– Подъем, интендант третьего ранга. Продолжайте нести службу.

Я встал, подождал, когда поднимется Вишневецкий, и пошел к месту приготовления пищи. Да, еще флягу найти надо. Заметил недовольную рожу счетовода. Тот, наверное, думал, что за такой подвиг ему, не отходя от кассы, присвоят звание Героя Советского Союза. Как же, немца он увидел. Ладно, будет зато, что рассказать на посиделках интендантов. Или сделает карьеру, станет генералом, наймет писателя и издаст мемуары, в которых поделится с читателем своим скромным подвигом.

– Кто стрелял? – спросил Гавриков.

– А кто ж его знает? Окруженец немецкий, наверное. Отбился от своих, заблудился. Испугался, убежал.

Летчик вроде успокоился. Пару раз зыркнул в сторону леса и всё. Не буду же я им рассказывать, что немцев может быть целая куча. Просто у них тоже с боеприпасом напряжно, и ввязываться в ненужную перестрелку они вряд ли будут. Да и ночь скоро. Так что у нас тут как в книжке про Маугли, возле водопоя война прекращается.

Это я уже сам себя успокаивал. А что сделаешь? Идти куда-то на ночь глядя – чистое самоубийство. Организовать полноценную оборону таким составом – не смешите меня. Я, конечно, подстрахую тех, кто на посту стоять будет, но где гарантия, что я не отрублюсь от усталости?

Ночью я пару раз даже не уснул – просто выключился. Спал минут по двадцать, наверное, и просыпался, когда начинали чудиться какие-то посторонние звуки. Успокоился только с рассветом. Да и спутники мои тоже не очень отдохнувшими выглядели.

Перекусили вчерашним супом из концентрата. Даже не грели. От этого сухпай показался особенно отвратительным. Но это я с жиру. Если на передовой посидеть пару недель, да чтобы еда через три дня на пятый, то тогда и Барсики с Шариками, если найдутся такие, влёт пойдут. А в окружении… лучше не вспоминать. Так что присолил чуток, загрыз каменным сухарем – и в путь.

Толстых ковылял еле-еле. Так что сегодня я уже не закидывал язык на плечо. Скорость и так была минимальной. Я даже в очередь немного тащил ШКАС. С каждым шагом утверждаясь в мысли, что надо было пулемет там на месте разобрать и прикопать. Списали бы, невелика ценность.

Из-за охромевшего штурмана привалы мы делали каждые два километра. Понятное дело, в отсутствие ориентиров просто шаги считали. Всё приблизительно, конечно. Не по прямой идем. И когда мы стали на дневку, чтобы перекусить, Толстых оценил наш прогресс всего километров в восемь. Короче, пройти оставалось примерно столько же.

Одно лишь утешало – никого мы в лесу не слышали, сколько ни пытались. Может, гансик и вправду один был? Главное, нам не досаждал. Потому что отряд у нас ни разу не боевой. Только и остается надеяться, что там, наверху, отведут от нас всякие неожиданности.

Не смеши бога своими планами. Мою просьбу спрятать нас от любой напасти в небесах поняли очень странно и наслали на нас дождь. Мелкий, противный, обложной. Одежда и обувь намокли быстро, и легче от этого не становилось. И плащ-палатки не помогли. Это у кого они были. Летные куртки, впрочем, тоже выигрыша не дали. А кое-кто у нас ведь на курорт летел. Носочки запасные с трусишками в портфеле вез, наверное. Через час у бедняги Вишневецкого зуб на зуб не попадал. Как говорил один знакомый водитель – не май лето.

Хотя почему, вот скоро как раз этот месяц и наступит. Но погодка – отвратная. И я принял решение встать на привал в ожидании, пока распогодится. Или пока не наберемся сил идти, несмотря на дождь. К тому же один полковник поскользнулся на мокрой травке и сильно ударился коленкой, да еще и сучком каким-то приложился, так что бинтовать пришлось.

Хорошо, что не все у нас финансисты, а есть и люди, которые способны развести костер из любой древесины, даже из самой негодящей. Согрелись. И горячего поели. И даже кисель потом заварили. Вкусный, зараза. Одно счастье – с водой никаких трудностей.

Дождь перестал обливать нас спустя три часа. И мы двинулись дальше. Примерно минут через тридцать интендант третьего ранга доказал, что и от него бывает польза. Потому что услышал звук орудийной канонады. Хотя на самом деле просто постреливали, не очень часто. На ровном месте стрельбу из пушек можно услышать километров за пятнадцать. А в лесу? Думаю, поменьше. Ладно, возьмем десять. Так что если не сегодня, то завтра в первой половине дня должны выйти к людям. Одна надежда только, что одеты они будут в правильную форму. И разговаривать на русском.

Шум транспорта мы услышали утром, когда прошли уже часа полтора. Все вместе, потому что прогудела колонна из четырех или пяти грузовиков. И сразу у нас появились силы и стимул двигаться побыстрее. Даже у Толстых. И у меня тоже. Потому что колено болело сильно. Предательская мысль про тот малюсенький осколок, который, попав в зад, чуть не свел меня в могилу, возникала часто. Теперь любая, самая мелкая ссадина еще долго на эту мысль наводить будет. А пока – к дороге. Быстрее, быстрее. Неужели это путешествие может закончиться в скором времени. Думки о прогулках по немецким тылам я отгонял от себя как мог. Детский сад, конечно, но так хочется в тепло и уют, хоть и в землянке. К своим.

Мы залегли в кустах, да так, чтобы в случае чего быстренько скрыться в овражек. Двое хромых и один слепой – те еще кандидаты для скоростного отхода, но мы геройствовать не планировали. Только узнать, чья дорога, а потом решать, что и куда. Правильно, какой смысл заранее планы строить? У нас тут не штаб, чтобы на картах стрелки рисовать и флажки на булавке переставлять.

Судя по всему, грунтовка эта была даже не второстепенной. Раздолбанная и густо поросшая травой между колеями. Больше на просеку тянула. И ждать пришлось долго, почти час. И опять – издалека не узнаешь. Да, едет довольно древний «хорьх», за ним – «ганомаг». Но у нас тут по обе стороны фронта воюют люди не гордые, и трофейную технику используют вовсю. Совсем не экзотика, когда в одной колонне едут наши «полуторки» и немецкие «опели-блицы». И пока в кабину не заглянешь, не узнаешь, кому автомобиль принадлежит. Так что подождем, посмотрим.

Через минуту я вздохнул облегченно. У водителя точно была гимнастерка с петлицами.

– Давай, Вишневецкий, – скомандовал я продрогшему финансисту. – Беги, тормози машину. Если что, падай сразу, чтобы не пристрелили.

Вряд ли последнее замечание придало бодрости счетоводу. Но спорить он не стал и бросился из кустов на дорогу. Расчет был простой – такой хлюпик на переодетого диверсанта похож очень мало. А что грязный по самую макушку – так больше доверия вызовет, чем чистый и благоухающий одеколоном.

Как ни странно, «хорьх» не остановился подальше от возможной засады, а подъехал чуть не вплотную, метра три не хватило до полного контакта. И тем удивительнее было, когда с заднего сиденья выпорхнул еще один интендант, только второго ранга, и начал едва не по-родственному приветствовать Вишневецкого. Чудны дела твои, господи. Это ж надо, хрен знает где встретить начальника нашего спутника. Рассказать кому – не поверят ведь.

Раз такое дело, то надо и нам выбираться. А то на радостях уедут интенданты, а нам тут куковать до следующей машины.

Ну потом прошло всё по уставу. Документы проверили, у всех без исключения. И усадили в «ганомаг», там всего три бойца охраны ехали. А Вишневецкого интендант к себе посадил. Наверное, послушать печальную повесть про сожженные бумажки и героическую оборону стратегического объекта. Ну, насчет бумаг у меня, как и у любого военнослужащего, есть четкая инструкция – при возникновении угрозы захвата секретную документацию следует уничтожить. Ничего, поскрипят перьями, пощелкают счетами, родят дубликаты в кратчайшие сроки.

Поговорить с интендантом не получилось. При попытке узнать пункт назначения, махнул рукой, мол, садитесь по машинам, товарищи, на месте всё выясните. Только автоматчики признались, что едем в штаб четвертой армии. И то хлеб. Потому что и командарм Ляпин, Петр Иванович, и начштаба Виноградов, который Пал Семеныч, меня знали. В этих знакомствах с начальниками это самое главное. Не так важно, что ты с ними знаком, лишь бы они тебя вспомнили в нужный момент. Вот только общаться нам сейчас придется с подчиненными майора Шишлина. Вот как раз с ним я знаком шапочно. Представил нас Мельников, сказал, что есть такой полковник, вот и всё общение. И по делам службы я в четверке не был ни разу.