Выкачиваемая из шахты вода ручьем текла по дну долины. Детишки устраивали запруды и охотно купались в мутной желтой воде. Неподалеку от железной дороги стояло старое, построенное лет сто назад здание школы. В военные годы в нем располагалась фашистская комендатура. Почти все дома в поселке были выстроены из белого камня, который, однако, не только не радовал глаз, но даже, напротив, производил неприятное впечатление. Дома, похожие на сараи, выстроились в семь рядов, как спичечные коробки.

Этот поселок был построен в конце прошлого столетия на средства акционерного общества, владеющего шахтой. Небольшие дворики были огорожены алюминиевой проволокой. Над зелеными грядками полоскалось на ветру выстиранное бельишко. Почва была каменистой, и урожаи с огородов снимали мизерные. Любое растение радовало глаз. Позади сараев были проложены прямые тропинки.

Один-единственный колодец в поселке в самое жаркое время пересыхал, так что было видно его дно. Детишки в такое время садились возле него кружком, словно упорно хотели дождаться момента, когда в нем снова появится вода. Питьевую воду мужчины носили из долины.

Когда какому-нибудь чиновнику из шахтоуправления по неотложному делу приходилось подниматься в поселок, его поражала строгость окрестностей. Зато шахтеры чувствовали себя здесь свободно и весело, а если иногда на кого и находили мрачные мысли, то достаточно было усесться на край скалы и, посидеть на свежем ветерке с часок, как от этих мыслей не оставалось и следа: чистый воздух и близкие горы вылечивали каждого.

Матэ улегся на землю, радуясь, что наконец-то установилось по-настоящему теплое, без частых дождей лето. Сняв полосатую майку, полученную из фонда помощи, наслаждался редкими минутами отдыха. Отработав смену в шахте и вымывшись в большой железной бочке, он лежал на сухой траве, благо завсегдатаи сарая еще не собрались.

Вдруг раздался шорох, и из кустов вышла молодая женщина в черном. Матэ не удивился: большинство женщин в той местности предпочитали ходить в темном. Женщина остановилась и вытерла лоб вышитым платком. Беспокойно оглянувшись назад, будто она ждала кого-то, женщина бросила беглый взгляд на Матэ и тут же отвернулась.

Матэ покраснел и подумал: «Чего ей здесь нужно? Не хватало только, чтобы она подошла ко мне...»

Встать и уйти он уже не мог, ноги словно приросли к земле. Такое же замешательство испытывал он тогда, когда парни, собираясь по вечерам в саду, наперебой советовали Матэ не стесняться и пригласить эту женщину на танец. Однажды он осмелился и пригласил ее. Они кружились на залитом цементом пятачке с полустертым рисунком. Он знал, что эту женщину зовут Флорой и что она живет в долине.

Друзья Матэ стояли рядом и, посмеиваясь над ним, подзадоривали:

— Не теряйся, Матэ! Она на тебя такими глазами смотрит, что нас прямо-таки завидки берут! Не бойся! Муж ее всегда в ночной работает!..

В тот вечер он снова подошел к Флоре:

— Я провожу тебя?

— Муж будет очень доволен, — улыбнулась женщина.

— Особенно, если ты утром скажешь ему об этом, — съехидничал Матэ. — Ты думаешь, я не знаю, что он у тебя работает в ночной?

— Ну а если не скажу? Думаешь, он обрадуется, что его жене делают такие предложения?

Матэ смутился, пробормотав извинение. А Флора, поглядывая на развешанные в парке китайские фонарики, чуть слышно запела какую-то песенку, улыбаясь обворожительно, как известная кинозвезда.

— Больше такое не повторится, — сказал Матэ, еще гуще краснея.

Флора, внимательно взглянув на Матэ, сказала:

— Я вас совсем другим представляла.

Больше они не произнесли ни слова. Матэ подсел к друзьям, хотя ему хотелось остаться одному. Подвыпившие друзья все время о чем-то спрашивали его, и ему волей-неволей приходилось отвечать.

На танго Матэ снова пригласил Флору, но, танцуя, держал ее на таком расстоянии, что на них было смешно смотреть. Флора одаривала своего партнера нежными улыбками, но Матэ делал вид, что не замечает их, хотя сердце бешено колотилось в груди. Кончив танцевать, он еще раз попросил у партнерши извинения и подошел к друзьям.

— Ну и осел же ты, дружище, упустил такую бабу! Всем хорошо известно, что муж у нее старый-престарый.

По дороге с танцев дружки показали Матэ дом, в котором жила Флора...

У железной дороги Матэ заметил неуклюжую фигуру Крюгера в неизменном синем спортивном костюме. Отвернувшись, он махал кому-то. Матэ взял себя в руки и сделал вид, что присутствие женщины его нисколько не смущает.

Флора как ни в чем не бывало спокойно уселась на землю, словно пришла в гости. Медленно текли минуты.

«Если бы я точно знал, что она пришла из-за меня и я что-то для нее значу, я бы подошел к ней, не обращая внимания ни на кого. Подошел, обнял бы и сказал, что на самом деле я такой и есть, каким она меня представляет. А если нет? Откуда мне знать, что ей от меня надо?»

Флора спокойно смотрела на него, и лицо ее было веселым, а в ясных-ясных, как родниковая вода, глазах ни тени злости.

— Зачем вы пришли? — выдавил наконец из себя Матэ, чувствуя, что краснеет.

— Хотела вас увидеть, — просто ответила женщина и встала.

Днем, да еще при солнечном свете нельзя было не заметить, какая она стройная и ладная, разве что росточком могла быть чуть повыше. Дойдя до тропинки, она оглянулась, на лице застыло выражение умиленности.

«Ну подожди, я до тебя доберусь, — подумал Матэ. — Ты еще меня узнаешь...»

В свои двадцать три года Матэ плохо знал женщин, а если с кем и знакомился, то только по взаимной симпатии. Хорошее в этих отношениях было то, что они никого ни к чему не обязывали. Мать Матэ, с укоризной глядя на сына, качала головой:

— Женился бы ты, что ли, сынок. Неподалеку от нас живет одна девушка, дальняя наша родственница, в любое время обручиться можно, а до свадьбы встречался бы с ней раза два в неделю, она противиться не станет.

Но Матэ отклонил совет матери...

Запыхавшись от подъема, появился Крюгер. Он сел рядом, вытянул ноги, вытер рукавом пот со лба.

Чувствовалось, что подъем по крутой каменистой тропке оказался слишком тяжелым для его шестипудового тела.

— К тебе приходила? — спросил Крюгер, кивнув в сторону тропки, по которой только что ушла Флора.

— О ком это ты? — со злостью буркнул Матэ.

— Ты думаешь, я не знаю, что случилось вчера вечером? — Крюгер растирал уставшие ноги.

Матэ вскочил и быстро заходил взад и вперед, нервно размахивая руками.

— Ну потанцевал я с ней, и все! — выкрикнул он. — А ты небось какую-нибудь глупость подумал!

— Ты чего раскричался? — усмехнулся Крюгер, вытаскивая из кармана две последние сигареты. Одну он протянул Матэ. — Будь поосторожнее. У ее мужа немного не в порядке позвоночник, но топором он владеет мастерски.

— Можешь не пугать меня!

Крюгер с наслаждением затянулся и, взглянув на Матэ, почувствовал к нему зависть. Подумал о том, что вот у него, Крюгера, нет свободного времени, чтобы ухаживать за женщинами. Весь день он в делах: то надо идти на собрание, то телефон на его письменном столе в райкоме надрывается, и нужно решать с инструктором массу всевозможных вопросов. Да и вообще, что бы в районе ни случилось, всякий норовит в первую очередь позвонить именно ему.

— А к кому же я должен обращаться, если не к тебе, ведь мы вместе не один год проработали в шахте? — обычно спрашивал Крюгера тот, кто звонил ему и просил помощи.

От таких слов сердце Крюгера билось особенно радостно, и он кричал в трубку:

— Бог я вам, что ли?!

Но он делал это только так, для вида, на самом же деле гордился, что без него не могут обходиться. В свободное время, а его почти не было, Крюгер читал политические статьи; по воскресеньям вместе с бригадами уходил в лес рубить деревья для крепежных стоек или, сев в старенький грузовик, ехал в дальние села, где целый день чинил крестьянам их немудреный сельхозинвентарь.