— Да, — хрипло ответил Леви, кивая. — Через две недели.

Затем, сжав руку на его плече, я кивнул охраннику и направился к двери. Через холл, через детекторы и главный вход вернулся к своей машине. Потом сел в нее и завел двигатель, бросив быстрый взгляд на фотографии, прикрепленные к козырьку. Дедушка держит меня на руках, когда я был совсем маленьким. Бабушка и дедушка сидят со мной на Рождество, когда я был маленьким ребенком. Билли и я на велосипедах. Рэй и я на свидании в закусочной. Ной и я на причале. Рэй, Ной и я с самым маленьким членом нашей семьи, Майлзом, в день его рождения.

И когда серый каменный фасад «Уэйуорда» превратился в ничто позади меня, я поехал к двум детям, которым был нужен. И жене, которая меня любила. И городу, который показал мне прощение, в котором я нуждался. И дому в историческом Ривер-Каньоне, которым, знал, дедушка гордился бы, узнав, что я называю его своим.

И я тоже.

Я гордился тем, что называл все это своим.

ЛЮБОВЬ, УДАЧА И ВСЕ ОСТАЛЬНОЕ

Тридцать пять лет

В своей жизни я пережил то, что большинство людей никогда бы не испытали.

Я был свидетелем кончины моих бабушки и дедушки.

Украл последний вздох у своего лучшего друга.

Сидел в тюрьме и умирал — дважды.

Но из всего, что я сделал, из всего, что видел, выезд за пределы штата Коннектикут не входил в их число.

Конечно, это никогда не входило в мои планы.

Мои бабушка и дедушка время от времени упоминали о поездках — о походе на побережье Лонг-Айленда, о поездке в горы Пенсильвании или о посещении исторических улиц Бостона, а также о других местах. Но всегда что-то стояло на пути, не давая нам отправиться в одно из наших путешествий на выходные и не позволяя бабушке и дедушке показать мне больше, чем город, в котором я вырос, пока смерть не забрала их обоих и не оставила меня.

Но даже когда они исчезли из моей жизни, мечты о побеге так и остались мечтами. Я потратил годы своей жизни, пряча деньги под кроватью с твердым намерением забрать маму — брыкающуюся и кричащую, если понадобится — и убраться к чертовой матери из этого города, из этого штата… со всего чертова побережья. Все, что угодно, лишь бы дать нам чистую страницу, которую можно заполнить блестящей новой жизнью, вдали от зависимости и наркоторговли, но…

Ну, мы все знаем, что из этого вышло.

Боже, даже после того, как я начал новую жизнь в Ривер-Каньоне и во второй раз встретил Рэй, мы говорили о том, чтобы съездить к ее сестре, Сторми, в Салем в штате Массачусетс, как только закончится мой испытательный срок. Это была хорошая идея, которую я с нетерпением ждал. Все, что знал об этом легендарном городе, я почерпнул из книг или интернета. И фантазии о том, чтобы увидеть его своими глазами, были приятными.

Но судьба снова распорядилась иначе и решила, что я должен побывать в раю, прежде чем увижу что-то еще на земле.

Последовали месяцы анестезии и физиотерапии, а потом, когда очнулся после третьей и последней операции по восстановлению моих внутренностей, я сказал Рэй, чтобы она перестала быть моей девушкой и стала моей женой.

У меня не было кольца. Я не подумал, прежде чем произнести эти слова. Просто открыл глаза, увидел ее рядом — как после того, как вернулся к жизни во второй раз, — и потребовал, чтобы мы начали играть роли, которые нам суждено было сыграть.

Мужа и жены.

Она молча согласилась. Безмолвный кивок — это все, на что Рэй была способна, когда сжала мою руку и позволила слезам свободно течь на мое отвратительное больничное одеяло. Плакала ли она от предложения или от того, что я вообще проснулся, я так и не спросил. Да это и не имело значения. Потому что в тот момент меня больше ничего не волновало — ни вопросы, ни поездки, ни то, что я увижу за пределами Коннектикута.

Все, что имело значение, — это Рэй, Ной и я. Ну, то есть до тех пор, пока Рэй не обнаружила, что не так уж неожиданно забеременела, и наш второй сын появился на свет самым идеальным образом — неожиданно и без ожиданий героизма.

И в тот момент все, что имело значение, — это Рэй, Ной, Майлз и я, и наша жизнь как семьи из четырех человек.

Научиться ухаживать за младенцем благодаря лучшей учительнице и матери, которую я когда-либо знал.

Наблюдать, как Ной становится старшим братом.

Повышение с должности помощника менеджера до партнера в «Фиш Маркете».

Переезд из трейлера по адресу 1111 Даффодил-лейн в собственный дом в историческом районе Ривер-Каньон недалеко от дома Патрика Кинни.

Приобретение еще одной кошки для Элевен, щенка для мальчиков и встроенных книжных полок от пола до потолка для нас с Рэй.

Пока мне не стукнуло тридцать пять, и я не решил, что пора расширить наш маленький счастливый пузырь за счет перемен и новых приключений.

Рэй убедила меня встретиться в тюрьме с Леви Стрэттоном — моим бывшим врагом и неожиданным дядей. И после того первого визита я решил появляться у него каждые две недели, как по часам.

Хотите верьте, хотите нет, но я понял, что Леви мне очень нравится, и, хотите верьте, хотите нет, но я ему тоже понравился.

Это произошло неожиданно и нехотя для нас обоих. Но когда это произошло, это ударило по нам обоим, как товарный поезд. Сильно и быстро. Слишком быстро, чтобы мы успели что-то предпринять, пока ущерб уже не был нанесен.

— Думаешь, кто-то мог это предвидеть? — спросил Леви без всякого контекста однажды, смеясь после того, как я сказал какую-то глупость, не имеющую никакого значения.

Но я понял, что он имел в виду, и покачал головой.

— Нет, — ответил я, делая глоток из своей бутылки с водой. — В другой жизни этого никогда не должно было случиться. Но вот мы здесь, делаем невозможное.

— Ну… за невозможное, — произнес Леви, поднимая свою бутылку.

И это именно то, что промелькнуло у меня в голове в тот момент, когда Рэй везла нас через границу штата Массачусетс с двумя нашими детьми — один в подростковом возрасте, другой еще в подгузниках — спящими на заднем сиденье.

«За невозможное».

«Если ты выиграешь, выиграю и я».

И, черт возьми, мы действительно выиграли.

* * *

Салем оказался таким же волшебным, каким я его себе представлял. Даже свежий ветерок в начале октября нес в себе что-то такое, что говорило о том, что мы находимся в каком-то особенном месте. Я практически вприпрыжку бежал по улицам. И был взволнован тем, что оказался в новом месте. В восторге от возможности познакомиться с историей, которую этот город хранит в каждой щели и углублении.

— Боже, ты просто можешь почувствовать, насколько это место населено призраками, — произнес я, совершенно сбитый с толку, когда поднял Майлза повыше на бедре.

Я ходил, слегка прихрамывая, благодаря пуле, попавшей в бедро. Выстрел сломал мне ногу, в результате чего осколки кости задели нерв и еще какую-то хрень со сложным медицинским названием, которую не стал уточнять. Знал только одно: несмотря на то, что нога давно зажила и больше не требует еженедельных визитов к физиотерапевту, моя походка так никогда и не станет прежней.

И знаете что?

Мне было наплевать.

Потому что я был жив, делил свой мир с людьми, которых любил больше всего на свете, и ничто другое не имело большего значения, чем это.

Ной застонал, закатывая глаза в сторону матери.

— Папа снова ведет себя странно.

— Занудно-странно, — я прижался к нему боком, — или круто-странно?

— Ну, ты точно не крутой, — пробормотал он, следя за тем, чтобы смотреть вперед, а вовсе не на меня.

«Блин, семнадцать лет — забавный возраст».

Я рассмеялся и ткнул Майлза в живот.

— Разве это не мило? Твой брат считает папу ботаником.

Его пухленькое личико скривилось в щербатой улыбке, когда он захихикал и обхватил себя руками за талию.