Парень подвёл прямо к этому вопросу, вот только тот не даёт мне ответа, который я ищу. Он вообще ничего не говорит.

— Ной?

— Да?

— Ты собираешься что-нибудь сказать?

Это всё равно, что вырывать зубы.

— Ты права — мне не следовало звонить.

«Может быть, он хотел, чтобы ты знала правду, потому что ты ему нравишься».

— Это хорошо, что ты позвонил. Просто этот разговор сбивает с толку. Но как бы то ни было, всё в порядке. Я… — прочищаю горло и беру себя в руки. — Просто хочу, чтобы ты знал, что я хотела бы…

Его «Да?» звучит не громче шёпота, и я вздрагиваю.

— Я бы хотела… — Я не могу этого сказать. Слова застревают у меня в горле, слишком дерьмовые, чтобы вырваться наружу.

— Чего бы ты хотела? — снова шёпот.

Почему я не могу этого сказать? Было бы так легко вывалить всё это и никогда больше его не видеть!

— Я бы хотела, чтобы ты был на месте Базза. Я бы хотела, чтобы это ты пришёл и купил карточку в тот первый день. — Я смотрю на потолок с его запачканными водой углами и трещиной в центре возле светильника. — Я бы хотела, чтобы это был ты с самого начала.

— Почему? — его голос срывается.

— Теперь это вряд ли имеет значение.

НОЙ

«Я бы хотела, чтобы это был ты с самого начала».

Именно так.

Чтобы это был я.

Никто никогда раньше не говорил мне ничего подобного, и, честно говоря, я, чёрт возьми, не уверен, что Миранда имела в виду, потому что она не стала объяснять.

После ещё нескольких неловких секунд разговора по телефону она так же резко оборвала разговор, как я резко оборвал наши объятия в клубе, отключившись, даже не попрощавшись.

— Я должна идти. Прости.

Гудок.

Я смотрел на свой телефон долгую минуту, размышляя о том, чтобы перезвонить ей, но не хотел быть отвергнутым, если она откажется брать трубку. Хотел написать сообщение, но не знал, что сказать.

Меняю позу и поправляю шлем на голове, не сводя глаз с питчинговой машины на насыпи в центре специально огороженной площадки. Наш тренер стоит рядом с ней, и я знаю, что он оценивает мою готовность к игре.

Он ждёт и наблюдает, пока я, наконец, киваю.

Свист.

Щелчок.

Мяч и бита соединяются в нужном месте, что вызывает мгновенную пульсацию и покалывания в моих предплечьях, прежде чем отправить этот кожаный мяч в космос.

Я приподнимаю поля своего красного шлема, чтобы посмотреть, как он парит.

— Отлично. — Тренер одобрительно кивает, и, когда мяч попадает в поле, я снова принимаю стойку, сжимая и разжимая руки, чтобы ослабить вибрацию. — Готов?

Ещё один мой кивок, ещё один мяч торпедой летит в мою сторону, ещё один удар битой.

Я сегодня в ударе, слава грёбаному Богу. До нашей первой игры осталось несколько дней, и мой второй сезон должен быть удачным. У меня нет намерения спустить эту команду в унитаз вместо того, чтобы идти к победе.

Не отбиваешь, тогда уступи своё место на поле кому-нибудь другому, и займи место на скамейке запасных.

Уоллес там, бросает мяч с помощником тренера. Он смотрит на меня, отводя руку назад, прежде чем запустить мяч:

— Я думал, ты собираешься отбить его туда.

Хлопаю по своей кожаной перчатке.

— Разве ты не должен беспокоиться о себе?

— Нет, братан, мы команда. Твой успех — мой успех, твой дом — мой дом. — Он без особых проблем ловит брошенный в него мяч.

В такие моменты, как этот, я действительно чувствую себя виноватым, когда злюсь на него. Базз может быть бабником в большинстве дней, но, когда дело доходит до драки, он прикроет меня в мгновение ока.

— Мой дом — это не твой дом.

— Эм. — Он не согласен.

— Это не так.

— Как скажешь. — Пожав плечами, он посылает ещё один мяч помощнику тренера, находящемуся в пятидесяти футах от него. — Кстати, у тебя почти закончилось миндальное молоко. — Удар. И мяч снова в небе. — И туалетная бумага в туалете рядом с кухней.

— Держись подальше от моего холодильника, засранец. — Я смеюсь, не сводя глаз с парня, который собирается поймать мяч. — Или сходи за покупками сам.

— Ходить по магазинам — это твоя работа.

Какого чёрта?

— Оставайся дома, — возражаю я, бросая мяч в сторону парня. Его голова трясётся каждый раз, когда Уоллес говорит что-то возмутительное. — Не в моём доме, у себя дома.

— Но у тебя удобный диван.

— Не моя вина, что ты купил мужской диван. — Перевод: чёрный кожаный диван, имеющий форму квадрата и совершенно неудобный.

Мы продолжаем в том же духе целый час, ни один из ассистирующих тренеров не присоединяется к подшучиванию, но их это всё равно забавляет. Мои уловы точны, мои броски сильны, пот стекает с моих волос на лоб.

Я снимаю шлем и вытираюсь тыльной стороной ладони, затем тянусь за полотенцем, висящим на петле моего ремня. Сейчас не лето, но от тренировок я потею, как будто на улице зной, а может, это просто нервы.

Ничто не готовит вас к выступлению перед толпой, и я не думаю, что когда-нибудь привыкну к этому, независимо от того, как долго играю профессионально.

«Я бы хотела, чтобы это был ты с самого начала».

Слова Миранды повторяются, когда я стою под струями душа в раздевалке, запрокинув голову, пока горячая вода струится по всему моему телу и грязь исчезает в канализации у моих ног. Открываю глаза, чтобы посмотреть на кафельный потолок душевой, затем закрываю и отворачиваюсь, чтобы смыть шампунь с волос.

Женщины. Я никогда не пойму, чего они хотят от меня, особенно когда им, похоже, не нужны мои деньги. Купить карточку у Миранды — это одно; я понимаю, у неё есть то, что мне нужно. Быть использованным, потому что я знаменит — это совсем другое.

Выключаю воду и тянусь за полотенцем, висящим на ближайшем крючке, вытираю ноги, руки и туловище, затем оборачиваю его вокруг талии. Подхожу к своему шкафчику и роюсь в сумке в поисках чистой футболки.

Нюхаю её.

Она может быть чистой, но пахнет спортивной сумкой, так что, похоже, я иду прямо домой, а не в продуктовый магазин. Я не могу выходить на публику, воняя влажными грязными носками.

Внизу на скамейке перед моим шкафчиком, загорается экран моего мобильного, привлекая моё внимание, и я смотрю на него, натягивая шорты.

Миранда. И предварительный просмотр текста гласит: «Да. Я думаю, это было бы…»

Что?

Да, она думает, что это было бы что?

Я хватаю телефон и набираю пароль, чтобы разблокировать его, быстро открывая сообщение.

Миранда: Да. Я думаю, это было бы весело.

Мои глаза блуждают, углубляясь в переписку, а затем, чуть не вылезают из орбит.

Очевидно, пять минут назад я написал ей сообщение и пригласил на настоящее свидание.

И она сказала «да», обменявшись примерно такими словами:

Я: Это будет звучать супер-странно, но мне было интересно, могу ли я пригласить тебя куда-нибудь сходить?

Миранда: Куда-нибудь сходить?

Я: Да, как свидание или что-то в этом роде.

Миранда: Или что-то в этом роде? Ха-ха.

Я: Я буду паинькой, обещаю.

Миранда: Ну, если ты собираешься быть паинькой, то как я могу сказать «нет»?

Я: Так и что ты скажешь?

Миранда: Да. Я думаю, это было бы весело.

Ужасающие слова и грамматика бросаются в глаза: Супер-странно? Я буду паинькой? Или что-то в этом роде?

Что. За. Хрень?

Кто, вообще, так говорит!

Боже, я хочу, чтобы пол под ногами разошёлся и поглотил меня целиком. Пожалуйста, Боже, просто сделай это — я не могу снова разговаривать с ней или смотреть ей в глаза, зная, что девушка думает, что я сказал бы подобную глупость.

Чертовски неловко.

Я поднимаю свой телефон и протягиваю его в сторону остальной части раздевалки, призывая кого-нибудь взять на себя ответственность за переписку с Мирандой.