Заключительное слово на закрытии пленума обкома комсомола произнес Иван Егоров. Хотя он был еще совсем молод и только в прошлом году окончил Якутский пединститут, однако производил впечатление широко образованного человека, к тому же на редкость красноречивого оратора. И все-таки одно место в его заключительном слове не всем понравилось.

– Секретари райкомов комсомола весьма охотно приезжают в Якутск, а вот уезжают отсюда к месту работы крайне неохотно, – секретарь обкома был мал ростом, очень подвижен, и потому его круглая голова вроде бы перекатывалась за высокой трибуной. – Разумеется, Токко и Мухтуя, Абый или Аллаиха не столицы. Понятно, что гостить у милых друзей приятнее, чем работать. Но…

– И в Токко могут быть милые друзья! – раздался с места звонкий девичий голос.

Зал тотчас пришел в движение, послышался смех. Это выкрикнула Даша Сенькина, секретарь Токкинского райкома, маленькая, худенькая девушка. Ленский секретарь Николай Тогойкин, которого тоже задели слова Егорова, хоть и сидел в президиуме, но не удержался и приветственно помахал Даше рукой. У него в Мухтуе остался близкий, очень даже близкий друг, а посему три дня, проведенные в Якутске, казались ему чуть ли не тремя годами. Не терпелось вернуться к Лизе.

– Товарищ Сенькина, если у тебя в Токко имеется дружок, это очень хорошо! Но почему же ты просишься в другой район? – улыбнулся Егоров и вдруг принял суровый вид. – Ладно. Шутки в сторону… В эти знаменательные дни, товарищи, когда наши доблестные войска, после Сталинградской битвы, наступают на широком фронте, каждый из нас должен прежде всего стремиться к своей работе… Мне очень хотелось бы, чтобы завтра к этому времени ни одного секретаря райкома не осталось в Якутске. Счастливого пути, товарищи!

В этот вечер Николай Тогойкин допоздна просидел в театре (ох и длинные же у них постановки!), а вернувшись из театра, проговорил с другом весь остаток ночи. Утром он отправился на аэродром, так и не сомкнув глаз.

У входа в зал ожидания он встретил Дашу Сенькину.

– Здравствуй, Тогойкин! Всю ночь напролет летали самолеты восточных, западных и северных направлений. И только южное закрыто. Мы должны были улететь еще вчера вечером…

– Кто это «мы»?

– Все, кому надо было лететь в южном направлении! – почему-то рассерженно ответила Даша. – В том числе и я с Катей Соловьевой.

– Меня, должно быть, ждали! – Тогойкин толкнул дверь своим маленьким чемоданчиком и отворил ее. – Пожалуйста, товарищ Сенькина!

И без того тесный зал ожидания оказался битком набит. Люди лежали и сидели прямо на полу, вдоль стен, а кое-кто, опершись на соседа, дремал стоя. Поминутно кто-то входил, кто-то выходил…

Легко ступая на носках и перешагивая через ноги лежащих, Даша быстро очутилась в противоположном от входа углу. Как только она остановилась, какая-то женщина приподняла голову с рюкзака. Это была Катя Соловьева, секретарь Олекминского райкома.

Девушки о чем-то пошептались, после чего Катя медленно, как и положено полным людям, поднялась и села. Словно стряхивая снежинки, она прошлась ладонью по своему пышному воротнику из рыжей лисы и глухим голосом подчеркнуто вежливо произнесла:

– Уважаемый Николай Иванович, просим вас сюда!

– Спасибо, уважаемая Екатерина Васильевна, – в тон ей сказал Тогойкин, – я здесь постою, благодарствую. – Он приподнял чемоданчик и шутливо приветствовал ее: – Здравствуйте!

– Товарищ, пожалуйста, ногу… – Катя тронула рукой колено огромного старика, спавшего около них. Тот послушно подобрал ноги в большущих валенках, и сразу же освободилось местечко, где вполне мог поместиться человек. – Коля, иди садись.

Осторожно вышагивая, словно перебираясь по кочкам через воду, Тогойкин подошел к девушкам, поставил свой чемоданчик, но не сел, а, так же осторожно вышагивая, отправился регистрироваться. Вскоре он вернулся, опустился на пол возле подруг, и они тихо заговорили.

Вдруг в репродукторе, что был прикреплен высоко на стене, что-то захрипело, зашипело, казалось, кто-то громко прочищает горло. Люди насторожились, тотчас установилась тишина. Энергичный женский голос объявил:

– Якутск – Хандыга – Охотск…

Суетливая радость охватила тех, кто улетал в этом направлении. Люди достали билеты, схватили свой багаж и устремились к выходу. Стихший было ненадолго шум многолюдья снова завладел залом ожидания.

А через некоторое время, когда за разговорами и спорами люди начали забываться, радио опять прокашлялось и тот же энергичный женский голос возвестил:

– Якутск – Сангары – Вилюйск – Нюрба…

И спустя какое-то время снова:

– Якутск – Сангары – Верхоянск…

Многие уже покинули зал. Стало гораздо просторнее. Однако ненадолго. Вскоре ввалилась целая орава новых пассажиров. Наши друзья еще сидели. Самолетов в южном направлении не было.

Перевалило за полдень.

– Погодите, девушки, пойду-ка я разузнаю, что к чему, – Тогойкин снял свое потертое кожаное пальто, положил его на чемодан и похлопал ладонью. – Пожалуйста, садитесь вот сюда, мой чемодан кого угодно выдержит…

– Постарайся, Коля! – круглолицая Катя Соловьева с надеждой посмотрела на него. – Хорошо бы в один самолет…

– Вместе, вместе! – заспешила Даша Сенькина. – Попробуй позвонить Егорову, пусть он поможет. Только не вздумай улететь один…

– Не вздумаю.

– Как бы не так, без очереди захотели! – всполошилась старушка, тихо и неприметно лежавшая за спиной громадного старика. – Мы уже здесь три ночи маемся… А вы помоложе наших детей будете…

– Не шуми, Марья! – прогудел сквозь сон старик.

Девушки тихо засмеялись. Тогойкин ушел.

Высокий и стройный, он ловко пробрался среди людей и неизвестно чему улыбался.

Вот и справочное. Тогойкин склонился к окошку.

– Скажите, пожалуйста, когда улетает самолет в Москву? – спросил он.

Девушка с копной буйных рыжих кудрей, не поднимая головы от каких-то бумаг, раздраженно ответила:

– Не знаю, ничего не знаю!

– Большое спасибо! – вежливо произнес Тогойкин.

– За что же?

Девушка вскинула голову и недоуменно уставилась на Тогойкина своими светло-карими глазками. Даже ее курносый носик, зажатый толстыми щечками, тоже казался удивленным.

– За ваше приятное и такое любезное сообщение.

Тут они оба рассмеялись и весьма оживленно заговорили. И выяснилось, что знала девушка очень много. Оказывается, южное направление закрыто уже третий день. Но так как кассы только и знают, что продавать билеты, то люди набиваются в это тесное помещение и понапрасну испытывают всяческие неудобства. Оказывается, все самолеты, что летят с юга, находятся сейчас в Киренске, Красноярске и в Новосибирске. А здесь к отлету в южном направлении готов всего лишь один самолет.

Потом посмотрели списки пассажиров, улетающих в южном направлении, и уже стали было прикидывать, на какой самолет могут попасть Тогойкин и его спутницы, как вдруг позади него послышался раздраженный голос:

– Товарищ, закругляйтесь!.. Вы здесь не один!

Тогойкин оглянулся. Он и в самом деле оказался не один, за ним выстроилась довольно большая очередь.

– Ой, простите, пожалуйста! – Тогойкин отшатнулся было в сторону, но сунул руку в окошечко и указал на телефон: – Разрешите поговорить… Как вас зовут?

– Роза…

Девушка сняла трубку и протянула ее в окошко, а сама начала разговаривать с другими пассажирами.

Тогойкин позвонил Егорову, сказал ему, что говорит от имени трех секретарей, и попросил помочь. А тот, хотя и очень пожалел, что его люди застряли и еще не приступили к своим обязанностям, однако пошутил: «Небеса меня не послушаются. Но все-таки попробую».

От нечего делать Тогойкин поднялся на второй этаж, к начальнику аэродрома.