— Флёр! — окликнула она деланно-ласково; её внезапное добродушие настораживало. — Иди-ка сюда!

Я выбралась из гамака и бегом рванула на место. Вивьенн оглядела меня, одобрительно кивнула. Адептки тоже подошли поближе, любопытствуя.

— Кушай побольше, девочка моя. Вот тебе печеньице, вку-у-у-усное, ореховое! Ну же, съешь печеньку! — напевала моя хозяйка, а я всё больше тревожилась. Впервые она со мной так ласкова; не к добру!

Вивьенн отодвинула засов, открыла дверь и положила передо мной печенье. Закрывать вольер не стала, наоборот, распахнула дверь и зафиксировала напольной защёлкой.

— Погуляй, если хочешь, Флёр. Не бойся, тебя тут никто не обидит.

— А ничего так, миленькая, — снисходительно заявила Филиш. — И шустрая.

— Ещё бы! — задрала нос Вивьенн. — Это вам не пасюк деревенский, это редкая разновидность декоративной капюшонной крысы.

— А она умная?

— А почему вы ей мысленно не приказываете?

— А где такую можно достать?

— Можно её погладить? Она не укусит?

Мою хозяйку засыпали вопросами, она только и успевала отбиваться, хвасталась моей редкостью, умом и ловкостью. Последнее заявление я даже поддержала, аккуратно взяв печенье передними лапками и деликатно обгрызая его. Ведь не стала бы ведьмочка подбрасывать на общее блюдо отравленное печенье, верно? А пахнет соблазнительно, сливочным маслом и поджаренными орехами. Вивьенн гордо указала на крохотные цепкие пальчики передних лап, на аккуратные коготки.

— Если я захочу, Флёр куда угодно пролезет, что хочешь сделает! А вот погладить… Лучше не надо. Она очень, очень испугалась, моя маленькая крыска. Поэтому у нас даже ментальная связь не установилась в полной мере. Мастер Говорящий велел пока не пытаться приказывать мысленно, только словами.

Удачно вывернулась, хитрюга! Я слушала, как щебечет с подружками Вивьенн, грызла печенье — действительно, вкусное, рассыпчатое, — и вдруг до меня дошёл запах, прежде скрытый ореховым… Даже не запах, след запаха, тень вкуса, там, где печенья касались пальцы Вивьенн. От этого неверного запаха я едва не подавилась крошкой. «Грёза»!

Аппетит пропал совершенно и бесповоротно. Девушки уже позабыли обо мне, разместились за столом, а Вивьенн на правах хозяйки разливала чай. Нет, так дело не пойдёт! Я сбросила печенье на опилки, спустилась следом за ним и утащила в домик. Запах оставался, зыбкий и призрачный, но непохоже, что «Грёзу» добавили при выпечке, да зелье бы и испортилось от сильного нагрева. Спрятав печенье под подушку, я выбралась наружу и отправилась на разрешённую прогулку.

Поначалу я не лезла к девушкам, изображая робость и осторожность, но вскоре убедилась, что адепткам не до меня. Добравшись до учебных папок, я тщательно обнюхала их; действительно, от одной заметно пахло «Грёзой». Но чья это папка? Надо будет понаблюдать, кто её заберёт, а для верности хорошо бы и девушек обнюхать. Как? Разве что… они сами этого захотят! Надо показать им такую хорошенькую, миленькую, обаятельную крыску, чтобы ручки девушек сами потянулись потрогать и погладить. В голове моей быстро созрел план и, пользуясь временной свободой, я подготовилась к своему маленькому выступлению.

Разумеется, разговоры шли… нет, не об учёбе. Девушки жеманились, выбирали фрукты в шоколаде, ели печенье, обсуждали какие-то глупости, даже поспорили, какого оттенка было платье некой мессеры Борнуа на приёме у столичного мэра — цвета бедра испуганной нимфы или же нимфы спокойной. Всё же зря этих девиц обучают в АМИ: ни Вивьенн, ни её подруги никогда не будут настоящими ведьмами. Так, похвастать дипломом, наградить соперницу прыщами и не более того; сейчас девушки хотят поклонников и развлечений. Их бы стоило выдать замуж за мужчин немного постарше, чтобы держали супруг в руках: лаской, детьми, выполнением желаний… или даже наказаниями — пока девушки не повзрослеют рассудком. Когда мессеры со всеми сопутствующими ритуалами допили чай, они вспомнили о домашних заданиях и собрались было уходить. Но им же надо было забрать свои артефактные папочки с учебниками и тетрадями, брошенные на диванчике… А там ведьм уже ждала я. Во всеоружии.

Шныряя по гостиной, я отгрызла с одной из занавесок алый пушистый помпон, небольшой, с лесной орех размером, и устроилась с ним в обнимку на кожаных папках. Когда гостьи начали подниматься из-за стола и оборачиваться к дивану, настал нужный момент: я начала играть, и чье-то тихое восторженное «ах!» меня подзадорило. Я бросала помпон, как мяч, и прыгала на него, как будто охотилась. Я обхватывала его всеми лапами и перекатывалась так через голову. Я взбегала на резную спинку, спрыгивала в подушки и металась к папкам, а потом носилась по этим скользким папкам, как по льду, то догоняя, то уворачиваясь от алой игрушки. Смотреться это должно было хорошо на фоне глубокого синего штофа обивки и чёрной кожи папок: моё ловкое каштановое с белым тельце и ярко-алый помпон. Устала я быстро, но представление устроила не хуже, чем какая-нибудь цирковая акробатка.

— Какая прелесть ваша Флёр! — восторженно заявила одна из девушек, Магали, кажется. Посмотреть я не могла, занятая тем, что упрятывала помпон в гору подушек и подушечек. — Можно, я её всё-таки поглажу?

— Ну-у, — протянула Вивьенн, — на свой страх и риск. И не напугайте её!

— Нет-нет, что вы, Вивьенн! Я знаю, как обращаться с фамильярами.

И девушка шагнула к дивану. Это оказалась блондиночка Гэтайн, не Магали. Оказалось, что мессера Гэтайн действительно имеет опыт общения с животными. Присев рядом с диваном, блондинка заговорила со мной, нежно, негромко, голосок её журчал и шелестел, как ручей в листве. Гэтайн рассказывала мне, какая я ловкая, красивая, умная крысонька, как она хочет меня погладить и сделать мне хорошо. Откуда бы ей знать, где и как надо почесать крысу, чтобы ей было хорошо? Но не время для капризов, надо налаживать контакт с ведьмочками.

Робко, медленно я подошла ближе. Гэтайн продолжила уговоры и протянула руку ладонью вверх, и я сделала ещё несколько шагов, почти коснувшись носом нежных пухленьких пальцев. Девушка протянула вторую руку и я повторила ритуал обнюхивания. Нюхала я изо всех сил, но от рук Гэтайн «Грёзой» не пахло. Я благосклонно позволила погладить себя по спинке, а потом ступила на ладонь девушки. Та захихикала и продолжила меня наглаживать.

— Что такое? Что смешного? — заинтересовались ведьмочки.

— Щекотно, мессеры! Такие нежные лапки и шелковая шкурка, и хвост совсем не противный. Сухой и тёплый. А коготки острые и щекотные!

— Я тоже хочу! — заявила теперь уже точно Магали. — Вивьенн, можно?

— Ну, хорошо, — смилостивилась моя хозяйка. — По очереди и очень осторожно. Гэтайн, пожалуйста, подержите пока Флёр. Ей спокойно у вас в руках, не стоит тискать и передавать из рук в руки.

— Конечно, Вивьенн, — радостно согласилась блондинка, осторожно поднимаясь и придерживая меня на ладони. — Мессеры, пожалуйста, сначала дайте ей понюхать ваши руки, не спешите гладить!

— Да уж знаю, — покривилась Магали, — у брата фамильяр уже восемь лет, у кузенов тоже.

И она протянула мне руку, которую я и обнюхала. Вот оно! Как я не завизжала — не знаю. Запах «Грёзы» был, слабый, но вполне отчетливый. Как? Вот эта первокурсница принимает «Грёзу»? Я позволила погладить себя и Магали, и двум оставшимся девицам — нет, на них не было следов запрещённого зелья. Только Вивьенн и Магали. Показав, что устала от общения, я запищала, засуетилась на ладони Гэтайн, и блондинка присела, опустила руку на диван, позволив мне сбежать. Хозяйка не задерживала, по-прежнему показывая заботу и дружелюбие. Да что ж такое?

Нет, «Грёза» даже временно не вызывает ни доброты, ни чего-то подобного, так что поведение Вивьенн полностью осознанно. И непохоже, чтобы моя хозяйка или её подруга вообще принимали эту дрянь: нет характерного едва заметного тремора, руки девушек тверды, глаза не покрасневшие, не слезятся. Скорее, они обе прикасались к кому-то, кто принимал «Грёзу»… или к чему-то, что ему принадлежало. Бумаги! Прикасались к бумагам только Магали и Вивьенн — и от обеих этот отвратительный запах! На ум приходил тот парень, принимающий зелье, — с некой вещью, которую должен был передать неизвестной девушке, своей кузине! И Магали, получившая описание ритуала от кузена. Как бы не оказалось, что вчерашний грёзник — кузен Магали, как его там, Дени Легрэ?