А.И. Герцен и Н.П. Огарев надеялись, что болезненное поражение России в Крымской войне вынудит правительственные круги перейти к масштабным реформам. Вскоре после окончания войны А.И. Герцен писал, что события 18531856 гг. «обозначили» Александру II и его окружению «дорогу развития, реформ, освобождения»: «Все приходит в движение; мышцы, сдавленные смирительной рубашкой, расправляются. Ставятся на очередь самые жизненные вопросы. Россия спокойно вступает на путь экономической революции»[88]. Рассматривая деятельность Я.И. Ростовцева и редакционных комиссий, Н.П. Огарев восклицал на страницах «Колокола», что есть уникальный шанс «внести в историю первый пример, как дело свободы обходится без крови»[89].
Но в тоже время А.И. Герцен и Н.П. Огарев реализацию демократических преобразований в России связывали не только с реформами «сверху». Мыслители верили в послевоенное оживление общественного движения за просвещение и гражданские свободы. Эти ожидания определенно звучат в предисловии к «Колоколу»: «Севастопольский солдат, израненный и твердый, как гранит испытавший свою силу, так же подставит свою спину палке, как и прежде? Ополченный крестьянин воротится на барщину так же покойно, как кочевой всадник с берегов каспийских, стороживший балтийскую границу, пропадет в своих степях? - Не может быть. Все в движении, все потрясено, натянуто»[90].
Рассуждая об общественном подъеме после Крымской войны, А.И. Герцен и Н.П. Огарев искали аналогию с ситуацией, сложившейся после победы России над Наполеоном. Время после Отечественной войны - этап существенного развития народной мысли, когда «все общество, дыша полной грудью, чаяло реформ»[91]. Н.П. Огарев считал, что после крупных войн с участием России неизменно увеличивается число произведений искусства, противоречащих официальной идеологии: «...никогда столько не писали прозы и стихов вне цензуры, как в десятилетие после 1815 года и после 1854»[92]. Отечественная война и Заграничные походы изменили облик российского офицерства. По мнению А.И. Герцена, офицеры стали «более серьезными, более впечатлительными», далекими от «духа покорного послушания и вечного обоготворения власти, которым так отличалось русское дворянство»[93]. Это привело к зарождению декабризма - высшей точки отечественной демократической мысли начала XIX в. в восприятии А.И. Герцена и Н.П. Огарева. Но если движение декабристов было по преимуществу дворянским, офицерским, то в середине XIX в. демократы рассчитывали на понимание и поддержку передовых социальных доктрин и самыми массовыми участниками войн -солдатами и крестьянами. По этой причине, рассматривая возможность крестьянской революции, ее идеологи в своих работах постоянно обращались к проблеме участия в ней армии. Впервые эту мысль изложил в 1857 г. Н.П. Огарев: «Крестьянская революция в России тем возможнее, что войско будет за нее. Нет ни одного государства, где бы войско, несмотря на долговременность службы, было бы так дружно с народом, как у нас»[94]. Так, на рубеже 1850-1860-х гг., наряду с образованной частью общества, молодежью, крестьянством, одним из объектов революционной агитации в России становятся военные.
В теоретических и агитационных трудах демократических мыслителей получил отражение сформулированный Н.П. Огаревым план «военно-крестьянской» революции. Были учтены главные ошибки декабря 1825 г.: обособленность действий, территориальная ограниченность восстания, отсутствие поддержки со стороны широких слоев населения. Поэтому противники царизма стремились объединить различные социальные силы и армию в освободительном движении. Идея об обреченности выступления, не имеющего опоры в массах и военной среде, присутствовала, в частности, в ряде агитационных работ Н.П. Огарева, названия которых говорят сами за себя: «Что надо делать войску?», «Что нужно народу?», «Всему народу русскому крестьянскому от людей ему преданных поклон и грамота», «Братья солдаты! Одумайтесь - пока время», «Братья солдаты! Ведут вас бить поляков», «Офицерам всех войск от общества “Земля и воля”». Основная миссия военных в случае народного восстания состояла в том, чтобы не допустить участия войск в его вооруженном подавлении: «Что же делать солдатам и офицерам? Ничего не делать, то есть не ходить против народа. Только этим войско может спасти Россию от бед и кровопролития»[95]. «При значительном крестьянском восстании правительство будет поставлено в очень курьезное положение: солдаты по мужикам стрелять не станут. Да и большинство благородных офицеров не позволит им стрелять», - утверждал Н.П. Огарев[96]. Такая позиция на деле не была бы пассивной, так как предполагала уклонение военных от исполнения приказа властей, а значит присоединение к бунту.
Организовать неповиновение военных, по мысли А.И. Герцена и Н.П. Огарева, должны были сочувствующие народному делу офицеры. Именно им предстояло в решающий момент повести за собой солдатскую массу, что было бы немыслимо без доверительных отношений между рядовыми и революционно настроенными командирами. В условиях нового общественного подъема офицер вновь становится интересен для демократов как представитель передовых сил и носитель самых необходимых качеств. В одной из прокламаций, обращенных по преимуществу к солдатам, Н.П. Огарев убеждал их: «Офицеров много хороших, которые любят свой народ и готовы отступиться от всех своих барских выгод в его пользу, а поэтому и любят солдата»[97]. А.И. Герцен, анализируя проявления вольнодумия в военной среде, пришел к следующему выводу: «В числе офицеров есть благороднейшая, прекраснейшая молодежь, на которую мы смотрим как на одну из самых лучших надежд России, это люди, испытавшие себя в Крыму и на Кавказе, развившие в себе человеческие понятия вопреки николаевских учебных заведений, люди энергии и деятельности, люди нравственного здоровья...»[98].
Так закладывалось традиционное для народнической идеологии понимание вопроса: революционное движение овладеет армией «сверху», имея опору среди части командного состава. Союз армии и народа провозглашался «одной из главных необходимостей», важнейшим условием успешной борьбы против самодержавия[99]. В качестве одного из программных тезисов он звучит в прокламации Н.П. Огарева «Что нужно народу?» - «Пуще всего надо народу сближаться с войском»[100].
Не менее важным адресатом обращений А.И. Герцена и Н.П. Огарева к российской армии были солдаты. Их призывали к неповиновению начальству, уклонению от приказов подавления народного недовольства, доверительным взаимоотношениям с прогрессивно мыслящими офицерами.
Николай Васильевич Шелгунов
Прокламации демократов к солдатам обычно были стилизованы под простонародную речь. Политические лозунги соседствовали с вопросами материального благополучия, тяжелых условий быта нижних чинов армии и крестьян. Желая добиться лучшего понимания своих взглядов, А.И. Герцен и Н.П. Огарев использовали в прокламациях библейские сюжеты. Необходимость борьбы против самодержавия обосновывалась следующим образом: «Разве Бог напустил Каина убить брата своего Авеля или другой кто? А что же делает царь, когда, играя присягой, посылает солдата против народа, как же не то, что посылает Каина убить брата своего Авеля?»[101].
