Констанция смотрела вслед, беззвучно шепча молитву. Она подвергала смертельной опасности человека, которого полюбила… Из преданности королеве. И поступить иначе не могла. С тяжелым сердцем провожала она взглядом д’Артаньяна, пока тот не повернул за угол и не исчез.

Бешеная скачка. По полям, по бездорожью, по ухабистым тропам. Д’Артаньян мчался галопом, не останавливаясь. Он спрыгивал на землю, только чтобы напоить лошадь или вскочить на другую на почтовой станции. Расседлает, переложит дымящееся, потное седло на спину свежей лошади – и мчится дальше, не обращая внимания на боль в мышцах и усталость, которая уже громко заявляла о себе.

Надо спешить. Ехать как можно быстрее. Д’Артаньян и сам пил из ручьев и опускал в них голову, чтобы прогнать сон. Ел в седле: кусок хлеба с сыром, кружка вина – и погнал коня дальше. Не ложился спать. Одна мысль сверлила мозг: Констанция его ждет! Она в него верит. Если получится, он спасет королеву Франции и – кто знает? – все французское королевство!

Если получится… Может, Констанция подарит ему свою любовь?

К вечеру второго дня д’Артаньян въехал в густую лесную сень, и тело отказалось ему служить. Он покачнулся в седле и схватился за шею лошади. Та тяжело и шумно дышала. Пора встать на отдых, даже если мысленно он уже плыл в Англию. Д’Артаньян соскользнул на землю, расседлал лошадь и привязал ее к дереву. Наломал сучьев, развел небольшой костер и прикорнул возле него. Позволить себе часок поспать? И провалился в сон. Но ненадолго. Разбудил треск в кустарнике. Д’Артаньян присел, готовясь к прыжку. Заржала лошадь. Гасконец осторожно подобрался к ней и отстегнул от седельной сумки шпагу. Огляделся – темнота, на расстоянии метра ничего не разглядишь. Только вокруг костерка небольшой круг света. Д’Артаньян выхватил горящую ветку и стал светить ею, как факелом.

Вон там! Тень среди стволов! Нет, исчезла… И снова треск в кустах позади него.

С атакой не стали медлить. Противника можно счесть невидимкой. Действует так быстро, что д’Артаньян не знает, откуда ждать удара. И все же шпаги скрещиваются и звенят. Поединок вслепую. Соперник у молодого гасконца, похоже, сам дьявол. Справа, слева, сзади, спереди. Будто всюду одновременно. Усталость путает мысли д’Артаньяна, тяжелит руку. Он отражает, да, пока отражает удары, однако сам уже не наступает. Шаг назад, споткнулся и упал возле костра. Откатился в сторону, избегая удара. И еще раз… Но… Острие клинка коснулось горла, не поранив кожи. Насмешливый низкий голос произнес:

– Так вот как сражаются моей шпагой?

– А… Атос?

Противник вышел из темноты. В отблесках огня лицо его выглядело пугающе – как у узника, только что вышедшего из заточения. Мушкетер улыбнулся изумленному кадету. Да, это он, собственной персоной. Д’Артаньян не верил глазам. Он поднялся на ноги и бросился к другу, который крепко обнял его.

– Как вы меня нашли?

– Мадемуазель Бонасье… Берегись женщин, д’Артаньян. Они опаснее любой шпаги.

Горечь слов Атоса поразила юношу, однако смысл их открылся позже. Друзья расположились у огня, чтобы согреться и хоть немного поесть. Атосу не составило труда напасть на след всадника, который мчался, как сумасшедший, менял лошадей на станциях, забывал о еде и сне – он был словно буря, налетевшая среди ясного дня, и не остался незамеченным. Однако это не объясняло, почему Атос оказался здесь. И что с ним было после нападения на карету, благодаря которому он обрел свободу? Кем оказались сообщники? Что они потребовали, вернув ему жизнь?

Мушкетер достал из седельной сумки серебряную фляжку с ромом, угостил д’Артаньяна, потом сам отхлебнул солидный глоток. Ром и усталость помогли друг другу: оба захмелели, и гасконец отважился задать вопрос, который не давал ему покоя.

– Вы так отозвались о женщинах… Вы что, никогда не любили?

Огонек вспыхнул и погас в обычно бесстрастных глазах Атоса.

– Оглянись: всем бедам причина женщина, – сказал он и замолчал.

Д’Артаньян все-таки заговорил снова.

– Но я… Мне не хочется верить, что любовь поведет нас непременно по дурной дорожке.

Сухой смешок был ответом. Атос снова поднес фляжку к губам и долго не отрывал ее.

– Позволь, я расскажу тебе одну историю.

– Да, расскажите, что с вами произошло.

По лицу мушкетера пробежала судорога, взгляд что-то искал и не находил в темноте между стволов деревьев.

– Нет, не со мной. С моим близким другом. Очень давно. С одним молодым графом.

Д’Артаньян смотрел на Атоса в упор – с графом? Как Атос? Очень интересно…

– Однажды, когда он объезжал свои земли, – начал мушкетер, – то повстречал девушку. Она была не красавицей, а настоящим чудом… Перлом создания… и чистоты. Он мог бы обольстить ее. Или взять силой. Но он, хоть и участвовал в войнах, остался благороден сердцем – не мог обесчестить женщину.

Атос вздохнул.

– Она не любила бывать на людях, не любила света. Они соединили судьбы втайне от родных. И жили так целый год. В уединении. Одни в целом мире. Он был счастлив. А такое счастье не может длиться долго.

Атос снова отпил из фляжки. Голос его звучал глухо.

«Он будто рассказывает историю самому себе, – подумал д’Артаньян. – Чтобы получше все вспомнить. Чтобы больнее себя ранить».

– У молодого графа был брат, и он тоже надумал жениться. Не явиться к нему на свадьбу было невозможно. На этот раз молодая жена дала согласие сопровождать мужа. Когда он представил ее брату, тот побледнел, ему показалось, он узнал эту женщину: познакомился с ней в Париже. Вечером в спальне жена, отвечая на расспросы мужа, рассказала правду. Да, она та самая женщина, которую знал его брат… Да, она была именно такой женщиной… И находилась теперь в бегах.

Д’Артаньян невольно привстал, хотя тело ныло от усталости.

– В пятнадцать лет она вышла замуж за маркиза, тот оказался злым человеком и подвергал ее надругательствам и побоям… Однажды вечером, когда он захотел получить от нее то, на что она больше не была согласна, она стала защищаться. На столе лежал нож, она схватила его и убила своего палача. Она страшно испугалась, боялась наказания, расплаты, убежала, назвалась другим именем, вела фальшивую жизнь.

– И что же? Что сделал граф? – спросил гасконец, захваченный столь необыкновенным повествованием.

Атос сидел молча и вертел в руках подобранный с земли камешек.

– Граф?.. Граф был владетельным сеньором, на своих землях он воплощал закон, вершил суд, обладал правом смертной казни. И поступил по закону. Передал беглянку судьям.

Д’Артаньян приглушил невольное восклицание.

– Ее судили, вынесли приговор, заклеймили каленым железом и повесили.

Юный гасконец подавленно молчал. Атос поднялся и притоптал сапогами тлеющие угли. Пора снова двинуться в путь, несмотря на темноту и усталость. Несмотря на мрак на душе от зловещей истории.

В этот вечер они больше не говорили. И возможно, Атос никогда и ни с кем не был так откровенен. Нужно было, чтобы так все сошлось: встреча, ночная тьма, костер и ром.

Встающие перед глазами д’Артаньяна картины ужасали его. Сомнений не оставалось: Атос был тем самым графом, который обрек любимую женщину на позорную смерть.

Так что же за человек этот мушкетер, которым он так восхищается?

И вот д’Артаньян и Атос уже близки к цели. Они добрались до порта, нашли судно и капитана, который за несколько экю согласился принять их на борт. И вот они уже вглядываются в туманные очертания Дувра, молясь, чтобы ветер продолжал дуть и как можно быстрее доставил их на твердую землю. А как только ступили на нее, раздобыли лошадей и тем же бешеным галопом помчались среди бурых полей. Д’Артаньян принял мушкетера, не задав ему ни единого вопроса. Он знал: граф де ля Фер неохотно делится планами, но теперь, выполняя труднейшее задание, гасконец был не один и почувствовал себя гораздо сильнее.

Оставив лошадей на постоялом дворе, Атос и д’Артаньян следили из‐за невысокой стены за замком герцога Бекингемского. Герцог, как предсказывал кардинал, не замедлил устроить пышное празднество. Вооруженные гвардейцы охраняли подъезд к великолепному дворцу и проверяли у прибывающих гостей приглашения. Экипажи подъезжали и отъезжали. Настоящий балет роскошных и причудливых карет с фигурами в шелковых плащах. Атос раздвинул маленькую подзорную трубу и внимательно наблюдал за передвижениями великосветских людей.