Вячеслава посадили на стул в центре полукруга, и последовал вопрос.

– Пилот Корсак, каким было распределение ролей в «громобое» во время боя?

– С самого начала по результатам тренировок мы решили, что мне лучше удаётся вождение. Паула лучше стреляет за счёт своего боевого опыта истребителя, стрелковым оружием она владеет тоже намного лучше меня.

– Во время боя ситуация менялась?

– Да. После одного из попаданий нарушилась герметичность кабины. Очевидно, в этот момент оказалась повреждена система двойного управления. Мы вынуждены были её отключить.

– Хорошо. Опишите, пожалуйста, подробнее действия вас и вашей напарницы с начала и до конца боя…

Вышел из кабинета Вячеслав мокрый как мышь, но с ощущением, что вроде бы они победили. Военные с базы открыто были на их стороне – пусть «громобоя» разбили так, что восстановлению он, скорее всего, не подлежит, зато после того, как артдивизион накрыло деструктором, всё равно удалось спасти наземные войска и сорвать свегам операцию. Разгромив пехоту, они рассчитывали прорваться к оставшейся без прикрытия Сосновке. Вдобавок уничтожили тщательно замаскированный транспортный модуль, теперь даже если в следующий раз кого-то из людей захватят, вывезти пленников окажется сложнее. При этом пилоты-защитники хоть и рисковали, но рисковали разумно и сами не пострадали. Таня подчёркнуто держала нейтралитет, это в нынешней ситуации тоже стоило немало. Остальные пусть и не определились, но и откровенной враждебности не высказывали.

Ни в приёмной, ни в коридоре или возле гардероба Паулы не было, а найти её нужно срочно. И поговорить. На улицу через главный вход она точно не пойдёт, там ждут остальные, начнут расспрашивать, а она сейчас явно никого не желает видеть. В этом можно не сомневаться. Запираться и рыдать в туалете – глупо, опять же не тот человек, чтобы ради личных переживаний занимать общественный туалет. Тогда где?

Из бокового коридора показался Радомир. Толкнул Вячеслава к стене, сам встал, зажимая парня в углу, и не столько заговорил, сколько зашипел сквозь зубы:

– А теперь правду. Мне лапшу на уши можешь не вешать, я не эти, наверху, – он ткнул пальцем в направлении кабинета с комиссией. – Я почти семь лет пилотом, я по записям Дмитро и по манере вождения до секунды скажу, когда Паула на контроле была, а когда ты. Вы оба были в Питере, ты сам признавался, что видел всё. Кого она в тот день потеряла? Кого-то очень близкого? Я прав?

На мгновение Вячеслав ощутил соблазн перевалить всё на Радомира, но тут же загнал малодушие поглубже.

– Не было ничего. А если что-то и было, это не моя тайна. Спроси сам. Захочет – расскажет.

– Не твоя? Её после этого списали и к нам выбросили. На те боже, чего нам негоже? Вам и такое сойдёт на усиление? Чтобы координатор согласился, ему подкинули версию, что для прикрытия важных объектов Каменногорска будет отдельное воздушное звено на две «пятёрки»?

Про истребители Вячеслав до этого не задумывался, но мысль показалась ему интересной. Сейчас обдумать нет времени, но потом… Надо только закончить с Радомиром, найти Паулу, а там уже можно и думать.

– Чего молчишь? Она же, как увидит свегов, опять сорвётся, полезет мстить. Сейчас повезло, два дурня живы, и остальные тоже. А в следующий раз она и сама угробится, и остальных подставит.

– Следующего раза не будет. Я обещаю, что подобного не повторится.

– Не повторится. Спишу на хрен, мне кота в мешке не надо. Или лучше сказать – мину на взводе?

– Списывай. Но тогда следом подам рапорт и я. Буду жить как гражданский в промзоне, пусть и без права выбора профессии. Мы приехали вместе – и уедем вместе.

– Шантажировать меня вздумал? – и вдруг Радомир как-то резко успокоился. – Почему ты за неё так беспокоишься? Честно, тогда я обещаю подумать.

– Там, в Питере, мы все обязаны ей жизнью. Свеги шли на посадку чуть ли не нам на голову. Остальные, кто с Ирландской зоны летел, не успевали. И если бы не Паула – нас бы всех там и похоронили.

– Вот значит как. Хорошо. Будем считать… аргумент. Дам вам шанс. Но только один. Я видел, Паула пошла вон туда, – Радомир махнул рукой в ту сторону, откуда пришёл. – Ты хотел с ней поговорить? Беги, может ещё и догонишь.

– Спасибо.

Коридор закончился запасным выходом. Вячеслав успел себя поругать, что про него не вспомнил сразу. Выскочил из здания, судорожно пытаясь сообразить, в какую сторону Паула могла пойти дальше – если как раз начался дождь, а зонтика у неё с собой точно нет. Искать девушку не пришлось. Запасной выход открывался в небольшой глухой дворик без окон. На улицу вела калитка, но Паула туда не пошла. Напротив выхода из главного здания было небольшое крылечко с козырьком, какая-то подсобка. На этом крылечке Паула и сидела, опираясь спиной на запертую дверь, и плакала. Трогать её сейчас не стоило, поэтому Вячеслав просто сел рядом. Заметив его, девушка в очередной раз всхлипнула, посмотрела на парня красными от слёз глазами и сказала:

– Прав был дядя Пётр. Меня гнать надо. Подальше, запереть. Я же всех подвела. И тебя чуть не убила, и Женю с Дмитро. Они же полезли меня спасать. Гнать меня, гнать. Дура, героиня недоделанная. Я же сорвалась. И снова сорвусь.

– Гнать тебя уже поздно. Я за тебя поручился и на комиссии сделал тебя героем. Ну… себя тоже немножко.

– Ты не понимаешь!..

– Ну почему? Я всё понимаю. Не обижайся, мы и в самом деле и в Питере, и в Токио встретились случайно, но знал я про тебя с самого начала. Точнее, узнал ещё в мае, когда интересовался, что за человек Пётр Матвеевич. Он меня как раз тогда к себе зазывал. И на него не обижайся, он тебя из пилотов к себе не переводил, ему самому про это тоже сообщили в последний момент.

– И молчал…

– Тсс, – Вячеслав приложил свой палец к её губам. – Иначе мы сейчас наговорим лишнего. Да, молчал, потому что не согласен с ними со всеми. Ты давно могла перебороть свой страх. Тебе этого просто не дали сделать.

– Поздно…

– Да нет, не поздно. И выслушай меня сначала, а потом уже спорь. Комиссия поверила в случайность, хотя перед Палычем мне и неудобно. Влетит ему за корявый монтаж. Радомиру я поставил условие – или мы вдвоём здесь, или оба уезжаем. Петру Матвеевичу скажу то же самое. Да, шантаж, но мы им всем нужны. Так что придётся тебе остаться и научиться держать себя в руках.

– Я не могу… Как я девчонкам посмотрю в глаза? А остальным?..

– Да куда ты денешься? Сможешь. Прослежу и помогу.

– Тоже мне… заботливый старший брат.

– Ну насчёт старшего не знаю, – улыбнулся Вячеслав, – не уверен. Зато просто братом буду с удовольствием. Всегда мечтал о сестре, но родителям всё как-то было не до этого. Не против, если моей сестрой будешь ты. Договорились?

– Не знаю. Но… обещаю попробовать. Или надо было тебе соврать, братец, что смогу?

– Лучше честно, а там – как получится, – Вячеслав встал и подал руку. – Пошли. Умоешься, и остальные нас ждут. Я слышал, нам обещали торт в честь первой совместной операции. Говорят, девчонки пекли своими руками.

– Отравят, – содрогнулась Паула. – Про Веру не знаю, зато как готовят Люба с Олей…

– Прорвёмся.

Давным-давно в какой-то книжке Вячеслав прочитал, дескать, страх можно научиться преодолевать, но не бояться невозможно. И сейчас в который уже, наверное, раз это вспоминал. Как всегда перед прыжком. Шагнуть с борта самолёта в бездну и падать, пока не раскроется купол парашюта – а раскроется ли? Это страшно. Парень ничуть не стеснялся того, что в училище первые два раза ему помогли… Или, стоило быть честным, попросту выпихивали за борт. С третьего раза получилось шагнуть самостоятельно, но всё равно последние секунды перед прыжком Вячеслава начинала бить нервная дрожь от мысли: а сумеет ли он в этот раз сделать тот самый последний шаг в пустоту – или не сумеет? Когда выбрасываешься в кабине робота, чуть проще, ты не шагаешь сам, а открываются створки люка и просто отключаются фиксаторы. Вот только от ощущения «камнем вниз» никуда не деться. В кабине машины ты чувствуешь себя ещё более маленьким и беззащитным, ведь тут невозможно управлять своим телом, распластаться на потоке встречного воздуха и хоть как-то замедлить падение.