Я высунулся из верхнего люка, быстро оценив диспозицию. Холмы были в полукилометре по прямой, один за другим. Не потеряться.

Я слегка ткнул носком в спину Васютина, он, кряхтя, практически лег на рычаг, и все же воткнул вторую передачу. Танк медленно тронулся с места. Я сидел на откидном командирском месте, вцепившись руками в переборку и надеясь не слететь. Евсюков все тер и тер глаза. Ему бы их промыть водой или хотя бы снегом, а то можно и зрения ненароком лишишься. Но я понимал, что пока мы не выполним задачу, ни о какой остановке и речи идти не может. Командир не позволит.

Первый холм мы прошли без проблем, а когда вскарабкались на второй, настало мое время.

Стрелять из танка — особое искусство, особенно на такой древней машине, как Т-34. Тут, конечно, имеются и телескопический прицел ТМДФ-7, и перископический панорамный прицел ПТ-4–7, но все равно, стрелять мне пришлось практически на удачу.

Найдя взглядом первую мишень, до которой было метров пятьсот, я крутанул штурвалы горизонтальной и вертикальной наводки и посадил пенек прицельной марки точно в середину щита.

— Выстрел!

Мимо! Черт подери! Болванка ударилась в землю шагах в десяти левее от мишени, отскочила и упала чуть дальше.

— Промазал? — догадался Евсюков. — Не страшно, выцеливай вторую!

Клацнул затвор.

К следующему выстрелу я учел все нюансы, внеся поправки на глаз. Потом мысленно пожелал себе удачи, и сам же послал себя к черту!

— Выстрел!

Деревянную мишень снесло с места и откинуло на несколько шагов назад.

— Есть попадание!

Евсюков радостно засмеялся, Васютин со своего места показал большой палец, а я уже наводил орудие на следующую мишень.

— Выстрел! Попадание!

Четвертая мишень.

— Выстрел! Попал!

Пятая мишень.

— Выстрел. Цель поражена!

И командир танка, и мехвод молчали непозволительно долго, целых десять секунд. Потом Евсюков спросил голосом, от которого мурашки побежали по коже:

— Да кто ты такой, пацан? Танковый бог?..

— Испытательная танковая бригада задание выполнила. Командир группы, специалист-испытатель восьмого разряда Евсюков.

Мы трое — весь коллектив нашего танка, стояли навытяжку перед большим начальством, спустившимся, наконец, с пригорка. Фотограф незамедлительно делал многочисленные снимки для отчетности, кого-то из бойцов охранения уже отправили проверить мишени, и теперь вписывали в таблицы нужные цифры. Евсюков уже протер глаза чистым снегом, и зрение постепенно к нему возвращалось. По крайней мере, стоявшее напротив начальство он видел прекрасно.

Человек в кожаном пальто долгим взглядом усталых глаз смотрел на нашу группу. Было ему на вид лет сорок — темноволосый, с крупными чертами лица, чуть пухловатыми губами, низко посаженными бровями и крупными, выразительными глазами. Васютин уже успел мне шепнуть, что это сам Исаак Моисеевич Зальцман — Народный комиссар танковой промышленности СССР, сменивший на этом посту Вячеслава Александровича Малышева. Именно он организовал и провел эвакуацию Кировского завода в Челябинск год назад, и запустил производство танков «КВ». И выпуск Т-34 в Танкограде в рекордные сроки наладил именно Зальцман. За заслуги награжден тремя орденами Ленина, орденом Трудового Красного Знамени и многочисленными медалями. В общем, легендарная личность и очень большой начальник.

— Полосу прошли в заданное время, препятствия не пропускали, машина повреждений не получила. Молодцы!

— Служим трудовому народу! — гаркнули мы хором.

— Сейчас надо отвечать: «Служу Советскому Союзу!» — поправил Зальцман, но потом подумал и добавил: — Впрочем, гражданским можно говорить и по-старому…

— Понятно, исправимся.

Зальцман кивнул и продолжил:

— Меня интересует вот какой вопрос. Скажи-ка мне, Евсюков, а кто из вас производил стрельбы? Ведь это точно не ты, я видел твои глаза пять минут назад, ты и на два шага впереди себя ничего разглядеть не мог. Защитные очки, которыми ты пренебрег, спасли бы от подобного.

Евсюков пихнул меня с силой в спину, и я невольно ступил вперед. Зальцман удивленно осмотрел мою сущность, потом повернулся обратно к Евсюкову, но тот уже сам начал рапортовать:

— В тяжелый момент товарищ Буров сумел подменить временно вышедшего из строя наводчика в моем лице и произвел необходимые выстрелы. Мишени были заявлены необязательными целями, и я решил, пусть парень постреляет, не страшно, если промажет.

— Но он не промазал… — задумчиво сказал Зальцман, и обратился уже ко мне: — Стрелял до этого из пушки?

Я тут же состроил самое простоватое выражение на лице и начал свое привычное:

— Не доводилось. Повезло мне, товарищ Народный комиссар!

Зальцман чуть прищурился.

— Повезло, говоришь? А подскажи, где я мог видеть твое лицо прежде?

— Так в автобусе же вместе ехали несколько дней назад…

Комиссар отмахнулся:

— Нет, еще раньше…

— В газете о нем писали, — встрял в разговор Евсюков, — он помог банду обезвредить.

— Точно! — обрадовался Зальцман. — Вот там-то я его и видел! В статье писали, что двоих преступников ты застрелил на месте. Это так?

Интересно, что он хочет от меня услышать? Моя мантра про «повезло», кажется, перестает работать от слишком частого употребления. Везение любит тишину, а когда оно превращается в обычную практику, то быстро заканчивается.

— Застрелил… пришлось это сделать, иначе они убили бы меня.

— Получается, ты отличный стрелок, Буров? И из пистолета можешь, и из пушки? Природный талант? Я запомнил тебя и теперь-то уж точно не забуду. Завтра будут испытания на поджог и пробития танка. А пока свободны…

Зальцман, наконец, оставил нас в покое. Этот разговор мне не очень понравился, привлекать к себе внимание таких персон было не самой хорошей идеей. С другой стороны, а что я мог поделать? Подводить Евсюкова в стрельбах тоже не хотелось.

В казарму, разумеется, мы не вернулись. Хоть нас и отпустили, но дел было еще полным полно. Для начала требовалось пробанить канал ствола орудия танка, то есть прочистить его специальным предметом, похожим на гигантский ершик с длинной рукоятью, пользоваться которым в одиночку было совершенно невозможно. Ствол орудия опустили максимально вниз, и мы все вместе на раз-два-три водили банником туда-сюда, очищая дуло от пороховых следов. Потратив на это действие не менее получаса, отогнали машину в крытый асбестовыми платами ангар, в котором стояло еще несколько танков. Я узнал сладкую пару КВ-1 и КВ-1С, раритетный БТ-2. В углу замер Т-70, имелись даже иностранные машины, поставленные по ленд-лизу — «Матильда» Mk.II, «Шерман» М4. К слову, и Матильда, и Шерман не выдержали уральские морозы и сломались в первые же дни зимы, после чего и были отправлены на полигон для проверки на пробития и прочие испытания на прочность.

Евсюков подошел ко мне после того, как мы закончили текущие дела, отвел в сторонку и негромко начал:

— Слушай, Дмитрий… хочу сказать — сам Исаак Моисеевич обратил на тебя внимание, постарайся не подвести его ожидания. Это такой человек! Великий человек! Если бы не он, ничего бы не было… работать с ним в одной группе — это мечта!

— Да я что? Я — ничего! Делаю, что умею…

— Делай больше! Делай невозможное! Мой тебе совет: сумей произвести на него хорошее впечатление. Он тебя уже выделил, попытайся не оплошать и дальше…

Я кивнул с благодарностью во взгляде, но сам испытывал двойственные чувства. Все, чего я хотел, это сбежать на фронт. Тыловые подковерные игры меня совершенно не интересовали. Но что если Зальцман и есть мой счастливый билет? Как там говорил Леха, танковый корпус, вероятно, будут набирать из добровольцев? То, что нужно! Пусть по возрасту я немного не прохожу, мое семнадцатилетие случится совсем скоро, в январе, но до восемнадцати ждать еще долго… однако, если суметь слегка подправить данные, приписать себе лишний год, да плюс рекомендация самого Зальцмана — вот и место в корпусе обеспечено! Евсюков прав, первое впечатление я создал, теперь осталось его закрепить, и дело в шляпе!