Чушь, конечно. То есть вести в подземельях работу во время войны — и очень может быть. Но что там оставили экспериментальные отравляющие вещества — или даже просто экспериментальные, не отравляющие — не верю совершенно. Всё, всё убрали.

Или нет? Или закрыли в тайной комнате, замуровали, а потом забыли? Ну, не сами забыли, а попали под процесс, были посажены, сосланы, расстреляны, наконец? Там, может, вообще лежит где-нибудь ящик с брусками армейского чая, и чай этот потихоньку того… испаряется.

Ерунда, Мишенька. Ерунда.

Давай уж сразу — подземная страна рудокопов, мудрец из страны Оз, параллельные миры, гулять, так гулять…

Ладно, ерунда. Тогда другое: новый директор не только конфеты делает. А ещё опять же некие добавки. Пищевые. Галлюциногены.

В подземелье?

Нет, но система вентиляции… А может, и в подземелье — только не в колодце, понятно, а вполне приличном подземелье, с нормальной лестницей, быть может, с подъемной машиной. А система ходов открывает доступ в разные места. В том числе, и в колодец. Я же не знаю, где товарищ Зуев экспериментирует с конфетами.

Последнюю фразу я сказал вслух.

— Не волнуйся, Чижик, у Зуева претензий не будет, — сказала Ольга. — Зуев будет нам благодарен.

— Когда узнает, что конфеты утверждены. Только называться они будут не «Мишка на пасеке», а «Мишка Олимпийский», но это даже лучше. Конфеты получат олимпийский статус, и будут представлены на Играх! — пояснила Надежда.

Да, это мощно. Раньше кондитеры боролись за почётное звание поставщиков двора Его Императорского Величества, а теперь — поставщики Олимпийских Игр! Это слава, это премия, это ордена! Конечно, Зуев будет благодарен. Он уже благодарен.

Моя роль в этом ничтожна. Да нет её, моей роли. Мальчик на побегушках.

Товарищ Стельбов — вот кто герой.

И славно.

Я разрешил себе уснуть.

21 июня 1979 года, четверг

Лагерь на опушке

Прогресс мешает искусству. Иногда.

Взять хотя бы кино. Снимается фильм. Время действия — одна тысяча девятьсот первый год. Место действия — российская глубинка. Попросту — село. Казалось, чего-чего, а сёл у нас во множестве, на любой вкус. Ан нет! Всюду телеграфные и прочие столбы, линии электропередач, над избами, порой живописными, торчат телевизионные антенны, в полях — трактора и прочая машинерия…

Положим, с трактористами договориться можно, но сами-то поля — бескрайние, безбрежные, никакой чересполосицы, никак не тянут на жалкие клочки земли крестьян-единоличников.

Вот и ухищряются операторы, выискивают ракурсы, где антенны и фермы высоковольтных линий в кадр не попадут, где артист мужиковатого вида, в лаптях и зипуне, на фоне родных берёз под заунывную песню о тяжкой доле погоняет хворостиной ледащую коровенку (их у нас есть). На базар ведёт, глотая слёзы. Продать, чтобы заплатить недоимки. Вроде всё для съёмки подготовлено: и место от зевак огорожено, и транспорт в обход пущен, а всё равно нет-нет, да на заднем плане, вдали, у горизонта, проедет могучий К-700, видом своим показывая преимущество социалистического строя перед строем прежним, царским.

А потом, при просмотре фильма, зрители, видя трактор, хихикают, снижая пафос эпизода.

Нехорошо? Нехорошо!

И вот нам подыскали натуру — всем натурам натура! Не будет ни тракторов, ни столбов, ни антенн! В этом заверил Паша Пахтюженский, а он район знает не по должности, а по велению души. У Паши душа краеведа, и нет другого такого человека, который настолько проникся историей района и мест, к нему прилегающих. Он даже хочет написать энциклопедию Каборановского района, собирает материалы, но не знает, кто возьмется за издание.

Да вот хотя бы и я! То есть не лично я, а «Молодая Гвардия». Только энциклопедию нужно подготовить как следует, с привлечением лучших специалистов, чтобы получилось не «мейд ин колхоз», а хорошая, солидная книга, которую не стыдно в «Ленинку» отправить.

На эту тему мы говорили с Пашей ещё две недели назад.

— Но начать, мне кажется, нужно с локфикшена — сказал я.

— С чего?

— Американский термин: книга о месте. Суть краеведческой. Не очень объемной, с множеством фотографий, хорошо изданной. Таинственные истории, обычаи, легенды, тосты… Чтобы интересно было простому человеку, работяге, студенту, пенсионеру. Энциклопедия — это для квалифицированного читателя, да и работа надолго, на годы. А локфикшн можно написать за три-четыре месяца. В Америке это работает. Я был в небольшом городке, Лоун Пайне, куда меньше Каборановска, так там продается книга об истории городка. С индейскими легендами, с городскими легендами, ну, и география, история, экономика. Приезжие покупают, сам видел, и сам купил. Дам тебе, как пример. Ты ещё о фильме напиши, как снимали. С фотографиями. Интервью у Высоцкого возьми, ну, и у остальных тоже. Раскупать будут влёт. Сначала тысяч пять тираж выпустим, на пробу, а дальше будет видно.

— Но это… сложно ведь? Издать?

— Сложно написать, так что старайся. А издание мы осилим. Напишешь до сентября — издадим зимой. К Новому Году

— Так быстро, зимой? Это невозможно!

— Для комсомола нет преград. Отдадим финской типографии, у нас наработанные связи. Ты, главное, давай пиши.

Я и в самом деле считаю, что дело стоящее. С Высоцким любая книга пойдёт нарасхват. Конечно, начальство к публикациям о Высоцком относится настороженно, да что настороженно, просто ходу не даёт. Но это будет публикация о нашем родном крае и нашем фильме, по книге Ольги Стельбовой, с продюсером Ольгой Стельбовой. Продавим, как чеснок через пресс.

И вот Паша подсказал место:

— Деревня Стожары, вот что вам подойдет.

— Деревня?

— Пятое отделение колхоза «Изобильный», дальнее. Там нет электричества, и связи тоже нет, она маленькая, деревенька, людей ещё меньше. Типичный прошлый век.

Съездили. Посмотрели. Точно — девятнадцатый век. Деревня в сорок дворов, но живут тридцать человек, чуть больше. Все пенсионного возраста, и по этой причине в колхозе не работают. А кто работает? А никто. Деревню признали неперспективной, трудоспособных переселили на центральную усадьбу, в пятнадцати километрах, а кто-то вовсе уехал далеко-далеко. Остались упёртые. Пенсионеры, не пожелавшие бросать свои дома, приусадебные участки и деревеньку как таковую в целом. Решили остаться. Их уговаривали, но не слишком долго: нет, значит, нет. Меньше расходов и хлопот.

За старшего в Стожарах Брантер, танкист, Герой Советского Союза, дослужился до генерал-майора, после войны впал в немилость, но успел по болезни уйти вчистую, из Москвы переехать сюда, и тем от назойливого внимания избавиться: никто его не трогал, и даже наоборот, поощряли. На районном уровне. В колхозе он стал председателем, подтянул дисциплинку, навел порядок, и так до шестьдесят третьего года и председательствовал. А в шестьдесят третьем сказал — всё, хватит. Устал, и старые раны дают знать. Шестьдесят пять — деда маленький опять. Рыбалка, лес, посиделки с друзьями, ну, и по хозяйству в меру сил.

Завел пасеку, небольшую. Глядя на него, потянулись на отдых и другие. Так и стала деревенька вещью в себе.

Земля там неважная, всё больше неудобья, заниматься ею некому, народ и с лучшей земли бежит в город, и потому пустили всё на самотёк. Как не пустить? Задания пенсионерам не дашь, план не стребуешь. Тут было с райкома поехали, принялись агитировать, взвейся да развейся, сдавайте мясо, молоко, зерно и прочее в закрома Родины, а Брантер им прямо: какое от нас, престарелых, мясо? Какое зерно? Мы свое отработали. И пугать нас не нужно: можете расстрелять, так расстреливайте, а иного мяса с нас не получишь.

И оказалось, что у Брантера остались в Москве старые друзья. В больших чинах.

Райком, понятно, задний дал, вы-де нас не так поняли, мы помочь хотим, чтобы вы не чувствовали себя оторванными.

На том расстались.