— Это… Просто до невозможности возмутительно. Я не ожидала, что ты опустишься до такого, Элизабет, — презрительно процедила мать девушки.
— Я думал, что это всё лишь твои глупые девичьи шалости. Что ты наиграешься, и бросишь этого парнишку, спокойно выйдешь замуж. Поэтому не обращал внимания на эту ситуацию, но видимо, был не прав, — спокойно, но холодно произносил отец, — Я разочарован в тебе, юная леди, — девушка обречённо посмотрела на Дариуса. Он злился, не принимая действительность
— Это конец, — прошептала она ему со слезами на глазах, затем громко произнесла, обращаясь к семье, — Прошу. Отпустите его, он ни в чём не виноват. Меня вы можете выпороть. Можете выпороть его, только прошу, отпустите потом, — взмолилась к ним Элизабет. Единственное, что она сейчас могла сделать.
— Это слишком сильный проступок, — отрезал мистер Дэвенпорт. Его жена в согласии закивала. Мужчина начал шептать что-то отцу Элизабет.
— Тащите обоих в особняк Дэвенпортов, — прокомандовал Альберт.
Особняк Дэвнпортов. Глубокая ночь
Стены, потолки были безупречно выкрашены в тёмные цвета с узорным орнаментом. Комната была выполнена в готическом стиле. Мрак освещало несколько свечей. Туда и завела прислуга брыкающуюся девочку. Перед ней вывели не менее рьяно сопротивляющегося мальчишку. Он стоял в центре, а вокруг него, как бы кругом встали Клоуфорды и Дэвнпорты, несколько слуг. За спиной маленькой Элизабет оказалась Лилиуокалани. Та наклонилась к лицу девочки, сложив свои руки на её плечах. В середине за спиной Дариуса появился Альберт.
— Элизабет. Не плачь. Смотри и не отворачивайся, — твёрдо наказала ей мать. Взмахнул кинжал.
— Нет! — истошным криком залилась она, вырываясь к любимому. Однако держащие руки её матери не позволили Элизабет рвануть к нему. Дариус задёргался, но не был способен выбраться из верёвок. Палач с силой развернул парня к себе лицом, вгоняя оружие в живот. Вынул, вогнал снова. Вынул, вогнал снова. Вынул, вогналснова. Он повторил это действие ещё пятнадцать раз. А для Элизабет это короткое быстрое мгновенье как в замедленной съёмке происходило мучительно долго. Последнее ранение пришлось в сердце парня. И ровно в этот же момент сердце девушки разбилось. По её щеке покатилась одна скупая слеза. На это Лилиуокалани лишь одарила дочь злым взглядом.
Когда отец грубо оттолкнул парня, он был больше не в силах стоять и рухнул на пол. Руки с её плеч пропали, и как только она почувствовала это, рванула к нему. Падая на колени, Клоуфорд принялась обхватывать дрожащими руками родное лицо, капая горячими слезами на его черты. Изо рта текла красная жидкость, парень заметно побледнел. Он всё ещё, хоть и слабо, но дышал.
— Элиза, я люблю тебя. Прошу, сохрани нашего ребёнка, — на последнем издыхании сумел выговорить он.
— Конечно, Дариус, конечно. Я тоже люблю тебя. Прости, прости меня, — проговаривала она сквозь слёзы. Парень слабо улыбнулся, ещё успев услышать ответ его возлюбленной, прежде чем его глаза навеки закрылись.
— Я надеюсь, это послужит для всех уроком. Особенно для тебя, Элизабет, — подал голос отец, оборачиваясь на дочь через плечо. Но она не слушала.
Возможно, сам Бог любви был опечален их трагедией и сжалился, ведь после той ночи у Элизабет не случился выкидыш. На удивление, её всё равно отдали замуж за планированного ранее жениха, несмотря на беременность от другого парня. С тех пор он стала миссис Дэвнпорт, утеряв свою коренную фамилию. Элизабет сохранила своё дитя и родила здоровую девочку. Её круглые добрые глаза были совсем как у папы и всегда, глядя в них, Элизабет невольно вспоминала любимого. Она нарекла дочь Самантой, посланной Богом. Именно в дочери девушка нашла своё счастье.
После рождения дочери бунтарская и волевая натура Элизабет Клоуфорд сменилась на мягкую и спокойную, тогда же когда она и стала Дэвнпорт.
Англия, Лондон. Особняк.
У Элизабет было тревожное утро. Именно ночью сегодняшнего дня она должна была сделать этот страшный, неизвестный на последствия шаг. Кто знает, какую реакцию это повлечёт от Дэвнпортов, если те узнают?
Но ночь в итоге настаёт. И она открывает окно. Это действие отдаётся в ней чувством дежавю, ночь, тот же дом, та же комната — всё совсем так же, как и тогда, когда она сбегала с Дариусом. Женщина спускается по тому же дереву. Оказавшись на земле, спешит тихо покинуть территорию поместья и направляется в город. Нужно добраться до совсем не благополучных районов города, чтобы бедный кучер согласился на небольшую беззаконницу — перемещение женщины без сопровождения мужчины за хорошую плату за неимением более благородных способов получения денег, дабы не умереть с голоду. Женщина доходит до туда наиболее безлюдными путями. В переулке стоит единственная лошадиная повозка. Элизабет направляется к рядом стоящему кучеру. Безмолвно передаёт ему пачку, а он, взглянув на неё, сразу понял, что она хочет нелегально выехать. Дэвнпорт залезает в повозку и спустя пару минут та трогается. В Элизабет поселяется маленькая надежда на успешное исполнение задуманного.
Ехали они уже некоторое время, и Элизабет даже казалось, что они уже весьма далеко отъехали от Лондона. Внезапно повозка останавливается, что и выводит женщину из полудрёма. Она обеспокоенно машет головой в стороны, прислушиваясь к происходящему снаружи, слышит чьи-то глухие голоса, но слова различить не была способна. Дверцы открываются, и она видит мужчин в полицейских мундирах. Сердце ушло в пятки.
— Так-так. А возчик то так яростно убеждал нас, что нет никого внутри. А тут вон оно что, женщина! И одна. Гражданка, вы знаете, что это противозаконно?
— Я..
— Снимайте накидку, нам нужно увидеть ваше лицо.
— Нет, я не могу
— Нам ещё привлечь вас за оказание сопротивления при допросе? Снимайте сами, или снимем мы, — Элизабет тянет ткань, не имея другого выбора. Полицейские не узнают в ней жену влиятельного владельца великой чайной династии.
— Документы при себе имеются?
— Нет.
— Так, значит, — говорит первый полицейский, обращаясь ко второму, — тащи кучера сюда. И пока тот не притащил возчика, снова обращается к Элизабет.
— Откуда ехали? — Элизабет, понимая, что мужчина нужен для подтверждения её следующих слов, отвечает честно.
— С Лондона, — и за её словами за дверью повозки снова показывается второй полицейских в компании кучера.
— Откуда путь держали? — обращается первый служащий к пойманному мужчине.
— Да с Лондона, с Лондона! — спешно признавался он, — Это эта окаянная женщина подошла ко мне, да стала угрожать, если не повезу её, я не виноват, поймите, — нагло врал возчик. Элизабет лишь цокнула, как бы и не ожидая от мужчины чего-то другого. Первый полицейский поднял одну бровь.
— Женщина и угрожать? Что-то ты путаешь старый. Скорее всего, денег тебе много дала, либо совратила
— Я взятки не беру, милостивый, клянусь, не наказывайте меня, — слезно умолял возчик, — Это всё женщина виновата!
— Да поняли мы, успокойся. Иди в своё место. В Лондон все вместе сейчас поедем, передадим вас местной полиции, а дальше сами разбирайтесь, — решил полицейский. «Нет, нет, нет», проносилось одно слово в голове Элизабет. Она понимала, в Лондоне её передадут полиции, а те узнают в ней жену Джереми Дэвнпорта. Наказание, конечно, никто не получит из-за связей у всей семьи, а тем более, работы столичным комиссаром Даниила. Но то, что с ней сделает семья гораздо хуже какого-либо судебного приговора. Ей было больно и горестно, ведь она уже надеялась на успех. Но всё разбилось вдребезги опять. Она начала рассуждать анализировать весь свой путь, ища огрехи, то, где она просчиталась. Вспомнила слова Даниила о том, что именно в эти дни не планируются проверки. Он обманул её? Но он не мог так подставить, он же её друг, да и зачем ему это! Из слов полицейского она подчеркнула кое-что.
— Местную? То есть, вы не из Лондона?
— Нет, мы из округа поблизости. Думали сначала, зачем выдернули нас среди ночи, а тут вон оно что, как удачно подвернулось! — выдал второй полицейский, на что первый лягнул его в грудь и прошипел на то, что тот выдаёт много информации. Второй больно ойкал. «Значит, внеплановая?». Но она не находила ни один удовлетворительный ответ, почему это случилось именно сейчас, её голову терзали мысли о несправедливости, о том, почему, почему именно сегодня они проверяли дорогу. Возможно, плохое просто случается, и ему нет ни объяснения, ни причины, но принять это человеку, особенно только что потерпевшему горе, крайне тяжело, ведь его мозг всегда будет искать причину для собственного успокоения.