— Могу ли дать тебе совет? — строгим тоном спросил патриций.

— Конечно, мой господин! — отозвался Парис со слабой надеждой в глазах.

— А почему бы тебе не жениться на ней, Парис? — поинтересовался сенатор.

— Какая удивительная мысль, хозяин, только ты мог придумать такое! — просияв, воскликнул управляющий. — Как ты думаешь, а она согласится?

— Спроси её сам. А я, как отец семейства, даю тебе моё благословение.

— О мой господин! — с волнением воскликнул Парис и помчался к Зенобии рассказать о судьбоносном решении проблемы.

Вне себя от радости, Глафира обнимала дочь. Девушка была ошеломлена, когда узнала тайну своего рождения, и теперь пыталась успокоиться, лаская белого котёнка. Понятно, что мысли её оставались далеки от череды разных убийств и витали между женщиной, которую ещё накануне она называла госпожой, и юным ювелиром, ожидавшим её в мастерской. И очень удивилась, когда узнала, что Глафира бесконечно рада, что её дочь не станет куртизанкой, а выйдет замуж за бедняка Мелоса…

Аврелий заметил её отсутствующий взгляд и сразу понял, как поступить, чтобы остаться с прекрасной гетерой наедине.

— Токул сказал мне, что мои чаши будут готовы сегодня. Тебе нетрудно сходить в мастерскую и узнать, как там дела? — спросил он Эбе.

Она не заставила повторять вопрос дважды и, попросив разрешения у матери, поспешила в ювелирную мастерскую.

Сенатор, я обязана тебе жизнью. Если бы ты не вытащил меня из пожара, то сейчас моя дочь осталась бы сиротой! — сказала куртизанка. — Теперь я публично признала её, и если отношения Эбе с подмастерьем Токула продолжатся, то, может быть, вскоре у меня появится внук!

— В самом деле? — засмеялся Аврелий, позаботившись запереть дверь и приказав прислуге не беспокоить его ни по какому поводу. И всё же, вспоминая предыдущие обстоятельства, он невольно призадумался, какая неожиданность на этот раз может помешать столь желанной близости с Глафирой.

— Как я могу отблагодарить тебя, сенатор? — спросила она с сияющей улыбкой.

— Давай придумаем, — ответил Аврелий, обнимая её.

— Да, конечно… — произнесла, она, опуская глаза. — Но дело в том, что когда я бежала вверх по Эсквилинскому холму в поисках дочери, я дала обет целомудрия богине Диане, если она поможет найти её.

— Диане? — удивился сенатор. — Не Венере, не Флоре, не Исиде или какой-нибудь другой, более снисходительной богине?

Диана и в самом деле была единственной среди женских божеств перенаселённого олимпийского пантеона, которая не подпускала к себе богов, героев и полубогов, отчего её нередко называли богиней целомудрия…

— Да, я дала обет девственнице Диане. Я поклялась ей, что изменю свою жизнь, — продолжала Глафира не без некоторого сожаления.

— И хочешь начать именно с меня? — вспыхнул сенатор, не скрывая своего недовольства.

Глафира разомкнула объятия.

— Ну, что поделаешь! Я же не могу соперничать с богиней! — смирился Аврелий.

— В таком случае вале, сенатор Стаций, и ещё раз спасибо! — улыбнулась она на прощание.

— А это вечный обет или на какой-то срок? — всё-таки поинтересовался патриций.

— Будущее покажет, — ответила куртизанка. — Зависит от того дня, когда я стану бабушкой.

— Невероятно обаятельной бабушкой! — крикнул ей вслед сенатор и стал мысленно перебирать возможные способы помочь любовным встречам Эбе с молодым подмастерьем Токула.

Когда Глафира удалилась, Аврелий услышал чей-то тяжёлый вздох.

— Что ты здесь делаешь, Меннон? — спросил он самого молодого из нубийцев, который замер на пороге, не отводя обожающего взгляда от того места, где стояла Эбе.

— Я смотрел на эту девушку, хозяин. Она так прекрасна! — признался раб-носильщик.

— К сожалению, она уже занята. Найдёшь другую. В Риме сколько угодно великолепных красавиц.

— Не спорю, мой господин, и всё же… — поколебался нубиец.

— Чем они тебе не нравятся? — удивился Аврелий.

— Они красивы, хозяин, но дело в том, что… Как бы это тебе сказать? Они все какие-то очень бледные…

— Понимаю, Меннон. Кстати у меня к тебе поручение. Пойди на старые склады, что по ту сторону Тибра, покажи вот этот пропуск, — сказал патриций, передавая нубийцу железное кольцо, которое подарил ему Зверь. — И купи от моего имени какую-нибудь рабыню… В этом доме нужен человек, который умел бы обращаться с жаровнями.

— А как мне правильно выбрать девушку, хозяин? — растерявшись, спросил носильщик.

— Не беспокойся, ты сразу узнаешь её, — улыбнулся сенатор, глядя, как он уходит.

Вернувшись в таблинум, он застал там Кастора в прекраснейшем настроении.

— Хозяин, у меня новость, которая имеет к тебе прямое отношение! — игриво заговорил вольноотпущенник. — Только скажи сначала, что такого ты сотворил с управляющим? Встретив меня в перистиле, он обратился ко мне со словами «Мой друг!». Это он-то, кто обычно кривится, ещё издали увидев меня! А потом обнял, да так крепко, что я едва не задохнулся от запаха его ужасной фиолетовой мази!

— Это от восторга, Кастор! Намечается свадьба! — сообщил патриций.

— Выходит, эта стерва Валерия всё-таки окрутила тебя! В таком случае… Ты же знаешь, что в день твоей свадьбы я подаю в отставку! — сдержанно произнёс грек.

— Глупый, это не я женюсь, а Парис!

— Ты смеёшься надо мной?! — вытаращил глаза секретарь.

— Да нет, клянусь тебе, это чистейшая правда — повезло Зенобии!

— О великие боги Олимпа, океана и подземного мира, вот это новость так новость! — и вольноотпущенник в растерянности упал на стул. — События разворачивались прямо у меня на глазах, а я даже не заметил! О Гермес, может, я старею?

Аврелий не стал возражать, хорошо помня, как острый на язык секретарь любит напоминать ему о его сорока двух годах, намекая, будто имеет дело со стариком, а не с мужчиной в полном расцвете сил…

— Прости меня, хозяин, мне нужно выпить. И наверняка понадобится не один кувшин вина, чтобы свыкнуться с такой новостью, — объявил огорошенный секретарь. — Кажется, я должен был что-то сообщить тебе, но эта история с Парисом так поразила меня, что вышибла всё из головы. Не беспокойся, наверное, какой-нибудь пустяк, — сказал он, направляясь к двери, и только уже на пороге обернулся, хлопнул себя по лбу и произнёс: — А, вспомнил. Тебя же назначили консулом!

Матрона встретила сенатора, нахмурившись и уперев кулаки в бока.

— Да ладно, Помпония, ты же прекрасно знаешь, что я никогда не стремился занимать какие-либо общественные должности: кресла в Сенате мне хватает с избытком, — объяснился Аврелий.

— Глупости! — отрезала она. — Не заставляй тебя упрашивать. И потом, это же ненадолго. На должности консула пробудешь не больше месяца. Полномочия Метрония как раз истекали, когда его убили, и эта должность — знак благодарности императора за твою работу. Токул официально вынес на рассмотрение Сената это предложение, когда впервые выступал там в качестве отца-основателя.

— Аппий Остиллий, я уверен, будет возражать…

— Совсем наоборот! Он безоговорочно одобрил твою кандидатуру! Вот уже несколько дней как он ищет тебя, хочет выразить тебе благодарность.

— Как? — невероятно удивился Аврелий.

— А разве не ты вместе со своим другом Мум-мием арестовал его шурина? — спросила матрона.

— Так и есть. Но ведь Леонций покончил с собой в тюрьме, и вся эта история тяжело отразилась на всей семье старейшины!

— Вот именно. И замять скандал помогла главным образом жена Остиллия — сестра поджигателя. В сложившейся ситуации, совершенно убитая всем случившимся, она предоставила мужу полнейшую свободу, а также доверенное управление всеми её средствами, если он не станет разводится… Естественно, она взялась возместить ущерб пострадавшим и сразу же обеспечила их новым жильём… И обрати внимание, самое малое, что мог сделать Остиллий, чтобы поблагодарить тебя, это всячески способствовать твоему назначению! И Клавдий Цезарь, очевидно, не возражал.

Аврелий кивнул. Он лично доложил императору, как развивались события, и тот похвалил его за деликатность, с какой сенатор спас от позора имя старинной семьи Валериев.