Призрак испарился, а я судорожно сорвала мантию, упихнула её в тайник, проверила надёжность дверцы и уже в крысином обличье едва успела нырнуть в воздуховод, держа в зубах записку для Ловчих. Я закрепляла в пазах крышку воздуховода, когда дверь в секцию отворилась с противным скрежетом и я услышала приглушённый расстоянием и шкафами голос главного библиотекаря, мэтра Пундика:
— … доступ закрыт. Как вы видите, охранные заклинания не потревожены и достаточно сложны, чтобы к ним могли подойти разве что старшекурсники.
— И, как я вижу, старшекурсников ожидают кое-какие сюрпризы в этих заклинаниях, — немолодой, чуть скрипучий голос был исполнен иронии.
— О да, Ловчий Туан! — мэтр Пундик самодовольно хохотнул. — Они пытаются, конечно, запретный плод сладок, но до третьей линии не дошёл пока ни один. Библиотека на кафедре демонологии защищена ещё надёжнее, не говоря уж об Особом хранилище, сами сможете убедиться. А здесь… В принципе, никакой по-настоящему опасной литературы нет. Проверяйте, сколько угодно!
— Непременно проверим, мэтр, — сухо ответил другой Ловчий, Кавино, кажется. — И проверим, и убедимся. Коллеги, с чего начнём?
— Индикаторы Лавлейса, пожалуй, — решил старший. — Приступаем. Господа сотрудники Академии, прошу пока оставаться возле двери, дабы не создавать помех артефактам. Вас это в особенности касается, мэтр Сид.
Надо же, они тоже видят библиотечного призрака! Мэтр говорил, что мало кто на это способен. Я услышала эхо расходящихся шагов — Ловчие обходили библиотечную секцию — и забралась поглубже в воздуховод. Потом подумала, подумала и решила, что здесь мне сегодня делать нечего. Вряд ли Ловчие быстро закончат с проверкой, так что пообщаться с мэтром Сидом или почитать что-нибудь сегодня не удастся. Лучше не терять время, ожидая неизвестно чего, а пойти и добыть, наконец, форму Академии. Украсть, Мей! — поправила я себя. Себе-то врать не надо, это воровство. Пусть вынужденное, пусть я потом возмещу пропажу, но… Я печально пискнула и, стараясь не помять записку, посеменила по каменной трубе к выходу. Планы на ближайшее время обретали некое подобие порядка. Сначала — форма и обувь, потом — столовая.
О-о, нормальная человеческая еда! Печеньки, которые все, кому не лень, подсовывают очаровательной крыске, очень вкусные, но я хочу мяса! И хлеба! У меня сегодня будет человеческий ужин! Я зажмурила один глаз, представляя себе намазанный свежевзбитым маслом белый хлеб, крошащийся овечий сыр, пучок последней осенней зелени… И нет, вот это уже не воровство. Как фамильяр адептки, я имею полное право на бесплатное питание, и досыта! Правда, у меня нет знака АМИ, который носят все адепты, но в столовой вряд ли будут придираться, да и посреди ночи в бесплатном зале редко бывают работники поварни. Решено! Форма и ужин! А потом спрячу форму в подвале общежития, доберусь до вольера и там уже, в безопасности и спокойствии, смогу поразмыслить, как подбросить записку магам и остаться при этом незамеченной.
Глава 16
Немножко портила дело записка для Ловчих. Хоть и написанная на тонкой лёгкой восковке, хоть и свёрнутая в трубочку, она мне мешала. Заносить её в апартаменты Вивьенн мне тоже не хотелось: потеряю время, а мне надо бы успеть не только поесть, но и выспаться. Вроде бы Вивьенн не собиралась завтра брать меня с собой, но мало ли что стукнет в её хитромудрую головушку. Всё-таки и на площади, и в лаборатории она использовала меня очень хладнокровно и к месту. Размышляла я на ходу, в результате к стоящему на отшибе зданию прачечной подбежала с запиской в зубах. Потратила пару минут, чтобы пристроить бумажную трубочку в безопасное место. А то унесёт порывом ветра — и ищи потом по всей Академии; или попадёт не в те руки… Так что забралась в кусты дикой розы, уложила восковку между стеблей, прикрыла-придавила плоским кусочком песчаника, которым садовники отделали края соседней клумбы. Полюбовалась результатом — красота! За несколько минут не пропадёт. И приступила к похищению формы АМИ.
Прачечная размещалась в двух одноэтажных зданиях, сложенных из дикого камня и соединённых широким коротким переходом. Казалось бы, зачем так много места? Но ведь, помимо формы, стирать приходилось и постельное бельё, занавески, коврики, полотенца и много-много чего ещё. В одном здании (собственно, прачечной) вещи стирали, сушили, гладили и чинили, в другом располагался склад. Там всё сортировали, отправляли на хранение или в общежития. По ночам здание пустовало, лишь один работник в прачечной следил за сушильными шкафами на тот маловероятный случай, если сломается артефакт, подающий в шкафы тёплый воздух. У магистра Берзэ был такой, но пользовалась она им редко, ей нравился, как она говорила, «запах свежего ветра». Мне в сушилке делать было нечего, я пошла на штурм соседнего здания, где ожидали отправки в общежития чистые отглаженные комплекты.
Ничего сложного не было в том, чтобы, цепляясь за неровности камня, подняться к воздухозаборному колпаку, просочиться в жестяную трубу шириной в руку крепкого мужчины и пробежать ко второму концу трубы. Труба у самого пола заканчивалась решеткой, где вместо прутьев были пластины, направлявшие воздух на пол; между пластинами было расстояние не меньше дюйма, и я легко проникла в комнату. Здесь было теплее, чем снаружи, но довольно темно: за окнами стояла глубокая ночь, слабый свет давали только магические лампы под потолком. Вдоль стен стояли стеллажи, заполненные вещами, у небольших ворот — высокие тележки со стопками одежды, готовой к отправке. Тут было так тихо, что, казалось, мои лёгкие шаги слышны по всему складу. Пришлось пробежаться вдоль стены, чтобы убедиться: дверь в переход между зданиями закрыта, и ничто не привлечёт внимание ночного служителя. Только после этого я позволила себе обернуться человеком.
Ступни обожгло холодом, а глаза яркой вспышкой: лампы мгновенно среагировали на присутствие крупного движущегося живого объекта. Утирая слёзы, я шипела и ругала себя на все лады. Могла бы и сообразить! Проморгавшись, огляделась ещё раз. Всё-таки как меняется мир в зависимости от размеров наблюдателя! Огромное для крысы помещение сортировочной резко уменьшилось, проходы между тележками сузились, а стеллажи стали словно ниже. Я пробежала вдоль стеллажей в поисках формы: пропажа тех вещей, что подготовили на завтра, будет завтра же и замечена, а вот если взять шоссы с одной полки, чулки — с другой, а блузу и камзол — вообще с дальнего стеллажа…
Что я и сделала, в конце концов. Выбрала вещи, примерила и собрала себе приличный комплект формы: ношеный, но вполне ещё крепкий, без следов починки или пятен. Мантию я выбрала тоже стандартную, из грубоватой, немножко колючей шерсти, сапожки свиной кожи — почти неношеные. Такие, наряду с прочной недорогой формой, бесплатно выдавались адептам по гранту.
Сначала я думала выбросить вещи в окно, а потом выбраться по воздушной трубе, но потом увидела, что врезанная в ворота дверца закрыта на обычную деревянную щеколду. И в самом деле, что здесь красть? Поэтому я оделась-обулась, заплела косу и просто вышла через дверь, придерживая щеколду. Лишь в последний момент отпустила её, позволив упасть в паз. Легонько толкнула деревянную створку, та не поддалась. Поглядела снаружи в окно, наблюдая, как светильники плавно гаснут, погружая склад во тьму. Всё! Теперь долго никто не заметит пропажи, разве что в Излом, когда большая часть адептов проводит праздники дома, и кастелян Академии объявляет учёт. К этому моменту, надеюсь, я уже смогу вернуть вещи на место.
Забрав из кустов записку, я спрятала её в накладной карман камзола и пошла к столовой. Шагала медленно, ощущая странную неуверенность. Привыкла уже к тому, что вижу мир двойным (каждый глаз смотрит в свою сторону, и картинки от них не складываются в одну), что смотрю на всё снизу вверх. Да и передвигаться на четырёх ловких лапах куда удобнее, чем на двух длинных ногах-ходулях. Мне казалось, что я то ли лечу, то ли плыву над землёй.