— Мама, ты мне это десять лет уже говоришь, — глаза закатываю.

— Потому что это участь жены, — и ответ тот же, ни разу она мне другое не сказала. — Хорошей жены, — добавляет, подняв указательный палец вверх.

— Конечно, — киваю обречённо. — Всё для Гришеньки, а Катя пусть страдает…

— Не смей! — рявкает родительница и ладонью по столу бьёт. — Он не дал тебе отца опозорить на весь город! Скажи спасибо, что он ничего не знает, что свекровь хорошая, не сдала, и самое главное — будь благодарна, что отцом твоему сыну стал, — она говорит то, что я уже неоднократно слышала, но всё равно каждый раз плакать хочется.

Ни тогда, десять лет назад, поддержки не было, ни сейчас. Очень больно и обидно, что мама, самый родной человек, так с тобой поступает. Да, она и сама не знала и не знает, какой её драгоценный Гришенька козёл на самом деле, но это ничего не меняет.

— Я, наверное, пойду уже, — встаю из-за стола.

Говорить уже не о чем, да и не хочется особо. В моём случае я не могу приехать домой, положить голову к маме на колени и высказаться, пожаловаться. Меня никто по голове не погладит, не посочувствует и мудрого совета не даст. И не потому что мама у меня не мудрая, просто она старой закалки и считает, что место женщины на кухне с веником в руках. Помню, как она на меня орала, что я на работу устроилась. Кричала, что я должна дома сидеть, чтобы когда муж домой приходил, я ему сразу стол накрывала.

Боже, неужели это всё со мной происходит? Я ведь не этого хотела, совсем не этого…

— Подожди, я тут для Гришеньки собрала, — проговаривает и несётся в дом, чтобы вернуться через минуту с большой сумкой в руках.

— Мама, она весит тонну, как я на автобусе её потащу? Гриша заедет и заберёт сам…

— Руки не отвалятся, иди-иди, — перебивает и подталкивает к воротам.

— Если что-то Егору понадобится, позвонишь, и я принесу, — всё, что говорю, потому что спорить бесполезно.

Учебный год закончился, и я привезла сына к бабушке. Слава богу, мама Егора любит, не то что меня. И я никогда не выхожу от матери без посылки для Гришеньки, но, чёрт возьми, я вешу меньше, чем эта сумка. Только до остановки минут двадцать идти, а мне ещё от вокзала до дома через весь город с этой ношей мотаться.

Но до остановки я не дохожу. Едва на главную дорогу выхожу, как мне преграждает путь чёрный автомобиль. Очень знакомый.

— Денис? — округляю глаза, глядя на вышедшего из машины мужчину.

— Привет, Катюш, — хитро улыбается и в два шага оказывается рядом. — Хватит от меня бегать и прятаться, — проговаривает, забирая у меня сумку, кладёт её в багажник и буквально заталкивает меня на заднее сиденье своего автомобиля.

Катя

Не знаю, как другие женщины, но, думаю, как и я, они стесняются об этом говорить. Точнее, это не стеснение, а стыд. Стыд, что ты допускаешь подобное, что такая слабая и никчёмная. Может, и слабая, но когда тебе с детства внушают, что женщина должна подчиняться мужчине, что главу семейства надо во всём слушаться, ещё и показывают на примере всю твою жизнь, то ты невольно впитываешь это всё в себя.

И нет, мой папа никогда не поднимал руку на маму, но он очень строгий человек. Никогда не смела перечить ему, не слушать или нарушать его правила. Если сказано — в девять вернуться домой, то так и должно быть, иначе из дома вообще не выйдешь. А может, поэтому мама и счастлива, что всегда его слушала и делала, как он говорил.

Один-единственный раз в жизни я не послушала ни маму, ни отца, когда начала встречаться с Денисом. Я долго скрывала, но когда они узнали, неделю меня даже в школу не пускали. Они были категорически против, заявляя, что отец Дениса промышляет незаконными делами ещё с юности. А подобных людей, как и ментов, бывших не бывают.

Скандалы длились долго: я рыдала, кричала, что люблю, и грозилась из дома сбежать, если нас с Денисом не оставят в покое. И в какой-то момент папа махнул рукой и заявил, что это всё подростковые сопли, а вскоре я сама пойму. Ума наберусь и нормального парня найду, мужика настоящего, а не этого сопляка с девчачьей мордой, у которого в голове ветер гуляет.

И когда в наш дом заявился Гриша с букетом цветов для мамы и бутылкой коньяка для папы, отец мне так и сказал: «Вот хороший работящий парень. А если по стопам отца пойдёт на завод, так цены ему не будет».

А теперь этот хороший парень лучший друг моего отца и ангел для моей матери. А я чувствую себя чужой в доме собственных родителей. Кому скажи, что за дверями нашей квартиры этот человек чудовище, превращающий мою жизнь в сущий кошмар, просто плюнет и рассмеётся мне в лицо.

Да, мне стыдно говорить о том, что я так низко упала, что позволяю оставлять синяки на своём теле. Никогда не буду жаловаться никому, я ведь такая сильная, сама справлюсь.

«Пока он тебя не убьёт и не оставит твоего сына сиротой» — раздаётся в голове.

— Катя! — перед моим носом щёлкают пальцы, и я возвращаюсь в реальность. — Ты чего? — смотрит на меня Денис, а я не сразу понимаю, что по щекам катятся слёзы.

— Ничего, — сглатываю ком в горле и отворачиваюсь. — Езжай, пожалуйста, подальше, и я выйду, чтобы никто меня не видел, — спешно проговариваю и, спрятавшись за спинку переднего кресла, вытираю щёки.

Денис не спешит выполнить мою просьбу и долго смотрит на меня. Чувствую его взгляд кожей — он обжигает, заставляет смущаться и злиться одновременно, потому что я ощущаю его жалость. А этого я не хочу! Жалость — это то, что нужно мне меньше всего.

Резко повернувшись, Денис давит на газ и срывается с места. Но едет не дворами, а выруливает на главную дорогу.

— Куда ты едешь? — спрашиваю, понимая, что мы движемся к выезду из города.

Ответа нет, даже когда я спрашиваю второй и третий раз. А когда мы выезжаем на трассу, автомобиль набирает скорость, заставляя меня за что-то держаться.

— Денис, что ты творишь? — пытаюсь до него достучаться, но заметив, как побелели костяшки его рук, как играют желваки на плотно сжатой челюсти, мне становится только страшнее.

Я ведь ничего о нём не знаю. Десять лет большой срок, каждый человек может измениться, а в столице тем более. Многие говорят, что там нужно иметь острые зубы, чтобы чего-то добиться, а Денис добился, и только ему одному известно, какими способами.

О чём я думала, когда в эту машину села?

Катя

Выехав за город, Денис выруливает в сторону леса, и теперь мне ещё страшнее. Однако проехав метров пятьсот, так, чтобы дороги не было видно, он тормозит, выходит из машины и открывает дверь с моей стороны.

— Выходи, — спокойно требует, но глаза выдают все его эмоции.

Я привыкла выполнять всё, что от меня требуют. Как замуж вышла, я вообще ко многому привыкла, научилась делать то, что не нравится или не хочется. Противно от самой себя, но что есть, то есть, моя горькая реальность.

— Достаточно далеко? — спрашивает Денис и руками в воздухе машет. — Здесь тебя точно никто со мной не увидит. Теперь мы можем откровенно поговорить, так что валяй, — машет рукой, а я на автомате лицо прикрываю. — Катя? — вопросительно ко мне обращается.

А мне от стыда хочется под землю провалиться. Я закрылась от удара машинально, не подумав, что передо мной не Гриша, а совсем другой человек.

— Блять! Как же он тебя напугал, что ты на обычные жесты так реагируешь, — не спрашивает — констатирует и принимается ходить туда-сюда. — Это просто в голове не укладывается, — нервно хмыкает. — Попов своей тени боялся, а сейчас кулаками размахивает, — продолжает топтать траву, разговаривая сам с собой. — Или он только и может, что на слабых бросаться? Какого хрена ты с ним живёшь? — рявкает, застыв передо мной.

— Может, люблю его, — выплёвываю со злостью.

Приехал, весь такой важный, одетый в дорогую одежду, на запястье часы стоимостью как его автомобиль, с личным водителем, и решил, что всё знает и всё понимает. Мы живём на разных социальных ступеньках, даже, можно сказать, совсем в других реалиях, что он понимает?!