(20) Впрочем, и [выражение] “завтра днем” (diecrastini) произнесено ученейшим мужем не без влияния предков, у которых был обычай употреблять то dieąuinti (“пятым днем”), то diequinte в качестве наречия⁶², признаком чего является [то], что второй слог, который по природе удлиняется, когда произносят одно только [слово] die (“днем”), сокращается⁶³. (21) Но, как мы [уже] сказали, последний слог этого слова пишется то через [букву] е, то через [букву] i⁶⁴. Это было обычным у предков, так что они большей частью неразборчиво пользовались этими буквами в конце [слов], как, [например], [в словах] praefiscine и praefiscini (“без преувеличения”), proclive и proclivi (“покато”). (22) Приходит еще на ум строка того [известного] Помпония. Она – из ателланы⁶⁵, которая озаглавлена Мевия:

(23) Таким же образом говорили diepristine (“вчера”), что обозначало “днем прошлым” (die pristino), то есть в [день] предыдущий. Ныне это [слово] произносят pridie (“накануне”), перевернув порядок соединения [слов], как бы [говоря] pristino die (“в прошлый день”). (24) И не отпираюсь я, что [выражение] die quarto (“четвертого дня”) вычитано у предков, но [при этом] обнаруживается [то], что оно употреблено в отношении свершившегося [события, а] не будущего. Ведь Гней Матий, человек высокоученый, [так] говорит в мимиамбах – тогда как мы говорим nudius quartus (“четыре дня назад”) – в этих [вот] стихах:

Итак, нужно различать, что die quarto («четвертого дня») мы говорим именно о прошедшем, a diequarte («на четвертый день») – о будущем⁶⁸.

(25) Но, чтобы не казалось, что мы ничего не сообщили о [слове] diecrastini (“завтрашним днем”)⁶⁹, в моем распоряжении этот [вот] Целиев [пример] из второй книги Историй: “Если ты хочешь дать мне конницу и сам следовать за мной вместе с прочим войском, то я позабочусь, чтобы на пятый день (diequinti) тебе на Капитолии был приготовлен обед”⁷⁰».

(26) Тут Симмах говорит: «Твой Целий и [этот] рассказ, и [это] слово взял из Начал Марка Катона, у которого написано так: “Тогда начальник конницы обещал повелителю карфагенян: ‘Пошли со мной конницу в Рим: на пятый день (diequinti) тебе на Капитолии будет приготовлен обед‘⁷¹”»⁷².

(27) И [затем молвил] Претекстат: «Я считаю, что кое-что для доказательства обычая предков [так говорить] дают также слова претора, которыми он по обычаю предков привычно объявляет праздники Компиталии: “На девятый день (dienoni) у римского народа квиритов⁷³ будут Компиталии!”⁷⁴»

(1) Тогда Авиен, глядя на Сервия, говорит: «Курий и Фабриций, и Корунканий, стариннейшие мужи⁷⁵, или еще более древние, чем они, те три близнеца Горации беседовали со своими [современниками] ясно и понятно. И не [словами] аврунков, или сиканов, или пеласгов, которые, говорят, первые поселились в Италии, они разговаривали, но словами своего времени. Ты же так, как будто бы говорил ныне с матерью Эвандра, хочешь напомнить нам слова, вычеркнутые [из памяти] уже многими поколениями⁷⁶, к которым ты причислил даже выдающихся мужей, чью память обогащает продолжительный опыт бесед. (2) Впрочем, вы упоминаете, что древность вам нравится, потому что она честная и воздержанная, и умеренная. Так давайте жить согласно прежним нравам, [но] говорить нынешними словами. Ибо я всегда держу в памяти и в сердце то, что написано Гаем Цезарем, мужем превосходного дарования и благоразумия, в первой книге Об аналогии: “Как будто бы опасности – я буду избегать редкого, а также непривычного слова⁷⁷”⁷⁸. (3) В конце концов, есть тысяча таких слов, которые хотя и бывали на устах влиятельного в прошлом человека, однако были отброшены и отвергнуты последующим поколением. Множество их я бы мог ныне привести⁷⁹, если бы время уже приближающейся ночи не напомнило нам о неминуемом расставании».

(4) «Прошу добрых слов, – возразил, как обыкновенно, со свойственной [ему] убедительностью Претекстат, – и давайте не будем надменно разрушать уважение к приверженцу наук о древности, любовь к которой даже ты, [Авиен], как бы ни старался прятать, [еще] больше показываешь. Ведь, когда ты говоришь “есть тысяча слов”, чем отдает твоя речь, если не самой стариной? (5) Пусть Марк Цицерон сохранил в Речи, которую составил в защиту Милона, таким образом написанное: “[Неужели, оказавшись] перед имением Клодия, – а в этом имении с его несоразмерно огромными подвалами легко могла находиться тысяча сильных людей”⁸⁰, — [а] не [так написанное]: “могли находиться [тысяча сильных людей]”⁸¹, — что обыкновенно обнаруживается в менее тщательно написанных книгах; [пусть] и в Шестой [филиппике] против [Марка] Антония [оставил таким образом написанное]: “Кто когда-нибудь был найден в этой толкучке менял (in illo Iano)⁸², кто записал бы за Луцием Антонием выплаченную тысячу монет?⁸³”⁸⁴; пусть также Варрон, человек того же [самого] века, [что и Цицерон], в семнадцатой [книге] О делах человеческих сказал: “Очень много – тысяча и сто лет”⁸⁵, все же уверенность в таком согласовании [слов] они заимствовали исключительно из примеров предшественников⁸⁶. (6) Ведь [Клавдий] Квадригарий в третьей [книге] Анналов так написал: “Там уничтожается тысяча людей”⁸⁷.

И [Гай] Луцилий в третьей [книге] Сатур [пишет]⁸⁸:

(7) В другом месте он даже просклонял слово [ «тысяча»]. Ведь в пятнадцатой книге он говорит так⁹¹:

Также в книге девятой [он пишет]⁹³: