– Я думала, ты уже полчаса как на работе?

Майлз пожал плечами, стряхивая крошки с густой темной бороды, ничуть не смущаясь упрека от Зои.

– Знаешь, как это бывает. Гуляли вчера допоздна, утром не мог встать.

Зои нахмурилась. Как это бывает, она действительно знала, но не одобряла. Коренной австралиец, как и она, Майлз в свои тридцать девять, будучи на пять лет моложе Зои, не в пример ей изо всех сил старался проживать каждое мгновение так, будто оно последнее. И, по его собственному выражению, в свои почти сорок был практически мертв.

– Может, хотя бы попробуешь, – произнесла Зои сквозь стиснутые зубы. – Ты живешь за углом. Опаздывая на работу, ты поступаешь нечестно по отношению к пациентам и ко всем нам.

– Да, да.

Изогнув светлую непослушную бровь, Зои выпрямилась во все свои пять футов пять дюймов и окинула Майлза, как она надеялась, испепеляющим взглядом. Казалось, это возымело эффект. Майлз поспешно снял пальто и сунул обертку от сэндвича в карман.

– Извините, босс. – Он как будто искренне раскаивался.

Зои пожала плечами.

– Босс еще только на сутки, а потом приступит к работе новый траблшутер.

– Временный траблшутер, – поправил Майлз, вытирая засаленные руки о скраб-брюки. – Как долго он здесь пробудет?

– Пока семья Харпер не убедится в том, что под их крылом дела в «Оукс» идут хорошо, – ответила Зои.

– И тогда объединят его с хосписом Святой Марии, – мрачно заметил Майлз, имея в виду новый современный хоспис в Бристоле, обгоняющий «Оукс» почти во всех опросах.

Когда на лице Майлза появилось хмурое выражение, Зои хихикнула. С тех пор как Майлз переспал с одной из медсестер хосписа Святой Марии и женщина имела наглость разбить ему сердце, у него был пунктик по поводу конкурирующего заведения.

– Я не понимаю, зачем нам вообще нужен траблшутер, – проворчал Майлз. – Мы и так со всем справляемся.

– Видимо, недостаточно хорошо справляемся, – усмехнулась Зои, устремив ясные голубые глаза на медбрата. – Единственное утешение в том, что он будет еще и руководить средним медперсоналом, так что меня наконец избавят от этой повинности.

Майлз рассмеялся.

– Надеюсь, тебе повезет. Ходят слухи, что парень с характером.

– Вот и отлично! – воскликнула Зои. – Значит, он сумеет приструнить тебя, когда ты опаздываешь или отлыниваешь от работы по субботам, звоня утром и притворяясь больным.

– Ну, не каждую же субботу, – запротестовал Майлз.

– Достаточно часто, чтобы я это заметила, – вздохнула Зои и тут же просияла. – В любом случае, теперь это не моя проблема, а Бена Таскера.

– Что ж, было бы неплохо иметь в начальниках парня вместо всех этих женщин, – проворчал Майлз, и выражение его лица снова стало страдальческим.

– Мне все равно. – Зои ухмыльнулась. – Скоро я смогу вернуться к тому, что люблю больше всего.

Майлз закатил глаза.

– Я бы предположил, что это персональный груминг, но, зная, что твой бьюти-режим включает только мыло и воду, исключу такой вариант.

Кого-то, возможно, и задели бы столь грубые шутки, но Зои сохраняла невозмутимость:

– Если я не тщеславна по поводу своей внешности, это не значит, что у меня нет личной жизни.

– Не нужно быть тщеславной, чтобы пробежаться расческой по волосам или привести в порядок брови, которые выглядят так, будто к твоему лицу прилипла пара слизней! – воскликнул Майлз, но, спохватившись, что, возможно, зашел слишком далеко, виновато посмотрел на нее из-под своих ухоженных бровей. – Извини, Зои, я не со зла. Просто мы беспокоимся. Все мы. Насколько можно судить, твоя жизнь вращается вокруг одного лишь хосписа.

– И что с того? – теперь уже возмутилась Зои, чувствуя, как ее бледные щеки пылают от негодования. Одно дело – критиковать ее внешность, но ставить под сомнение ее профессионализм – это уже слишком. – Есть способы проводить время и похуже, чем помогать умирающим.

– Верно, – осторожно согласился Майлз, засовывая руки в карманы. – Но в жизни нужно соблюдать баланс. Ты работаешь сутки напролет. И все эти заметки, Зои! Это такой прошлый век. Ты как святой покровитель умирающих.

– Никакой я не святой покровитель, а письма никогда не устареют. Это очень личная форма общения. – Зои взглянула сверху вниз на Артура, который уже дремал в своем инвалидном кресле.

– Ну, думаю, ты единственная, кто поддерживает на плаву магазины канцтоваров, – поддразнил Майлз.

Зои ничего не сказала. Она не была уникумом, многие медсестры и парамедики из ее окружения писали письма пациентам с неизлечимыми заболеваниями, чтобы поднять им настроение. Многие, как и она, верили, что в наш цифровой век в письме есть что-то особенное. Физическая запись, наполненная радостью, к которой пациенты могут прикоснуться и почувствовать с ней связь, чего не способны воспроизвести текстовое сообщение или электронная почта.

Но Зои знала и то, что никто не занимался этим с такой самоотдачей, как она. Только она старательно расспрашивала каждого пациента хосписа, не желает ли он оставить напоследок какое-нибудь послание. Случалось, она делала эти записи за мгновение до последнего вздоха, иногда – за несколько дней или часов до того, как пациенты уходили в мир иной. Просто Зои не понаслышке знала, насколько важны последние слова для тех, кто остается жить. Как эти слова становятся опорой в мрачные моменты предстоящей скорби.

– Ты – потрясающая медсестра, Зои, – продолжил Майлз. – Я просто ума не приложу, почему тебе не хочется жить веселее.

– Мне хватает веселья на работе, – спокойно сказала она.

Майлз покачал головой, как будто понимая, что перед ним безнадежный случай.

– Зои, работа здесь – это сущая каторга. Ты ни разу не брала отпуск, никогда не берешь отгул…

– Да, я знаю!

– Хотя бы чтоб заняться стиркой. – Он припечатал ее взглядом. – Мне твоя соседка Сара рассказывала.

– Ну, ей бы следовало поменьше болтать, – горячо запротестовала Зои. – Чем я занимаюсь в свободное время – это мое дело.

– Хорошо-хорошо! – воскликнул Майлз, отступая назад, словно опасаясь, что она взорвется. – Это я так, к слову.

– Вот и помалкивай. В любом случае, кто знает, как все сложится, когда завтра здесь появится Бен Таскер.

Майлз улыбнулся.

– Да уж, кто знает. Может, у тебя найдется время для кружки пива в пабе или желание носить одежду, которая не похожа на военно-морскую форму.

На последнем замечании у Зои лопнуло терпение, и она покатила Артура обратно в палату. По дороге она мельком увидела свое отражение в одностворчатых окнах. Майлз прав, она выглядела как старуха в неглаженной униформе, бледная, с седеющими светлыми волосами, настолько неопрятными, будто они жили своей жизнью. Но разве это имело значение? Главное – помогать пациентам уйти достойно, и Зои была уверена, что в этом с ней согласится и новый управляющий.

Майлз был не единственным, кто опоздал на работу в тот день. До конца своей смены Зои недосчиталась еще двух медсестер и волонтера из группы поддержки, которые не явились вовремя на дежурство. В автобусе по дороге домой она чувствовала облегчение, что с нее наконец-то снимают груз ответственности. К тому времени, как она поступила на работу в «Оукс», хоспис как независимое учреждение уже более тридцати лет принимал пациентов, молодых и старых. Зои полюбила это место сразу, как только переступила порог, но недавно стало очевидно, что фонды иссякают.

Постоянно проводилось сокращение персонала, и Зои часто видела, как члены правления слоняются по коридорам и ведут приглушенные разговоры об экономии средств. Раньше в заведении царила атмосфера оптимизма, но в последние месяцы, по мере того как нещадно урезали бюджет и штат сотрудников, Зои поняла, что прозвучал похоронный звон. Потому никто не удивился, когда совсем недавно семья Харпер, владеющая несколькими хосписами по всей стране, объявила о том, что добавит «Оукс» в свой портфель. Вполне естественно, это известие вызвало смешанные чувства, но правление сделало все возможное, чтобы убедить персонал в том, что Харперы сумеют изменить ситуацию к лучшему, и сделка была заключена.