– Нет, Николай Павлович, нет, нет и ещё раз нет, – сердито заявил Михаил Владимирович Шпин, руководитель секретного правительственного проекта «Синяя канарейка».

– Но почему, Михаил Владимирович? – Николай Павлович Деев, штатный вербовщик этого же проекта, упорно гнёт своё. – Это же такой случай, такой случай. Грех упустить его. У нас появятся сразу два… Два, прошу заметить. Сразу два добровольца. Когда ещё подвернётся такая удача? Нужно хватать её за хвост и тащить в нашу клетку!

– А вы в курсе, что мы, фактически, уже похоронили трёх добровольцев без какой бы то ни было пользы? – в свою очередь Михаил Владимирович исходит ядовитым сарказмом.

Вопрос, конечно, риторический, но, на всякий случай, Николай Павлович охотно поддакнул:

– Конечно же в курсе. Я же сам всех троих завербовал и привёл в проект.

– И вы всё равно предлагаете фактически похоронить ещё двух? Не лишка ли будет? Совесть у вас выдержит?

А это уже совсем не риторические вопросы, отвечать на них придётся более чем основательно.

– Михаил Владимирович, – штатный вербовщик постарался придать своему голосу максимальную уверенность, – если у нас вместо трёх добровольцев будет пять, то, как знать, может быть именно эта разница и спасёт «Синюю канарейку» от закрытия. И нас с вами заодно. А совесть у меня гибкая, что не выдержит, то сбросит.

– Надеюсь, меня просто отправят на пенсию, – буркнул Михаил Владимирович, – а вас переведут в другую контору. Хотя да, есть вероятность, что мы оба совершенно случайно отравимся сахарным песком. Кстати, – начальник проекта поднял голову и уставился Николаю Павловичу прямо в глаза, – а это, случаем, не первоапрельская шутка?

Проклятье! Про себя Николай Павлович громогласно выматерился на родном трёхэтажном, хотя виду не подал. Сегодня и в самом деле первое апреля, международный «День дурака». Не учёл как-то.

– Михаил Владимирович, – Николай Павлович придал своему голосу максимальную серьёзность, – вы видите на мне шутовской колпак и красный шарик на носу?

– Э-э-э…, – от такого напора начальник проекта даже чуток растерялся, – нет, не вижу.

– Так вот, я не шучу. В конце концов, неужели вам хочется, чтобы ваше последнее важное дело закончилось грандиозным фиаско?

Михаил Владимирович недовольно засипел. Удар, как говорится, не в бровь, а в глаз. Он вовсе не лишён амбиций, хотя в его возрасте, больше шестидесяти лет, уже поздно думать об амбициях. Самое время думать о внуках и грядках с морковкой на загородной даче. Начальник «Синей канарейки» задумался, крепко задумался.

Пальцы Михаила Владимировича задумчиво барабанят по гладкой полированной столешнице. Николай Павлович мысленно скрестил пальцы на удачу. Важный момент, начальник думает, лучше его не отвлекать. Ведь ему тоже не хочется, чтобы «Синюю канарейку» закрыли, а пещеру в «малахитовую комнату» залили бетоном. Говорят, Михаил Владимирович потому и согласился возглавить во всех отношениях мутный проект, ибо не захотел на загородной даче пропалывать морковку. Да и дачи, насколько Николай Павлович знал, у начальника нет.

– Вы их уже завербовали? – брови Михаила Владимировича подозрительно нахмурились.

– Нет, – ответил Николай Павлович, – и даже ещё не разговаривал с ними. Но надо торопиться, ведь мне ещё нужно как-то договориться с военными. Это тоже будет непросто и нескоро. Но! – Николай Павлович поднял руку, начальник проекта послушно закрыл рот. – Я ознакомился с досье обоих кандидатов, а так же и с их уголовным делом. То, что надо. Отчаянные парни, немного авантюристы, и при этом кадровые офицеры ВДВ.

– Пока ещё кадровые, – проворчал Михаил Владимирович, но Николай Павлович пропустил замечание начальника мимо ушей.

– Поверьте моему опыту, Михаил Владимирович, – штатный вербовщик уставился на начальника преданными глазами, – такие предпочтут рискнуть жизнью ради возможности оправдаться. Вряд ли им захочется провести десяток лет в тюрьме и тем самым окончательно поломать свои карьеры и судьбы.

– Зато в тюрьме у них будет почти стопроцентная гарантия дожить до конца срока, – заметил Михаил Владимирович.

– Верно, – Николай Павлович кивнул. – Но, говорю же, они немного авантюристы. Тем более, – Николай Павлович загадочно улыбнулся, – они не будут владеть всей полнотой информации.

– А вы циник, – отметил Михаил Владимирович.

– Работа такая, – уклончиво ответил штатный вербовщик.

– Ладно, – Михаил Владимирович шлёпнул ладонью с толстыми короткими пальцами по столешнице, – семь бед, один ответ. Пока официально никаких предписаний и приказов из Москвы я не получил. Так что у нас имеется полное право работать дальше и в полном объёме. Тем более, – начальник хитро улыбнулся, – у меня нет официального потолка на количество задействованных добровольцев. Действуйте, Николай Павлович, действуйте.

– Благодарю вас, – Николай Павлович хитро улыбнулся в ответ.

Николай Павлович поднялся из-за стола и аккуратно задвинул стул на место. Как и полагается большому начальнику, вплотную к рабочему месту Михаила Владимировича примыкает стол для совещаний. Только гораздо чаще одиночные посетители присаживаются на ближайший к столу стул с правой стороны.

Шелест сдвигаемого в сторону засова раскатом грома прокатился по камере. Егор тут же оторвал голову от шконки, на которую прилёг больше часа назад. Входная дверь, массивная и толстая, с шелестом и скрипом распахнулась.

– Егор Калабин, Арам Володин, на выход, – сурово скомандовал надзиратель.

Судя по погонам, солдат-срочник всего лишь ефрейтор. Зелёный ещё совсем, но важный до такой степени, будто он генерал. Правая рука надзирателя выразительно легла на рукоятку длинной пластиковой дубинки на поясе. Будто, если что, она ему поможет. Егор поднялся со шконки. Спесь солдатика вполне понятна, как-никак, а здесь и сейчас он командует двумя офицерами. И пусть Егор не облачён в парадный мундир, и даже не в повседневный камуфляж, а всего лишь в мятый спортивный костюм, однако вся «губа» давно знает, что в камере под номером тринадцать сидят два старших лейтенанта ВДВ.

– Куда нас, – спросил Арам, друг и подельник, когда они вышли из камеры в гулкий коридор.

– На допрос, – важно ответил ефрейтор.

– Кто?

– Понятия не имею, – ефрейтор пожал плечами.

Городская гауптвахта всё же не полноценная тюрьма, и даже не следственный изолятор. Однако в коридоре заключённых поджидает целый конвой. В помощь к ефрейтору отрядили ещё троих срочников. У каждого на поясе дубинка, но более серьёзного оружия всё же нет. Парни молодые, здоровые, но наглостью своего ефрейтора не страдают. Про себя Егор усмехнулся. Понимают, сволочи, что если дело дойдёт до драки, то два офицера ВДВ выщелкают им все зубы, переломают руки и ноги, а пластиковые дубинки запихнут туда, где ноги теряют своё гордое название. Только ничего подобного не будет. Проще стерпеть глупую надменность солдата-срочника, нежели усугублять свою вину.

– Следуйте прямо, – ефрейтор махнул рукой вдаль по коридору.

Сапоги солдат-срочников гулко топают по бетонному полу. Эхо гулко скачет по длинному коридору. Кажется, что даже лампы на потолке мигают им в такт.

– Как думаешь, – Арам чуть повернул голову в его сторону, – опять допрашивать будут?

– А кто его знает? – Егор пожал плечами. – Если мне не изменяет память, сегодня суббота, выходной. Даже у следователей по не особо важным делам должны быть выходные.

– Тогда кто это может быть?

– Да какая разница, Арам, – Егор сердито поморщился. – Сейчас всё узнаем.

Конвойные провели друзей через весь второй этаж и лестницу в подвал городской гауптвахты. Здесь тоже имеются камеры? Егор с интересом огляделся по сторонам. Если и есть, то всего одна.