Terminus post quem для Сатурналий можно реконструировать по известным датам смерти тех персонажей, которые в реальной жизни входили в круг Претекстата.

Претекстат, очевидно, умер в конце 384 года; Квинт Аврелий Симмах – около 402 года. Альбин Цецина был жив в 403 году, но в это время Иероним говорит о нем как о старике[125]. Маловероятно, что он жил еще долго. Евангел был еще жив в 397 году[126] – было бы жестоко со стороны Макробия при жизни описать его в Сатурналиях в столь невыгодном свете[127]. Гор, перед тем как обратиться к философии, был победителем на Олимпиаде в 364 году – тогда ему могло быть около 20 лет. Альбин Фурий (т. е. Руфий)[128] был все еще жив в 416 году. Вряд ли Евстафий, Евсевий или Дисарий жили дольше, чем остальные участники диалога. Евстафий был близким другом Флавиана[129] (которому в 384 г. было 50 лет) и, вероятно, одного с ним возраста. Евсевий и Дисарий были средних лет в 384 году[130]. Здесь мы не рассматриваем Сервия и Авиена, живших позже[131]. В итоге самая поздняя из приведенных дат – 416 год. Следовательно, terminus post quem для сочинения Макробия – не ранее указанной даты. Если учесть возможную ошибку при исчислении времени жизни того или иного персонажа, равную 10 годам, то, соответственно, нижняя временная граница для Сатурналий придется на время не ранее 426 года.

Вкратце содержание диалога таково[132]. После вступления и пояснительной главы (I, 1) Макробий описывает мизансцену – канун праздника Сатурналий в доме Веттия Агория Претекстата (I, 2, 15–20). Претекстат, будучи хозяином дома, обсуждает с Фурием Альбином время начала празднования. Затем он приглашает Квинта Аврелия Симмаха, Альбина Цецину и Сервия. После этого следует объяснение Цецины о временных делениях дня (I, 3), разбирается употребление отдельных выражений и слов в латинском языке (e. g. noctu futura; die crastini), обсуждаются грамматические флексии (e. g. Saturnalia) (I, 4–5[133])[134].

В первый день празднования Флавиан, Евстафий и Евсевий составляют кружок (I, 6, 4). Претекстат объясняет происхождение своих имен, обычая ношения достигшими совершеннолетия мальчиками окаймленной тоги (toga praetexta) (I, 6, 5–30). Затем, с прибытием Евангела, Дисария и Гора (I, 7, 1–13), разговор поворачивается к обсуждению происхождения празднования Сатурналий (I, 7, 14 – I, 11). Он начинается с легенды о Сатурне и боге Янусе и пространного отступления, касающегося жестокого обращения с рабами и их поведения. Далее Претекстат говорит о римском календаре (I, 12, 2 – I, 15), дает обоснование монотеизму, рассматривая всех языческих богов как проявления единого божества – Солнца (I, 17, 23). Евангел говорит (I, 24, 2) о необходимости обсудить многостороннюю эрудицию Вергилия, который представлен как авторитет в любой области знаний (I, 16, 12). Симмах и другие участники беседы на примерах демонстрируют его глубочайшие познания в философии, астрономии, законах авгуров и понтификов, риторике и ораторских приемах, его умелое использование текстов древних греческих и латинских писателей (I, 24, 10–21). Затем участники приступают к пиршеству (I, 24, 25).

В начале второй книги каждому гостю за обедом предложено повторить какое-нибудь шутливое изречение древних (II, 1, 15). Претекстат начинает с пересказа нескольких шуток Цицерона (II, 2, 2–3). Далее в беседу вступают другие персонажи (II, 2, 4–7), рассказывающие различные истории. В последней главе второй книги Флавиан и Цецина Альбин высказывают замечания о сластях; приводят слова Платона о свойствах вина, изречения Аристотеля и Гиппократа относительно невоздержанности в питье (II, 8, 1–16).

В третьей книге празднование в доме Флавиана продолжается. В утраченном разделе Евстафий раcсуждал о знании Вергилием философии и астрономии[135]. Первые двенадцать глав книги описывают знание Вергилием законов понтификов. В частности, Претекстат цитирует строки поэта, которые относятся к церемониальному очищению водой (III, 1, 1–8), обращая внимание слушателей на этимологическую точность[136], с которой Вергилий использует ритуальное значение слова или выражения (III, 5–6). Далее в тексте имеется лакуна. Главной темой второй части разговора, уже во время разгара пиршества (III, 13), является обсуждение Цециной Альбином роскоши времен Республики (III, 13, 16); высказывается аргумент в пользу того, что прежнее поколение обращало больше внимания на роскошь, чем нынешнее. Фурий Альбин, подтверждая довод Цецины, говорит о том, что ранее люди отдавали дань мастерству танца (III, 14), не скупились платить высокую цену за некоторые виды рыбы (III, 15–17). Сервий, вступая в беседу, описывает различные виды орехов, яблок, груш, олив и винограда (III, 18–20). Разговор прерывается Претекстатом, указывающим на поздний час и предлагающим гостям продолжить завтра утром, в третий и последний день празднования, в доме Симмаха (III, 20, 8).

Сохранившиеся разделы четвертой книги посвящены правилам Вергилиевой риторики. Перечисляются и анализируются риторические приемы поэта, используемые для пробуждения страстей и эмоций (πάθη)[137], анализируется пример речи (IV, 2, 4–8)[138], приводятся образцы риторических фигур (IV, 6, 9–24).

Начало пятой книги посвящено сравнению сочинений Вергилия и Цицерона[139]. Указываются четыре рода ораторского стиля, которые, согласно доводам участников разговора, могут быть найдены в поэмах Вергилия, причисленного собеседниками к величайшим десяти ораторам Аттики (V, 1, 20). Демонстрируется зависимость Вергилия от греческих авторов (V, 2, 1), примеры которой приводятся до конца пятой книги и занимают часть шестой (VI, 1–7). Они иллюстрируют как знание Вергилием греческих и латинских авторов, так и способ использования поэтом их текстов.

В седьмой книге (так же как и во второй, и в главах с тринадцатой по двадцатую третьей книги) содержатся беседы, которые участники ведут после трапезы. Многие темы для таких разговоров взяты Макробием из Застольных бесед Плутарха[140]. Сначала затрагивается вопрос о том, можно ли философствовать за столом (VII, 1), далее следует беседа о правилах поведения во время трапезы (VII, 2–3), затем обсуждаются самые разнообразные темы, многие из которых имеют к науке лишь косвенное отношение (VII, 4–16). Например, говорится о том, какая пища усваивается лучше, простая или смешанная (VII, 4 – VII, 5), отчего женщины реже пьянеют, а мужчины чаще (VII, 6), отчего женщины реже мерзнут, чем мужчины (VII, 7), какова причина облысения (VII, 10), отчего люди краснеют и бледнеют (VII, 1), почему кольцо носят на безымянном пальце левой руки (VII, 3), что произошло раньше – яйцо или курица (VII, 6), почему пресная вода – лучшее средство для очищения, чем морская (VII, 3). Также обсуждаются свойства нервной системы (VII, 9) и зрительного восприятия (VII, 4), высказываются наблюдения о целебных свойствах меди (VII, 16). Заключительная часть седьмой книги утрачена.