и благословить, и поработать. Иногда он помогал с этим Анджелине Остин, которая уже после двух благословений сидела бледная где-нибудь в уголочке минимум час.

На ужине все студенты третьего года были уставшие и зевали.

— Мы сегодня занимались срочной отправкой припасов на фронт в те области, куда нельзя доставить железной дорогой, — рассказал Джеймс однажды, когда Ричард спросил, как прошёл его день. — Жуткие помехи на канале связи: отступники как-то выяснили, что именно, когда, откуда и куда мы отправляем, и устроили перехват. Мы бы потеряли половину груза, если бы вовремя не получили сообщение, что груз не приходит в место назначения. Тех магов, кто отвечал за доставку, вызвали к императору, и, думается мне, ничего хорошего он им не скажет.

— А вы? — Ричард бросил обеспокоенный взгляд на Джеймса.

— А что мы? — пожал тот плечами, зевая. — Мы просто студенты. Нам сказали сделать портал, мы сделали. Нам сказали отправлять, мы отправили. Всё точно по инструкции. Мы не отвечаем за безопасность. Во всяком случае — пока не отвечаем. Когда придётся там работать, уровень ответственности поменяется. Честно говоря, работа портальщика уже не кажется мне такой уж лёгкой и непыльной. Раньше нам никогда не говорили, что точку приёма можно перехватить. Но отступники не стоят на месте, они используют все возможные способы, чтобы вырвать у нас победу любой ценой, в то время как мы связаны правилами и законами. Туда не ходи, это не делай… кажется, я начинаю понимать, почему мы проигрываем, — горько заметил он. — Мы слишком консервативны.

— Думаешь, мы проиграем? — тихо спросил Ричард, оглядываясь, не подслушивает ли их кто-нибудь. Приказом императора было строго запрещено вести упаднические беседы.

Джеймс наклонился ближе к Ричарду.

— Об этом все думают, — поведал он шёпотом. — Я подслушал отца летом, наши шансы на победу тают с каждым днём. Вся ставка делается на целителей, поскольку искусство возрождения недоступно отступникам. Точнее, что-то они могут, но не так, как мы, поскольку они все поголовно маги. Но им об этом тоже известно, поэтому на фронте ведутся чуть ли не прицельные удары по целителям. Отступники всеми доступными способами пытаются уничтожить вас, так что… будь осторожен, если попадёшь на фронт. Я слышал, что ваш Кэмпбелл тоже попал под обстрел и почти единственный выжил, поэтому его и вернули обратно, пора разрабатывается план защиты. Он слишком ценный целитель и педагог, чтобы его потерять. Император решил, что пусть лучше он работает здесь, в академии и в госпитале, чем погибнет на фронте. Сейчас у всех святых защитников и магов, специализирующихся на щитовых чарах, одинаковая квалификационная — они исследуют возможность создать купольную защиту, которой можно было бы накрыть госпитали на фронте, чтобы по ним нельзя было нанести удар. Объявлена высокая награда за каждый успешно созданный новый щит, который бы мог хорошо держать удар, был быстрым в создании и не тратил бы чрезмерно резерв мага или святого. Кстати, говорят, что кто-то из профессоров нацелился на тебя, будь осторожен.

Предостережению Джеймса нашлось подтверждение уже через неделю. Когда Ричард в три часа ночи привычно встал, чтобы пробраться на чердак, он услышал тихий, но яростный спор в одном из коридоров. Аккуратно заглянув за поворот, Ричард увидел Кэмпбелла и Андерсона.

— Как ты не понимаешь, что щит, созданный мальчишкой, возможно, наше спасение, — наступал Андерсон. Ещё никогда Ричард не видел у него такого выражения лица и алчного блеска в глазах. — Нужно прижать его, заставить снова применить, и если он соответствует канонам, то срочно патентовать и запускать в программу защиты армии.

— Да что ты говоришь? — угрожающе ответил Кэмпбелл. — А что же ты сделаешь, если щит окажется привязанным к личным способностям и будет индивидуальной защитой? Не лезь не в своё дело, Андерсон, и занимайся лучше своими студентами, а не чужими.

— Мальчишка слишком мал, чтобы у него проявились какие-то личные черты дара, Себастьян, — не отступал Андерсон, отметая чужие доводы. — Мастерство никогда не проявляется в таком возрасте. Когда ты получил свой дар мгновенной диагностики? В двадцать шесть? В любом случае индивидуальные навыки — слишком редкое явление. Таких счастливчиков как ты — единицы. И они никогда не проявлялись до совершеннолетия.

— Мой студент занят написанием квалификационной работы, — почти прошипел Кэмпбелл. В воздухе вокруг него сверкнули серебристые искры. — И до выпуска я не позволю тебе задурить ему голову всякой финансовой чепухой.

— Разумеется, а после он попадёт на фронт, и станет недоступным для меня, ты это имеешь в виду, Себастьян? — съязвил Андерсон. — У тебя слишком предвзятое ко мне отношение. А-а-а, я понял: ты просто боишься, что его щит не пройдёт проверку канонами, верно? Может быть, ты снова покрываешь очередного отступника? Не вошло ли это вошло в привычку? Какое тебе дело, что его сожгут на костре? Или он просто слишком сильно похож на Салливана?

Искры вокруг Кэмпбелла полыхнули сильнее, разлетевшись в разные стороны, как молнии. С тихим рычанием он схватил Андерсона за грудки и с силой впечатал спиной в стену, так что тот охнул и разом растерял свой настрой.

— А теперь послушай меня ты, змея в кроличьей шкуре, если ты ещё раз позволишь себе своим грязным ртом упомянуть имя моего брата, я наплюю на все существующие законы и ровным слоем размажу тебя по стенам академии, где ты так ловко прячешься от войны, ты меня понял? — спросил Кэмпбелл опасно спокойным и ровным голосом, который сам Ричард не раз слышал в аудитории, когда он его отчитывал.