— Ушел? — прошептал я.

Боже, почему это так больно? Почему я вообще чувствую боль? Разве это не должно было быть Раем — раем, в котором человек не знает ни боли, ни печали, ни каких-либо других ужасных земных эмоций и болей?

— Но…

— Тебя еще не должно быть здесь, Солджер. Пора уходить.

Я покачал головой, расстроенный тем, что ничего не понимаю.

— Я не понимаю…

— Это не надо тебе понимать, малыш. Пока нет.

Паника охватила меня, когда энергичное притяжение объяло все мое существо, дергая за невидимую цепь. И я отдалялся от нее и этого места.

— Мамочка, — мой голос сорвался, когда я накрыл ее руку своей, — я не хочу уходить.

Это казалось несправедливым. Это было неправильно. Я так упорно боролся большую часть своей жизни, чтобы вернуть себе эту ее версию, и мысль о том, чтобы отказаться от этого сейчас, казалась самым жестоким наказанием из всех.

— Ты всегда был моим солнышком, малыш. Но пришло время стать ее. Больше некого спасать. Теперь я в порядке — мы все в порядке. А теперь иди и живи своей жизнью.

Сильный рывок за цепь отбросил меня назад, навстречу неизвестности, и я умолял свои веки открыться, просто чтобы мельком увидеть мою маму, прежде чем она снова исчезнет. Только мельком. Просто напоминание, прежде чем я отправлюсь в свое путешествие без нее.

Пытался и пытался, но безрезультатно, пока, наконец, мои веки медленно не приоткрылись, и я не увидел яркую белизну теплого света, льющегося со всех сторон. А затем, постепенно, мое зрение приспособилось, и передо мной возникло лицо ангела.

«Рэй», — подумал я, делая свой первый вдох в следующей главе моей жизни.

Было одиннадцать-одиннадцать.

КАЖДЫЕ ДВЕ НЕДЕЛИ

Жил-был человек по имени Солджер Мэйсон, которому с самого рождения говорили, что тот станет героем и спасителем, и он принял это близко к сердцу. Поэтому продолжал жить в серой зоне между черным и белым, делая то, что, как парень знал, было неправильным, но чтобы сохранить сердце на грани правильного, ни разу не дрогнув, стараясь выполнить данные им обещания защищать других любой ценой.

Так Солджер и поступал — до той ночи, когда дважды умер. Пока его не освободили и не вернули в этот мир, чтобы он начал третью главу своей жизни, неотягощенную клеймом, которое тот носил с самого первого появления в этом мире.

Мои колени подпрыгивали под столом, когда я думал об этом человеке.

Теперь я почти не замечал его, когда смотрелся в зеркало. Хотя время от времени замечал в его глазах остатки обиды или намек на прошлое, промелькающий в шрамах, которые он носил. Но я уже был далеко не тем человеком, каким был до воссоединения с Рейн, до той ночи, когда в последний раз спас ее жизнь, а она, в свою очередь, спасла мою.

Солджер Мэйсон, которого я знал сейчас, был другом, мужем и отцом двоих детей. Он был домовладельцем и членом городского совета Ривер-Каньона. Был трудолюбивым работником в местном продуктовом магазине и был рад называть себя партнером в бизнесе. Он был гордым человеком, довольным и удовлетворенным. Но больше всего, и это самое главное, ему было хорошо.

Это место не было похоже на то, куда пошел бы хороший человек, и все же это казалось необходимым. Мысль о поездке туда не давала мне спать слишком много ночей. В конце концов, однажды вечером Рэй убедила меня просто съездить и выкинуть все это из головы, после того как мы уложили нашего двухлетнего сына в его кроватку — с небольшой помощью его старшего брата, который думал, что наблюдать, как Майлз обгоняет нас обоих, было самой забавной вещью на планете.

— Если станет слишком, ты можешь просто уйти, а если нет, то останешься и получишь от этого то, что тебе нужно, — сказала Рэй неделю назад, лежа на нашем диване, слишком измученная, чтобы делать что-то, кроме как обнимать меня за талию. — Но в любом случае ты должен пойти. Я думаю, тебе нужно.

И тогда я подумал, что Рэй права.

Но теперь не был так уверен.

Это было слишком похоже на шаг в прошлое, и каким-то бредовым образом я начал беспокоиться, что начну деградировать, чем дольше пробуду там.

Затем дверь открылась, и я поднял голову, чтобы посмотреть, как передо мной садится другой призрак. Охранник, с которым он пришел, пристегнул наручники к столу, а я смотрел вперед, не в силах оторвать взгляд от последнего живого члена моей семьи.

Леви Стрэттон.

— У вас есть час, — уведомил охранник, обращаясь к нам обоим, прежде чем повернуться ко мне. — Если вы закончите раньше, просто постучите в дверь.

Я кивнул.

— Спасибо.

Охранник ушел, коротко кивнув головой, и закрыл за собой тяжелую дверь, впервые в жизни оставив нас с Леви наедине.

Понятия не имею, как я раньше не замечал, что у нас одинаковые глаза и нос. Наверное, мне просто не приходило в голову присмотреться.

Леви откинулся на спинку стула, изучая меня так же, как я изучал его. Впервые мы принимали друг друга без постороннего влияния. Некого было впечатлять. Не с кем бороться — с этим было покончено; так было уже четыре года.

— Итак, — наконец, произнес он, нарушая тишину, сложив руки домиком на столе.

— Итак, я полагаю, что ты мой дядя.

Леви даже рассмеялся.

— Прости, что огорчил тебя.

Я наклонил голову и пожал плечами.

— Что есть, то есть. Мы не можем выбирать, с кем нам быть в родстве.

Он медленно кивнул, как бы соглашаясь.

— Я слышал, ты умер.

Я поднял два пальца.

— Вообще-то дважды.

Леви откинулся на спинку стула, опустив уголки рта.

— Впечатляет. Но у такого большого ублюдка, как ты, должно быть девять жизней. — Леви скривил губы и опустил взгляд на стол. — Больше, чем я могу сказать о Сете.

В его словах не было ни горечи, ни злости. Только остаточная, затянувшаяся грусть, которая была мне слишком хорошо знакома.

— Мне очень жаль, — сказал я ему. Не для того, чтобы извиниться за свою жену или за то, что она сделала, чтобы спасти наши жизни четыре года назад. Но чтобы выразить свои соболезнования в связи с потерей, которую я считал огромной.

Леви снова встретился со мной взглядом и приподнял подбородок в знак признания тонкой оливковой ветви.

— Эй, око за око, верно? Я снабдил дерьмом твою мать, из-за которого погиб твой лучший друг; твоя женщина убила моего. И кроме того, — он пожал плечами и покачал головой, — я не могу сказать, что этот мудак сам этого не ожидал. В конце концов, что-то должно было его настигнуть.

Услышав из его уст признание в том, что именно он дал моей маме наркотики, которые положили конец жизни Билли, во мне всколыхнулось нечто, дремавшее последние несколько лет. Я научился лучше справляться с горем и печалью, продолжая жить как муж и отец — хороший, такой, какого я бы хотел для себя. Но тот парень остался дома, и Солджер Мэйсон из прошлого боролся за то, чтобы держать руки при себе.

— Ты хотел убить мою маму, — обвинил я, зная, что это правда.

И Леви даже не пытался отрицать это.

— Да, хотел. По крайней мере, так было задумано.

Он выпрямился и поерзал на стуле, устраиваясь поудобнее.

— Ты должен кое-что понять, парень. Это никогда не должно было стать моей жизнью. У нас долгое время все было хорошо. Я имею в виду, что даже в том дерьмовом городке моя семья была в порядке. У нас были деньги. У моих родителей была приличная работа. У нас был хороший дом. Но Дэвид встретил твою маму и сошел с ума из-за нее, хотя мои предки так или иначе угрожали ему, чтобы он не встречался с ней… — Леви грустно усмехнулся и сказал: — Наверное, это не так уж и смешно.

— В любом случае, я ненавидел эту суку за то, что она сделала с ним — ну, со всеми нами, на самом деле, но в основном с ним. Дэвид любил ее. И подарил бы ей весь чертов мир, если бы мог, а потом он ее обрюхатил, и… не знаю. Мы все надеялись, что именно это все перевернет. Типа, если Дэвид будет настаивать на том, чтобы быть с Дианой, то, может быть, рождение ребенка…