(4) Так как Цецина при этом молчал улыбаясь, Симмах спросил Сервия, что же он об этом думает, [и тот] сказал: «Хотя в этом собрании, не менее уважаемом вследствие учености, чем вследствие благородства, мне больше пристало учиться, чем учить, я все же подчинюсь решению [его] распорядителя и, во‑первых, углублюсь в [слово] “Сатурналии”, [а] потом [и] в другие [слова], в которых присутствует не столь новизна речи, [сколь ее] былое.
(5) Кто говорит “Сатурналий”, [тот] основывается на правилах: ведь имена, которые допускают дательный [падеж] множественного [числа] на окончание – bus, никогда не позволяют, чтобы родительный [падеж] этого же числа увеличивал [слово] на [один] слог, но [такое имя] имеет или столько же [слогов], как, [например, в словах] monilibus – monilium (“ожерельям – ожерельев”), sedilibus – sedilium (“сиденьям – сиденьев”), или бывает на один слог меньше, как, [например, в словах] carminibus— carminum (“песнопениям – песнопений”), liminibus – liminum (“границам – границ”). Так вот, правильнее [говорить] “Сатурналиям – Сатурналий” (Satumalibus… Satumalium), чем “Сатурналиев”. (6) Но кто говорит “Сатурналиев”, [тех] поддерживает пример великих мужей. Ведь и Саллюстий три раза говорит “Вакханалиев” (Bacchanaliorum50), и Мазурий во второй [книге] Фаст говорит: ‘День Виналиев’ (Vinaliorum) посвящен Юпитеру, [а] не Венере, как некоторые думают”. (7) И как [пример] я привел бы в доказательство даже самих грамматиков. Веррий Флакк51 в той книжечке, которая называется Сатурн, говорит: “Дни Сатурналиев даже у греков считаются праздничными”. И в той же самой книге заявляет: “Я полагаю, что понятно написал об установлении Сатурналиев”. Также Юлий Модест52 [в книге] О празднествах говорит: “Празднества Сатурналиев”. И в той же самой книге сообщает: “Антиец относит Нуму Помпилия53 к изобретателям [праздника] Агоналиев (Agonaliorum)”.
(8) Однако я, обеспокоенный, стараюсь узнать, можно ли это мнение защитить каким-нибудь доводом. Разумеется, поскольку грамматику не чуждо держаться заодно с себе подобными, я попытаюсь с помощью предположений отыскать [то], что отклонило этих [грамматиков] от общепринятого высказывания, так что они предпочитали говорить “Сатурналиев” вместо “Сатурналий”.
(9) И, во‑первых, я полагаю, что [грамматики] желали, чтобы эти имена, которые суть [имена] праздничных дней среднего [рода] и лишены единственного числа, отличались по виду от тех имен, которые образуют и то, и другое число. Ведь “Компиталии” (Compitalia) и “Вакханалии” (Bacchanalia), и “Агоналии” (Agonalia), и “Виналии” (Vinalia), и остальные им подобные суть имена праздничных дней, и они употребляются [только] во множественном [числе]. И, если ты употребишь их в единственном числе, – то есть они станут уже не обычными [именами], а прилагаемыми [non positivum sit, sed adiectivum]), которые греки называют ἐπίθετον (эпитетами), – ты не обозначишь того же самого, если не прибавишь [слово] “праздник”, как, [например], Вакханальный (Bacchanale) праздник, Агональный (Agonale) праздник и остальное [тому подобное]54. (10) Итак, грамматики были настроены произвести разделение в родительном падеже, чтобы исключить из этого [третьего] склонения название торжественного дня, зная, что часто у некоторых имен, хотя дательный [падеж] получается на – bus, родительный [падеж] тем не менее оканчивается на – rит, как, [например, в словах]: domibus – domorum (“домам – домов”), duobus – duorum (“двум – двух”), ambobus – amborum (“обоим – обоих”). (11) Также [происходит] и когда слово viridia (“зелень”) принимают ἀντὶ ἐπιθέτου (вместо эпитета) [и] образуют родительный [падеж] на – um, как, [например], viridia prata— viridium pratorum (“зеленые луга – зеленых лугов”); но когда же мы хотим обозначить саму зелень, мы говорим [уже] viridiorum, [а не viridium]: formosa facies viridiorum (“красивый вид зелени”), – ибо тогда слово “viridia (зелень)” выступает в роли обычного [имени] (positivum), [а] не прилагаемого. (12) Однако прежде допустимо было [использовать] этот родительный [падеж], так, [например], Азиний Поллион часто употребляет [слово] vectigaliorum (“налогов”) [вместо vectigalium, притом] что многие говорили vectigal (“налог”), а не vectigalia (“налоги”). Но хотя мы и говорим:
…laevaque ancile gerebat…
(Щит священный держа55), —
все же [до нас] дошло и [слово] anciliorum, [а не только ancilium],
(13) Итак, следует понять, что различие [окончаний родительного падежа] так же не занимало предков, как и [то], чтобы столь точно, как по плотничьей линейке, выверять имена праздничных дней. Ведь мы находим, что и другие [имена], помимо названий торжественных дней, склонялись таким же образом, как показало предшествующее изложение: [это] – viridiorum (“зелени”) и vectigaliorum (“налогов”), и anciliorum (“щитов”). (14) Впрочем, я обнаруживаю, что сами имена праздников склонялись у предков согласно правилу, если притом Варрон говорит, что день Фералий (Feralium) называется от [обряда] приношения (a ferendis) кушаний на могилы. [Ведь] он не сказал [день] “Фералиев” (Feraliorum). И в другом месте он говорит “Флоралий” (Floralium), [а] не “Флоралиев” (Floraliorum), так как обозначает не Флоральские (Florales) игры, но сам праздник Флоралии (Floralia). (15) Также Мазурий во второй [книге] Фаст утверждает: “День Либералий (Liberalium) называется понтификами Марсовым состязанием”. И в той же [самой] книге он не говорит [день] “Лукариев” (Lucariorum), [а говорит]: “эту ночь и следующий за тем день, который является [днем] Лукарий (Lucarium)”. И многие также говорили “Либералий” (Liberalium), [а] не “Либералиев” (Liberaliorum). (16) Откуда следует признать, что предки были снисходительны к множеству [окончаний слова] из-за разнообразия [в произношении]: [например], они говорили exanimos (“бездыханных”) и exanimes, inermes (“безоружных”) и inermos, hilaros (“довольных”) и hilares, и поэтому пусть будет позволено говорить “Сатурналий” и “Сатурналиев”, хотя одно произношение защищает правило вместе с авторитетом говорящего, а другое подтверждает только авторитет, но [зато авторитет] многих [так говорящих].
(17) Остальные же слова, которые показались нашему Авиену новыми, должны быть подтверждены свидетельствами предков. Ведь Энний – даже если кому-нибудь кажется, что его не следует упоминать ввиду весьма утонченной изысканности нашего века, – сказал в своих стихах “ночью глубокой” (noctu concubia):
…qua Galli furtim noctu summa arcis adorti
moenia concubia vigilesque repente cruentant…
(Галлы, ночью той глубокой в крепость пробравшись,
Ранили стражей тогда и покрыли их кровью все стены)56.
(18) В отношении этого места следует отметить, что он не только сказал “ночью глубокой”, но еще и “той ночью” (qua noctu). И это [выражение] он употребил в седьмой [книге] Анналов. [И] в третьей их [книге] он также очень ясно сказал:
…hac noctu filo pendebit Etruria tota…
(Ночью (noctu) к гибели Этрурия будет близка)57.
Также и Клавдий Квадригарий58 в третьей [книге] Анналов [пишет]: “Сенат же собирался с ночи (nocte), [а] глухой ночью (noctu) они отправились домой”59. (19) Не будет лишним, я думаю, упомянуть в этом месте еще и о том, что децемвиры в [Законах] Двенадцати таблиц употребили пох (“ночью”) вместо noctu60, что также весьма необычно. Слова эти такие: “Если совершивший в ночное время кражу убит (на месте), то пусть убийство (его) будет считаться правомерным”61. Надо отметить еще и то, что от того [местоимения], которое является [местоимением] is (он), они образовывали в винительном падеже не [форму] еит, а [форму] im.