– Вы что, охренели что ли? Я сказал нет.

Таченко обернулся через плечо на смельчака. Он ему начинал нравиться все больше и больше. Череп лишь раздраженно поморгал, поскольку ему был понятен исход этой сцены, и Леха только оттягивал неизбежное, трепля отряду нервы.

– А почему? – спросил Бунчук. Он тут казался самым здравомыслящим.

– По качану, – огрызнулся Лисицын. – У меня здесь свой интерес, и вы к нему не относитесь.

– Интерес у тебя, как у всех сталкеров, надо понимать, денежный? – поинтересовался Таченко.

– А сколько ты заплатишь?

– О! Вот это деловой разговор! – потер ладони лидер отряда. – Десятку за одну ходку будешь?

– А можно взять аванс жратвой? Или целебными артами?

На Лисицына смотрели, как на чудо-Юдо. Странный он, конечно, какой-то. Артов у отряда не оказалось, но пожрать ему выделили. Объяснив, что ему срочно нужно отчалить до лагеря, чтобы накормить голодающих подопечных, Леха отправился восвояси. Да, ему разрешили уйти, прикинувшись наивными, но на «хвост», само собой, отправили Черепа. Несмотря на то, что Таченко с чего-то взял, будто бы Лешенька обязательно вернется, здоровяка послали проверить наверняка. В итоге Леха погодя километр довольно чистой на аномалии, но мерзкой грязной дороги с лужами по колено добрался до заброшенной деревушки на десяток домиков. Как раз к этому моменту день распогодился, и весенние лучи решили пригреть продрогшего бродягу. Здесь было много самых разных домишек. Возле некоторых торчали зубья истлевших заборов, кое-где скрипели трухлявые калитки. Какие-то из жилищ необъяснимым образом неплохо сохранились, и их разноцветные резные, как будто новые наличники на пустеющих окнах вызывали чувство тревоги. Некоторые же постройки развалились так сильно, что их практически целиком поглотила буйная чернобыльская растительность.

Посреди улицы Лисицын замедлил шаг, вслушиваясь в окружение. Череп, плетущийся на расстоянии, уж забеспокоился – не выдал ли он себя чем? Неужто парень догадался, что за ним следят? Вдруг из почерневшего покосившегося дома, откуда-то с чердака, завизжало скрипучее радио:

Можно песню окончить и простыми словами,

Если эти простые слова горячи.

Вдруг Лисицын стал подпевать во весь голос:

– Я надеюсь, что мы ещё встретимся с вами,

Дорогие мои москвичи!

И покружился в танце на пустынной улице. Радио заткнулось, и в заброшенной деревне вновь воцарилось пугающее безмолвие. Кажется, Череп, только что хватанул седины. Да он же псих какой-то...

В конце улочки Лисицын завернул в дом с некогда выкрашенным в голубой цвет крыльцом. Сейчас краска осыпалась на раскисшую землю, двор зарос шиповником с огромными иголками, с которых сочилось что-то пенистое. Ну и местечко этот странный тип выбрал. Черепу здесь сильно не нравилось – уж больно тихо. А когда было громко, то тоже не понравилось!

Спустившись в подвал, Леха поприветствовал своего друга. Унылый, лежа на тахте, недовольно приподнялся на локте.

– Где тебя носило?

– Я не успел дойти вчера до дома, – сказал он. – Стемнело уже.

– А-а-а, понял.

Леха снял сумку, перекинутую через плечо. На одеяло Унылому посыпалась жратва из сухпайков отряда.

– Это что? – нахмурился мужик, укладываясь обратно. Лицо дрогнуло от боли.

– Жрака! Сань, я сейчас уйду э-э-э... не знаю насколько, может быть, на пару-тройку дней, – нервно протараторил он. – Я встретил отряд, который хочет нанять меня проводником, и... ох, блин, короче они нормально кормят и платят, да и сами по себе ребята вменяемые, свои.

– Ты не обессудь, но я уже больше месяца сижу тут в одиночестве. Останься хотя бы на день. Я тут с ума схожу, – Унылый кашлянул, – Нет, я понимаю, что я люблю уединение, но не когда оно вынужденное. Это похоже на одиночную камеру.

Взгляд скользнул по подвалу. В деревянном ящике валялись обертки из-под «дошираков». У стенки стояло два ведра с питьевой водой – одно Саня наполовину опустошил, второе еще было целым. Возле тахты, прислонившись к тумбе, поблескивала деревянная трость. В подвале было сыро и зябко, из-за чего Унылому приходилось кутаться в несколько одеял, пропахших плесенью. Ситуацию спасало только два «огненных шара», один из которых лежал в постели, грея больного, а второй на столе в качестве светильника. Это его свечение выхватывало из темноты истраченные целебные артефакты, разбросанные по полу, края мебели, паутину под потолком... И три «пузыря», что больной держал поближе к себе.

– Сань, потерпи, – вздохнул Лисицын. – Все равно тебе лучше, чем было месяц назад, согласись?

– Нет, не лучше. Я вообще не понимаю за каким хреном ты меня сюда притащил. Я только слег окончательно, а ты пропадаешь вечно.

– Слег?! Ты бабушку не лохмать! Я тебя сюда принес на своем горбу, а сейчас ты уже ходить можешь. Слушай, я все понимаю, но нам нужны деньги, а еще нам нужно что-то есть. Пока я буду работать на тот отряд, найду тебе еще артов каких-нибудь, ну чего ты! Ты бы видел эти рожи. Как они одеты и как они едят. Они нам нужны, блин!

– Кто «они»?

Леха рассказал другу, как все произошло прошлым вечером. Саня, мягко выражаясь, не был в восторге.

– Ты совсем офонарел что ли? Они тебя отпустили, и ты сразу пришел сюда? Ты хоть не полагаешь, будто за тобой не следят?

– Следят, конечно. Я всю дорогу слышу, как за мной шлепают. Ха-ха, я ему под наше радио концерт закатил! – посмеялся Лисицын. – Он там, наверное, обосрался! Ха-ха-ха!

– Ни хрена ты ничего не понимаешь, иначе не привел бы сюда «хвост», – Унылый это представил и теперь изо всех сил сдерживал смех, но получалось плохо. Его серьезные слова то и дело прерывались смешками и глупой улыбкой. – Сейчас меня возьмут в заложники, а тебя заарканят в полноценное рабство. Ты до сих пор не понял, что это за место, Зона эта твоя? Тут все только так и делается, – тут он не выдержал и спросил: – А что радио пело сегодня?

– Утесова. Что сказать вам, москвичи, на проща-а-анье?!

– Ха-ха-ха! Леха, как с тобой разговаривать серьезно?!

– Никак! Я понял твой мессадж. Не переживай.

Унылый переживал. Он с самого начала не хотел идти в Зону, поскольку не знал, чего можно ожидать от людей, от местности. Стоило поколбаситься здесь всего ничего, как картинка нарисовалась безутешная. Здесь и так сложно выживать, так еще и сталкеры нередко грызут друг другу глотки. Говоря по правде, каждый раз он проводил друга наружу, как на фронт. Сейчас не исключение. Саня очень не хотел его отпускать.

– Отдохни немного. Ты прав, мне стало лучше, а вот тебе заметно похужало.

– Я просто хочу разделаться с нашими проблемами как можно скорее.

– От того, что ты не спишь и не ешь, быстрее не будет.

– Это я понимаю. Правда, хотел бы взять выходной, но так сложилось, что меня уже ждут. Извини, никак не могу сегодня расслабиться. Так что я побежал! Не сожри все за раз только, ладно? Покеда!

Только подойдя к лестнице, готовый выходить на поверхность, Лисицын подумал о том, что нельзя так расставаться с Унылым. Вдруг отряд вместе с ним сгинет? Нехорошо получится. Повернувшись, Леха шагнул к тахте и тепло, как родного брата, обнял друга.

– Блин, Сань, я реально стараюсь, – нелепо оправдался он, сам не понял за что. В ответ его погладили по спине.

– Я вижу. Чувствую себя бесполезным куском говна.

– Не начинай. Я постараюсь зацепиться за этих вояк, поработаю на них. Надеюсь, они нам помогут. Они не выглядят так, будто бедствуют.

– Эх ты, продажная твоя шкура.

– А то ты не знал, хе-хе.

– Ладно, положи меня на место и проваливай.

На выходе, закрывая за собой люк в подвал, Леха выдохнул. Ладно, что там! Сколько бы трудностей ему не подкидывала жизнь, он со всеми справлялся. А значит и Зону раскатает, как асфальтоукладчик. Выковыряет все артефакты на ее просторах! В его жизненной философии смерть караулит его за каждым углом, однако, сценария поражения Лисицын не предусматривает. И новое приключение с отрядом военных непременно принесет свои плоды. С таким настроением он уверенно пошел обратно.