На вкус он как я, и мне это нравится.

Пальцами нащупываю пуговицу на его брюках. Ещё больше возни. Молния расстёгивается с удовлетворяющим жужжанием, выпуклость его стояка прикрыта тёмной тканью нижнего белья, и это снова заставляет мой клитор пульсировать, мой рот наполняется слюной от возбуждения.

Иисус. Никогда раньше я так отчаянно не хотела увидеть член. Обычно они мне не нравятся — я имею в виду, кто считает члены милыми? Буквально никто, кроме владельца самого пениса, и большинство мужчин не получили памятки о том, что никто не хочет видеть это дерьмо, особенно без приглашения.

Однако, член Ноя? Я хочу его увидеть.

Он толстый и тёплый, и когда я прикасаюсь к нему, шевелится.

Мой взгляд устремляется к его лицу: глаза закрыты, рот слегка приоткрыт, руки заложены за голову. Парень открывает глаза, чтобы посмотреть на меня, и наши взгляды встречаются, в то же время провожу кончиком пальца по поясу его боксёров.

Твёрдый живот.

Твёрдые бедра.

Твёрдый член.

Оттягиваю хлопок ровно настолько, чтобы поиграть в прятки с кончиком. Головка. Лучшая часть всего этого.

Ной шипит сквозь зубы, мощный афродизиак, который ударяет мне в голову; я опьянена идеей сделать его колени слабыми.

Но я не планирую сосать его.

Не планирую делать минет.

И что мне делать?

Обдумываю идею старомодной дрочки руками, как мы делали в старших классах, прежде чем набрались смелости взять одну из них в рот и пососать.

Дёргаю его за штаны, стягивая их с бёдер и оставляя спущенными вокруг икр. Затем провожу пальцем по его стволу, желая увидеть, как он снова дёрнется.

Он не разочаровывает, жаждет моих прикосновений, хочет внимания.

Его член не такой огромный, что я боюсь стянуть с парня нижнее белье, и я вздыхаю с облегчением. Никогда не видела монстра-член вживую, но Клэр и Эмили рассказывали мне страшные истории, и я внезапно благодарна, что Ной — при его высоком росте — обладает пропорциональным среднего размера членом.

Я бы не знала, как справиться с гигантом, поэтому благодарю за тот, что у меня в руке. Мужчина на полу в моей гостиной ахает, когда происходит контакт кожа к коже, его нижнее белье присоединилось к брюкам.

Рядом стоит бутылочка с лосьоном — ещё одна вещь, которой мы пользовались в те дни, когда были слишком трусливы, чтобы купить смазку в единственной в городе аптеке, где продавались презервативы и средства контрацепции, — и я тянусь за ней.

Без запаха. Остался там с тех пор, как я увлажняла кожу ног после бритья перед нашим свиданием.

Ной остаётся невозмутимым, когда я наливаю лосьон на ладони, а затем тру их друг об друга, разогревая прохладный крем. Он едва соображает, тяжело дышит — ждёт.

Не слишком ли рано отсасывать ему?

Гретхен однажды сказала, что если отсосёшь парню на первом свидании, он никогда не отведёт тебя домой, чтобы познакомить со своей матерью, но член Ноя прямо здесь, в моей руке, и парень такой сексуальный, лежа у меня на полу…

Уф. Это было так давно, и я очень хочу этого.

РАЗВЕ ЭТО ТАК УЖ НЕПРАВИЛЬНО?

НОЙ

— Хардинг, Фил хочет тебя видеть в своём кабинете после тренировки. — Один из помощников тренера ждал возможности прокричать мне сообщение, когда я отбил мяч над второй базой и наблюдал, как он взлетел в воздух.

Дерьмо. Никогда не бывает ничего хорошего, когда пиарщик команды Фил Скилара хочет провести встречу после тренировки. Обычно эти встречи для того, чтобы выработать стратегию по поводу публичного скандала, в котором был замешан кто-то из команды, и обычно это не имеет ко мне никакого отношения. Уоллес, да. Эспиноза, да.

Я — нет.

Кроме того, если не возникает какой-либо ситуации — появление фотографии в нетрезвом виде, или во всех новостях трезвонят о непристойном поведении, или женщина заявляет об отцовстве, — Фил редко бывает в своём офисе.

— Знаешь, чего он хочет? — Я бросаю биту, которую держал в руке, другому помощнику и вытираю лоб полотенцем из заднего кармана.

— Понятия не имею. — Он пожимает плечами. — Извини, чувак.

— А я знаю. — Уоллес — подлый ублюдок — стоит позади меня, и я поворачиваюсь, снимая перчатки и наблюдая, как он идёт ко мне.

Почему он всегда рядом, когда происходит драма?

— Собираешься мне сказать? — Терпеть не могу, когда кто-то ходит вокруг да около. Если он знает, почему меня вызывают, то я хочу, чтобы парень выложил всё на чистоту.

— Ты во всех новостях. — Он сплёвывает на землю. — Ты и твоя подружка.

Подружка?

— Ты имеешь в виду Миранду?

— Да. — Впервые в жизни Базз Уоллес подходит ко мне с застенчивым видом, а не с дерзким. Нерешительный, а не агрессивный.

Это… не может быть хорошо.

— И?

Он шаркает ногами по грунту, носки бутс испачканы.

— Чёрт, чувак. Я не знаю, что тебе сказать.

Что это значит?

— Чёрт. — Уоллес делает паузу, засунув руки в карманы спортивных штанов, выданных командой, сбоку красуется логотип компании нашего спонсора. Затем вынимает и хлопает ими, словно пытаясь настроиться. — Хорошо, я просто скажу это — как будто срываю пластырь.

Я жду, пока он заполнит пробелы.

— Вы в новостях — ты и Миранда. И заголовки… — Он опускает голову, уставившись на свои ботинки. — Они ужасные.

— Мы просто ужинали. — Что в этом особенного?

Базз медленно шагает к тому месту, где обычно сидит на корточках кэтчер, затем возвращается ко мне. Поднимает руки, и его огромные, потные ладони опускаются на мои плечи, крепко сжимая.

— Слушай, чувак, ты мой лучший друг…

О чёрт.

— …но это тебе не понравится.

— Пфф, — громко язвлю я. — Мы поужинали — ничего неприличного не произошло. Несколько человек сделали снимки, но на этом всё. Мы не были в стриптиз-клубе, она не танцевала у меня на коленях, никто не был пьян, мы были в приличном заведении.

Бок о бок мы начинаем идти к скамейкам, и я буквально чувствую, как Уоллес думает рядом со мной; он так глубоко задумался, брови нахмурены, сердитые складки на лбу.

— Эй, красавчик, — говорит один из парней, когда мы подходим ближе.

— Закрой свой грёбаный рот, Гомес, — огрызается Уоллес, и именно тогда я воспринимаю его слова всерьёз.

— Уоллес, что, чёрт возьми, происходит?

Мы не успеваем дойти до скамеек, как он берёт меня за руку и тянет назад, в сторону туннеля, ведущего к раздевалкам. Останавливается, поворачивая меня лицом к себе.

— Братан. Ты знаешь, я думаю, что ты чертовски крутой. И знаешь, что папарацци могут быть мудаками, а репортёры ещё хуже…

Я в бешенстве отдёргиваю его руки с себя.

— Чувак, выкладывай!

— Чёрт. — Уоллес смущается? — Нет простого способа сказать тебе это. Обещай, что не будешь злиться.

Слишком поздно.

— Я уже злюсь.

Он делает глубокий вдох и выдыхает вместе с потоком слов.

— Опубликовали вашу фотографию с Мирандой, и пресса называет вас обоих уродливыми… Вот, я сказал это.

Он выдыхает и приваливается к цементной стене позади себя, тёмный коридор, ведущий к офисам и раздевалкам, пустой и холодный.

Ещё холоднее теперь, когда мне нанесли этот удар, вот только я всё ещё не уверен, что это значит.

— Какая фотография?

— Вы двое едите.

К чёрту того гребаного парня, который сделал нашу чёртову фотографию.

— Но дело не в фотографиях, Бейсмен, а в заголовках.

Я прислоняюсь к стене рядом с ним, провожу рукой по волосам, сняв бейсболку. Мои волосы потные и мокрые, и я убираю их с глаз.

— И какие заголовки? — Что они могли написать такого, что заставило Базза Уоллеса — наименее сочувствующего парня, которого я когда-либо встречал, — внезапно стать таким чертовски сочувствующим?

Мой приятель запрокидывает голову, смотрит в потолок, прищурившись.

— Например: «Может, он и браунбаггер, но я бы трахнул любого, у кого есть хотя бы половина его состояния».