Гаубицу Петера Киша засыпало землей. На краю развороченного блиндажа валяются трупы солдат. Вдалеке между разрывами мин видна цепочка убегающих солдат.

Шестеро солдат бегут, рассыпавшись по полю.

Они и сами не знают, куда бегут. Бегут, лишь бы бежать. Кому посчастливится остаться в живых? И прибежать к какой-то цели?

Нужно во что бы то ни стало добежать до железнодорожного полотна. Оттуда в ста метрах лес, в двухстах метрах скалы, в трехстах — шахта по добыче мрамора, в пятистах метрах — церковь, в которой находится перевязочный пункт. В тысяче километрах оттуда — домик с забором из рейки.

Бородатый ефрейтор и Кантор ползут впереди.

Кантор ползет, крепко стиснув зубы, хватаясь руками за пучки травы. В алтарной части двуглавой церкви он мысленно видит девушку в красном переднике, которая работает на кухне. У нее удивительно легкая поступь.

Бородатый ефрейтор ползет, переваливаясь с боку на бок, с силой отталкиваясь ногами от земли.

Позади, на краю кукурузного поля, готовится к прыжку Петер Киш. Нахмурив брови, он ни на секунду не отрывает взгляда от ползущего впереди ефрейтора.

Телеки ползет, цепляясь за землю, рядом с Петером. Он оглушен и слышит только самые громкие разрывы. Этого вполне достаточно, чтобы было страшно.

Корчог ползет вплотную за приказчиком. Ползет, ни о чем не думая.

Салаи еле тащится, даже стонет, когда Корчог бьет его по спине.

Уже двенадцать минут витает над ними смерть на своих стальных крыльях.

Ефрейтор слегка приподнимается и оглядывается назад. Проползли метров сто, столько же осталось до железнодорожного полотна. Ефрейтор поднимает над головой руку, словно руководит атакой. Взоры пятерых солдат следят за вытянутой вверх рукой ефрейтора. Вот все шестеро вскакивают и, делая длинные перебежки, бегут к железнодорожному полотну.

Вдруг страшный взрыв потрясает воздух.

Шестеро мужчин распластались на земле.

На них обрушивается земляной дождь, в уши бьет плотная волна воздуха, и на миг все на земле как бы замирает.

Петер стряхивает со спины комья земли и поднимает голову. Впереди, раскинув в стороны руки и ноги, распластались ефрейтор и Кантор. Рядом с ними лежит Телеки, он отвернул голову и как-то странно щурится.

Петер оглядывается назад.

На месте, где только что лежали Корчог и Салаи, зияет круглая рваная воронка. И больше ничего.

Петер опускает голову на землю и не шевелится. Его охватывает чувство, что отсюда никому не удастся выбраться живым. Напрасно он напрягает все свои силы, зря цепляется за землю, за траву, за свои надежды — все равно его ждет смерть.

Петер поднимает голову, смотрит на гору. В тех местах, за горой, все время витает его мысль. По вечерам, когда война ненадолго засыпала, он всегда смотрел на эту гору, на двуглавую церковь, словно проткнувшую своими колокольнями небо, а там, за горой, он мысленно видел свой домик, огороженный забором из рейки. Там, за горой, живет его Вероника с легкой походкой, с печалью в синих глазах, в цветном платочке на голове. Стоит она сейчас у окна и смотрит на изгиб тропки. И видит она ее всю-всю, до того самого места, где лежит он, Петер. Он слышит ее голос, слышит, как срывается с губ взволнованные слова: «...милый, когда же кончится эта проклятая война?»

— Петер! — зовет его взволнованный голос.

Петер поворачивается. Неподалеку от него лежит Телеки.

— Петер... Ты думаешь, мы выберемся отсюда? — стонет кривоногий, глядя сухими глазами прямо перед собой.

Петер отворачивается. Он ненавидит Телеки.

Телеки всегда следует за ним, со своей отвратительной улыбкой, тонким носом и длинными глубокими морщинами. Во время раздачи пищи он всегда стоит за ним; когда садятся есть, он всегда устраивается поблизости. На огневой позиции он рядом с ним носит снаряды. Ночью его храп слышен даже из противоположного угла блиндажа, а когда батарея перемещается на новую огневую позицию, Телеки всегда вразвалку плетется вслед за Петером.

Вот и сейчас он здесь, лежит рядом с ним. Как он ему надоел!

Бежать отсюда!

Петер вскакивает, бежит как угорелый вперед, делая большие неуклюжие шаги. Несколько сбоку, смешно выбрасывая ноги, мчится Кантор, временами падая прямо в грязь, снова вскакивает, не чувствуя под собой ног, перескакивая через ямы и воронки.

Корчог и Салаи убиты.

Ефрейтор и быстроногий Кантор уже карабкаются на железнодорожное полотно, вот они перебежали через него и уже мчатся дальше.

Петер тяжело дышит, а ведь ему еще нужно догнать ефрейтора.

Петер оглядывается. Телеки бежит следом за ним, жадно хватая воздух пересохшими губами.

Внезапно Петера охватывает страшная усталость. Ему кажется, что он не сможет сделать больше ни шагу. Страх и дрожь парализовали его ноги.

Ему кажется, что по следам кривоногого идет смерть.

«Нет, не удастся мне освободиться от этого Телеки, — думает Петер. — Не могу я убежать от него. Надо его прикончить, сильным и верным ударом, по-артиллерийски».

Вот уже четверть часа свирепствует над ним смерть на своих стальных крыльях.

Петер прикрывает глаза ладонью. Сзади ослепительная вспышка. Земля качается под ногами, на железнодорожном полотне шевелятся рельсы.

Петер камнем бросается на землю, кувырком скатывается в кювет и закрывает глаза. Он не видит, но чувствует, что Телеки лежит где-то рядом с ним.

Рядом течет маленький грязный ручеек, вода чуть-чуть не касается лица Петера.

По другую сторону железнодорожного полотна, широко раскинув ноги, лежит ефрейтор.

Кантор уже не бежит дальше. Он лежит свернувшись калачиком рядом с ефрейтором. Он убит осколком в живот.

Петер и Телеки засели в канаве. Русские минометчики все еще обстреливают железную дорогу.

Смерть косит направо и налево.

Петер осторожно выглядывает из-за кривой гнилой шпалы и снова прижимается к земле.

— Ну что? — спрашивает Телеки.

Петер с недоумением пожимает плечами, молчит.

На равнине обезображенные окопы, брошенные гаубицы, легкие танки, несколько тысяч трупов исхудалых солдат в обмундировании с медными пуговицами. Венгерская артиллерия молчит. Венгерские солдаты отступают в тыл.

Телеки тихо стонет, робко ощупывая руками землю. Он медленно и сосредоточенно дышит и еще крепче прижимает голову к земле, когда над головой пролетает мина. Кротко, с благодарностью он смотрит на земляка, на его угловатые беспокойные движения.

Хорошо, что рядом лежит его земляк. Оба они живы. Он ощупывает карман, хотя знает, что в нем ничего нет, ощупывает просто так. Чувствуешь, что можешь пошевелить рукой, значит, все в порядке. Больно дергает себя за ухо, и это тоже приятно. На глаза у него наворачиваются слезы.

Так здесь хорошо. Петер лежит рядом с ним. Не бородатый ефрейтор, не Корчог, с которым он вчера вечером пил палинку, не приказчик с нежной кожей, не вечно сонный Кантор, а именно Петер Киш. Земляк. Брат.

Кто поймет это?

Телеки приподнимает голову и отыскивает глазами блиндаж. Даже привстает. Кругом свежие воронки, а вон и блиндаж с поврежденным накатом.

Он снова щупает карман, лезет под френч. Ищет сигарету, находит, но не сразу. Сует ее в рот, потом вынимает и, положив на ладонь, протягивает соседу.

Петер бросает мимолетный взгляд на Телеки и молча отталкивает его руку.

Не нужно ему сигареты. От Телеки ему ничего не нужно. Пусть он катится к чертовой матери. Телеки вечно напоминает ему о родном доме, о Веронике. «...Милый, когда же кончится эта проклятая война?» Нет больше сил терпеть это.

Тишину прорезает острый свист. Петер падает на дно кювета, инстинктивно потянув за собой Телеки.

За железнодорожным полотном одна возле другой в землю вгрызаются три мины.

Петер ждет. Через несколько секунд выглядывает. Лицо бледное, губы нервно закушены. Кривоногий тоже приподнимается, с большим трудом спрашивает:

— Ты ведь не пойдешь сейчас дальше?