– Может, заодно займёмся освещением? – напомнил Михейка. – Темнеет ведь.

Точно – разбитый передний фонарь. Сменить лампу заблаговременно так и не успели.

– Боишься? – дразнила Ракель.

– Забочусь о безопасной дороге. – отвечал Михейка.

– Ладно, не обижайся. – Ракель передала ему в руки монтировку, а сама полезла к потайному ящику. – Честно говоря, всегда мечтала туда заглянуть.

Откинула щиток, продула скважину от пыли. Ключ, хранившийся за пазухой, подошёл как влитой, но провернуть не хватало сил – цилиндры внутри спеклись и проржавели.

– Помоги. – позвала Ракель.

Михейка забрался следом, сделал несколько попыток открыть тайник – замок не поддавался. Маленький ключ всё время выскальзывал из рук. Силы может и хватало – не хватало плеча, упора.

– Монтировка. – сообразила Ракель. – Давай вот так.

Острый конец инструмента сунули в ушко ключа, надавили в нужную сторону, как на рычаг. Механизм щёлкнул, дверца скрипнула на петлях и отворилась.

Полость тайника оказалась обширнее, чем ожидалось. Светить было нечем, и Ракель просто полезла рукой в ржавое брюхо локомобиля. Нащупала ремешок сумки, потянула на себя.

Старый брезентовый ранец еле прошёл в узкое окошко – он был набит чем-то звонким, и весил столько, что Михею снова пришлось помогать.

– Золото там, что ли? – улыбаясь, гадал он.

Тяжёлую добычу уложили на подмост, развязали узел, открыли...

Ракель замерла на вдохе, потом испуганно одёрнула руки от рюкзака. Изнутри на неё смотрели, подмигивая, камни-самоцветы, все как один сверкающие, разных оттенков и размеров. Густо-зеленые, алые, розовые, прозрачные, сине-чёрные.

– Где разбойники, там сокровище. – бормотал Михейка. – Где сокровище, там разбойники... да здесь и золото!

Михейка неожиданно смело запустил в сокровище пальцы и вытащил золотую монету. Ракель в жизни не видала золота, но почему-то не сомневалась, что оно выглядит именно так.

Она шлёпнула Михейку по руке, вернула монету, затянула ранец. Прежде нужно выдохнуть и разобраться – что это, чьё, откуда?

Папа, конечно же папа. Не старатели же галерейские подложили. Покидая Вертеп с матерью, он прихватил кое-что ещё в новую семью. Само собой, награбленное с простых людей, кровавое богатство, тут и говорить нечего. Вопрос в том – им лично, или всем Вертепом? Один бы столько не насобирал... но нет, всё же, это отцовское. Предателя и вора не стали бы почитать спустя столько лет. Должно быть, всю молодость собирал, копил.

– Пиздец. – оторопело прошептала Ракель. – Поменяли лампочку.

– И ты не знала? – спрашивал Михейка.

Ракель помотала головой.

– В первый раз вижу. Что нам делать теперь, Михейка?

– Ехать. – уверенно ответил он.

– Вперёд? Может... может, вернуться? От нужды ведь разделились. Какая теперь нужда?

– Вперёд ли, обратно, главное – прочь отсюда. – твердил Михейка. – Не стоять же с сокровищем в таком мрачном месте!

Тайник снова заперли, ранец отправился под кушетку. Михейка остался сторожить, Ракель пробралась вперед, села за штурвал. Почему-то ничего привычно не лязгнуло под сапогами, у педалей... Монтировка!

Боль началась тяжёлым раскатом, гулом отозвалась в ушах, обожгла затылок, словно кипятком. В какой-то миг Ракель ясно увидела летящие из своих глаз искры, а потом они погасли, и всё закрутилось в потёмках.

Падение с подмоста и удар о землю принесли новый приступ, который, однако, вернул в чувства. Ракель приложила к затылку непослушные, деревянные пальцы. Было тепло, липко, и снова очень больно.

Кто-то спрыгнул с локомобиля следом, подбежал ближе и всей своей тяжестью навалился сверху – лица его было не разобрать. Ракель давала вялый отпор, пыталась попасть неизвестному врагу в глаз, но он был по-животному проворен и в пылу будто не чувствовал ударов.

Враг изловчился развернуть её лицом от себя и заломил руки. Судя по треску ткани, сорвал с себя рубашку – и ей же начал вязать запястья за спиной.

– Ты же не такой. – сдавленно лепетала Ракель.

– Не такой, правда. – стуча зубами, согласился Михейка. – Мне самому жутко, Элечка. Я в жизни мухи не обидел, а тут живого человека, по голове. Крови столько! Но иначе никак.

– Можно иначе. Ты талант. Своей головой... сможешь.

– Ты не представляешь, какую это имеет ценность! На несколько веков хватит.

Затянув несколько крепких узлов, он оставил Ракель лежащей, а сам встал и отряхнулся. Она с трудом извернулась на бок, отплёвываясь от земли.

– Знаешь, ты права. – воодушевленно говорил Михейка. – Я ведь талант. Ушли бы самоцветы разбойникам-душегубам, они бы разбазарили всё попусту. А я всю жизнь такого шанса ждал. Это судьба, Элечка! Судьба, что я именно в вашем агрегате затаился, как чувствовал сердцем камни драгоценные рядышком. Я же не для себя! Просто получше многих знаю, как таким капиталом во благо людское распорядиться, с наивысшей пользой. Могу весь Стажай переустроить... нет, пропади он! Новый город возведу! Рай на Пустыре прорастёт – дивный, изобильный. Как ты хотела, дом для всех и каждого. Электроток пущу по проводам, воду достану из-под земли. Фермы будут, салоны, кинотеатры. Скульптуры поставлю, стены – выше подбенских... Ты, главное, сейчас замыслу моему не мешай. Вот получится всё, и я тебя сам в благодарность озолочу.

Михейка наклонился, и Ракель ощутила, как он приподнимает её за лямки комбинезона. Стряхнув с её лица волосы и песок, Михейка трусливо поцеловал податливые, почти безжизненные губы и уложил Ракель обратно.

Лёжа на боку, она видела, как он карабкается в локомобиль, дёргает рычаги, стравливает пар. Михейка делал всё правильно, но машина артачилась – тронуться с места ей мешали гайки-уловители под передачей. Каждый из пятерых членов команды в общих чертах знал, как запустить лок и как управлять им – но с ловушкой могла совладать одна только Ракель. Здесь требовался навык работы тонкими щипцами и иглой, который она получила ещё в Подбени, на швейной фабрике. Всякий раз думала – да зачем вообще эта возня? Как раз за этим.

Плюнув, Михейка спрыгнул на землю и потянул ранец за собой.

– Прости меня, прости! – крикнул он напоследок. – И спасибо за всё!

Откуда-то из глубины зданий-великанов раздался свист – смутно знакомый. Михейка попятился, загнанно оглянулся и спешно дал дёру.

Громыхнул выстрел, один-единственный, но его хватило. Падал Михейка уже мёртвым – он рухнул на лету и сложился в кучку, словно тюк с зерном. Вместе с ним умирал так и не успевший родиться город, рай на Пустыре. Ракель ясно видела его очертания среди руин – он был ни на что не похожий, светлый, воздушный и прекрасный.

Проснуться заставил нескончаемый скрип пружин снизу. Ракель раскрыла глаза, пошевелилась – осторожно, чтобы не множить гул в голове. Ощупала, осмотрела всё вокруг. Раскладушка, простынь, лампы, полки, склянки. Лёгкий запах спирта и сильный – сырости. Госпиталь? Почему тогда пахнет, как в пещере?

Она повернулась на бок и увидела своё отражение в зеркале. Голова туго обмотана бинтом, тело бледное, исхудавшее. А руки! Руки, лицо... разве можно так быстро отощать и постареть? Сколько пролетело времени?

– Жива. – чужим голосом сказало отражение.

А прядь из-под бинта не рыжая – тёмная. Сырость... пещера. Тогда свист слышался в развалинах – Некрас свистел. Разбойники, Вертеп. Это же Эсфирь!

– А тебя за что? – вяло спрашивала Ракель.

– Да за то же, за что и тебя. – Эсфирь рассмеялась. – Тяжко нам будет. С большим делом всегда несогласных много. Но и я уже не одна.

– Меня из-за сокровищ. – возразила Ракель.

– Один из-за сокровищ. – согласилась атаманша. – А трое других посчитали, что ты ума лишилась, верно?

Ракель печально выдохнула.

– Всё могло быть иначе. – призналась она. – Я хотела ещё в Подбени тайник открыть, тогда бы и вовсе про тебя не вспомнила. И в Старом Городе тоже... так и сказала – может, развернуться и поехать обратно, всю жизнь проедать наследство. Михей помешал. Его просто сокровище раньше отравило, чем меня. Это к тому, что чересчур на меня не надейся. Я не такая, как ты.