Родители девушки, узнав, что она любит ослепшего Андрея, решили помешать их сближению. Продали свою избу и уехали. Куда — односельчане не знали. И сердце Андрея не выдержало. По ночам он плакал. Плакал трудно и долго. К безысходной тьме прибавилось одиночество...
Домой, в деревню Горелый Лес, Андрея привезли на больничной телеге. Завидев ее, ребятишки с криком бросились к ней, но тут же, смущенные, умолкли. Они увидели худого с восковым безжизненным лицом Андрея Бойкова. На глазах большие синие очки. Мать сидит рядом, то и дело подносит клетчатый фартук к глазам.
Растерянные мальчишки пошли за телегой. К ним начали присоединяться взрослые. Тоже шли молча. Заднее колесо телеги надоедливо скрипело и оставляло вихляющий след на сырой дороге.
Когда подъехали к избе, из сеней, припадая на правую ногу, вышел отец, за ним выбежали дети и тут мать запричитала:
— Горе, ты мое горе...
Отец выругался. В избе он смерил взглядом Андрея и, озверев, повернулся к матери:
— Замолчи! — зарычал он и бросился с кулаками на нее. Мать отскочила, наступила на рассыпанную картошку и упала. Муж пнул ее ногой.
— Земля сохнет... Сажать нужно... Сопли распустили, — хрипел он. — А ты чо зенки выставил? Садись - перебирать будешь, — и дернул Андрея за рукав.
— Не вижу я...
— На ощупь сумеешь... Руки не отвалятся...
От воспоминаний заныло в висках. Бойков тряхнул головой и ударился затылком о твердую опору. Он забыл, что сидит на звукоулавливателе. В ушах гудит. Фронт живет ратными буднями. Нужно воевать...
Майские дни выдались теплыми. Андрей стал частенько сидеть на скамейке у землянки. Здесь недавно Бондарь и Коляда смастерили стол. Вот и сейчас перед Андреем лежит толстая, с необычными страницами книга. Он водит по ней пальцами. Слева направо — медленно. Справа налево — рывком.
Иван Коляда всегда умиленно смотрел на руки читающего Бойкова. Обычно связист выходил из землянки, останавливался у двери и наблюдал за ним. Иногда подходил к Андрею и просил читать вслух. В смысл читаемого не вдумывался, следил за пальцами слепого, качал головой:
— Скажи, пожалуйста...
Сегодня он пулей вылетел из землянки с криком «Футбол!» Подбежал к Бойкову и начал тормошить его за плечи:
— Погоди читать. Футбол транслируют!
— Ошалел парень. Да не тряси меня, — Андрей отвел руки Коляды.
— Пойдем, послушаешь. Скорее, — он схватил Бойкова за пояс и потащил в землянку.
На крик Ивана прибежал Бондарь.
— Что тут стряслось? — спросил он.
— Идем, идем...
В землянке уже сидело несколько бойцов. Готовчиков Крепко прижимал к уху телефонную трубку. Отрывисто говорил: «Набутов пошел вперед... Эх, мимо... Мяч у Архангельского... Идет по левому краю...»
— Что это? — удивился Бойков, но на него зашикали.
И только после Андрею рассказали, что в Ленинграде состоялся футбольный матч между командами мастеров «Динамо» и сборной армии. Его транслировали пр радио, чтобы наши бойцы слышали, а главное, через репродукторы — в немецкие окопы.
— Назло гитлеровцам, — говорил Иван Коляда Бойкову, час спустя. — Думали, что Ленинград уже вымер. Дудки! В мирное время нужен мне был этот футбол. А сегодня дух поднял. Политическое значение имеет. Я так понимаю, Андрей Федорович.
— Вот тебе и мяч.
— Пожалуй, для немцев это похлеще снарядов, — отозвался Андрей.— Новость для них неприятная.
— Да, совсем забыл. У нас тоже новость. Может, последние деньки вместе. Пополнение в полк прибыло — девчата... Разлетимся мы... Увидимся ли после войны? — Коляда свернул цигарку Андрею, потом себе. Закурили. Бойков тихо проговорил:
— Не хотел бы расставаться с ребятами. Сроднились...
— У женщин сердце доброе.
Андрей не ответил. Лицо помрачнело. Коляда продолжал:
— После войны вернусь в колхоз. Речка у нас красивая. Письмо получил. Пишут — отсеялись уже...
Андрею сделалось не по себе. «После войны... А я?» Но сразу же отмахнулся от этой мысли. Еще идет война.
Немец на юге тянется к Волге. Там нужны силы. Ктонибудь из его товарищей попадет туда. На их место девчат пришлют... Каково будет с ними?
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
В начале июня четыре женщины прибыли на прожекторную точку. Их привез Петя Волков. Выйдя из кабины, он широко улыбнулся и качнул головой в сторону девчат:
— Принимайте! Почти рота... Извините, бабья...
К нему вплотную подошла Вера Тихонова, худощавая женщина лет двадцати пяти.
— Замолчи, шпингалет.
— Смотри, бедовая, — не смутился Волков.
— И правда, помолчал бы, — поддержала подругу Ирина Фалькова. У нее были большие, чуть-чуть на выкате, черные глаза. «Зовущие», — подумал Бондарь. Лице болезненно бледное. «Ленинградка, блокадная», — решил про себя Николай.
— Ну, ребята, — выкрикнул Волков, — теперь я наверняка вырвусь на Невскую Дубровку. Замена прибыла.
Женщины чувствовали себя неловко. В не подогнанном обмундировании, они неуклюже стояли перед Готовчиковым, толкали друг друга, словно им вчетвером было тесно. Сержант внимательно и задумчиво смотрел на них. Молчал, будто что-то выжидал. Среднего роста, атлетического телосложения, Готовчиков привлекал внимание собранностью и выправкой. Но вот он улыбнулся, раза два заложил пальцы за ремень и расправил и без того гладкую под поясом гимнастерку. Нужно подавать команду «смирно». «Чего доброго, еще расплачутся, только потребуй по-настоящему», — говорил взгляд сержанта. Но пополнение передано в его руки и нужно с ним знакомиться, вводить в курс боевого дела. Война продолжается, требует новых сил. С точки ушли два прожекториста, связист и корректировщик. Но враг не должен летать над Ленинградом, калечить город, убивать людей. Боевая точка на посту. И не дай бог, выйдет из строя или плохо сработает! Коммунист Павел Готовчиков не допустит этого. Новое пополнение он сделает боеспособным. Бондарь и Бойков помогут ему. Особенно Андрей Бойков — своим примером.
Женщины уже заметили человека с палкой в руках и в синих очках. Он уверенно прошел на звукоулавливатель. В шеренге переглянулись и зашептались.
— Да, это наш слепой слухач Андрей Бойков, — заговорил сержант.
...Через неделю девчата уже смело атаковали Готовчикова:
— Где взять утюг? Нет иголок и ниток. Стирать негде.
— Отпустите в Ленинград — привезем!
— Может совсем домой отправить? «Неуютно?» —лукаво спросил сержант.
— Да нет... Вообще, неплохо, — ответила Ирина, — я даже поправляться стала. Как на курорте, — она тряхнула головой и провела рукой по слегка припущенной прическе.
«Пропали мои хлопцы, — подумал Готовчиков. — Она же чертовски красивая. Гляди в оба, сержант».
— А мой командир — товарищ Коляда, хороший человек, — продолжала Фалькова.
Готовчиков улыбнулся: «Для нее и Коляда — начальство».
— Уже влюбилась, — вставила Оля Антонова.
— Нет еще. Присматриваюсь, — спокойно ответила Ирина и улыбнулась. На щеке появилась ямочка. — Уже научил разбирать и собирать телефонный аппарат. Даже ремонтировать. Что ж, техника немудреная...
— Тебе легко, в институте училась, — сказала Поля Лагода.
— Еще и в ансамбле участвовала. Люблю петь и танцевать. И здесь нужно самодеятельность организовать. Товарищ Бойков на баяне играет. Кто из вас поет, девчата?
— Дай сначала корректуру одолеть, — заговорила молчавшая все время Вера Тихонова. На ее лицо заметно легла тень перенесенного горя. Готовчиков уже знал, что у нее недавно погиб на фронте муж, и она попросилась в армию сама.
«Эх, не женское дело война, — подумал сержант. —
Им бы детей растить да мужей радовать. Нелегкая дорожка выдалась им в жизни».
Иногда в сердце командира подкрадывалась жалость к женщинам. Но занимался он с ними регулярно, требовал строго. Ночью для тренировок использовал полеты наших патрульных самолетов. При удобном случае повторял:
