Пламя зарождается на переносице и быстро, как от ветра, разбегается по лицу, сразу во все стороны, захватывая нос, щеки, губы, лоб. Вспыхивают брови — мертвые серые нити кружат, медленно оседая, — за ними уши, шея, трещат волосы — все ниже и ниже катится сжигающий вал. Уже невозможно вздохнуть, перед глазами оранжевое буйство, а сладкая муть плавит желудок. Как много пепла от меня останется? Как скоро?

Иринка хлопает меня по плечу.

— Пойдем освежимся.

Я выдыхаю и неуклюже выбираюсь из-за стола. Я чувствую себя ведьмой, которую только что сожгли на костре.

3.

Мы выходим на террасу. Вечер натекает на город темной рекой. Улицы расплываются, тонут в огнях сквозь густое марево брызг. Ноги под влажной юбкой неприятно холодеют.

— Думаешь, он мне назло?

Иринка, обхватив перила, покачивается на пятках. Я подставляю лицо влажному ветру, и по воспаленной коже рассыпаются поклевывающие невидимые капли. Снова, к счастью, пробирает мыслями трезвость. Вопрос Иринки риторический, но она ждет ответа. Беда этой бывшей пары в том, что подруга видит Вилена только через призму себя. Ей страшно признать, что, несмотря на остаточную близость, он хочет дышать и своим воздухом.

— Думаю, он уезжает не из-за тебя.

— По-твоему, он едет с кем-то? — в ужасе спрашивает подруга.

Конечно же, она сразу представляет рядом с Виленом новую женщину.

— Я о другом вообще. Но если и так — он свободный человек.

— Рядом с ним долго никто не задерживается, — с ехидным умилением сообщает Иринка больше себе, чем мне. — Вспомни его замечательную Катю. С ложечки его только что не кормила. И все равно он ее бросил.

С Катей Вилен встречался после развода. К удовольствию Иринки, недолго встречался.

— Тогда тебе точно не о чем беспокоиться.

— А я и не беспокоюсь. И вообще планирую о своей жизни подумать.

Кажется, Иринка уже для себя решила, что у Вилена новые, камчатские, отношения. И ее мало волнует, что об этом думает сам Вилен.

— Планируй, конечно, — соглашаюсь я, хоть и не верю, что Иринка готова к новым романам. Но сейчас мне все равно. Надо разобраться с другим человеком.

Артем Горин совсем рядом. Повзрослевший, уверенный, с чужим огненным взглядом — он венчает один из самых темных эпизодов моей жизни.

— Может, и мне прошвырнуться по бизнес-завтракам? — меж тем размышляет Иринка. — Дело-то оказалось, полезное. Подберу кого-нибудь, чтобы успокоить душу. Надо узнать у Норки, где таких Артемов раздают.

— Тебе же он не понравился.

— Мне нет, — кивает подруга. — И тебе, кстати, тоже. Оценила наглость, да? Три секунды знаком, а уже поработать хочет. Проныра какой-то. Лиз, а вдруг он и правда аферист? Зачем Норка вообще это предложила? Что за благотворительность? Никого не предупредила. Я ей скажу потом, что так не делают.

— Она всегда все решает сама. Хочешь говорить, говори. Но мне все равно. Он предложил, я отказалась. Больше не о чем говорить.

Иринка с интересом косится — слова звучат грубовато, — но я молчу. До смешного странно: мы, подруги, пытаемся доказать, что все хорошо и боимся довериться. Пусть внутри сводит терзаниями, но ни одна из нас не решится откровенно обсудить. Я — из-за щекотливости, Иринка — из-за слепоты и упрямства. Каждая будет решать сама. А ведь Артем, как пить дать, захочет поговорить, и за семь лет явно накопил немало слов. Придется извиняться. И самое страшное — оправдываться. Этого не буду делать точно. Не только я виновата. Туман невеселых мыслей рассекает вопрос:

— А ты знаешь, что они пока они не переспали? И это после двух недель свиданий! Вот скажи, зачем она притащила его знакомиться? Вдруг он ей не понравится в постели, и они расстанутся? А мы тут уже дружим семьями.

Я невнятно повожу головой. Иринка постоянно преувеличивает, никакими семьями мы дружить не будем. Да и Норка не первый раз знакомит с мимолетными любовниками. Рано или поздно они переспят, и Норка будет в восторге. Даже Иринка со своими странными закидонами благосклонно оценила бы его. В голове вспыхивает лицо Артема, близкое-близкое. Он отрывается от кожи на животе и поднимает голову, обхватывает тяжелым взглядом. А потом медленно, не отводя глаз, опускается к бедрам.

Хватит!

Я сглатываю и гоню воспоминания. Замечаю:

— Откуда ты знаешь? Может, они уже.

— Еще нет, — чеканит Иринка.

Я не настаиваю, потому что она гораздо лучше знает, чем живет Норка. Они созваниваются едва ли не каждый день. Неожиданно слова Иринки греют. Я и впрямь не хочу, чтобы Артем нарушил покой моей жизни. Смогу ли я принять его в новой роли? Видеть, разговаривать, смеяться, будто никогда ничего не было. Нет! Я дергаю плечом, отбрасывая беспокойные фантазии. Все верно. Лучше бы у Норки ничего не вышло.

В мыслях Артем приходил иногда. И хоть я надеялась никогда его не увидеть взаправду, все равно представляла встречу. Мы сталкивались на улице, в самолете, на выставках, бывало, даже в командировках. Он рушил день и настроение, сминая их яростью, обвинениями, желанием объяснений, а иногда смотрел на меня темным лицом с грустинкой и подавал руку, сдабривая жест благосклонной улыбкой, я протягивала свою, и после рукопожатия мы шли полировать обретенный мир алкоголем. Это был самый невероятный вариант, а с верой в сказки пора было заканчивать, поэтому более него я любила те встречи, где Артем был равнодушен. В них он соглашался, что время обиды прошло, а разговор рассасывал последние шрамы, мы жали друг другу руки и расходились с опустевшими сердцами. На самом деле я не представляла, какие чувства всколыхну, но верила, после встречи будет легче. Даже если все пройдет отвратительно, и он проклянет меня — это будет завершенное дело.

— Норку это тоже волнует. Говорит, что чувствует себя подростком, — хихикает Иринка. — Я посоветовала ей порадоваться новым ощущениям еще неделю — две, а потом заканчивать терять время. А ты не заметила, что Артем чем-то похож на Вилена? Не внешне, конечно. Здесь они совсем разные. Вилен светленький, а Артем… как сумрак. Но оба себе на уме. Может, у мужчин это популярно? Я вот пытаюсь приучить Вилена думать о других, но он такой упертый.

Иринка снова съезжает на постоянную тему. И если в другое время я смирно слушала бы ее, сейчас наматывать новый круг вокруг их с Виленом отношений сил не было.

— Норкино оставь Норке, — замечаю я. — Уж ей расставаться не привыкать.

— А я вот заметила, что и Вилену он не понравился. Как мы будем общаться, если у Норки окажется серьезно?

У меня нет ответа на этот вопрос. Но Вилену точно нет дела до симпатий к Норкиным мужчинам. Ему бы уехать нормально, без посыпания головы пеплом, но Иринка ведь не даст. Сейчас вернемся, и под Мишины монологи она продолжит наматывать на кулак нервы Вилена, а Норка после нескольких бокалов щедро язвить. Не хочу их слушать. И вариться в огне Артемовых поглядываний тоже не хочу. Лучше все же уйти. Повторить постыдный опыт. Пусть Артему будет очевидно, что я сбежала из-за него, пусть выловит меня потом через Норку. Нам обоим ясно — рано или поздно поговорим. Но потом я буду готова.

Мысли разгоняются: Иринка пойдет обратно, а я скажу, что надо в туалет. Оттуда быстро на улицу и домой. В оправдание напишу, что вдруг плохо себя почувствовала. Да, звучит слабо, но сейчас не до глубоких разъяснений. Решено.

Я отрываюсь от перил, и Иринка тянется за мной.

— Поговори с Виленом до того, как он уедет. Без всех нас, — советую я напоследок. — Изведешь ведь себя, пока его не будет. Забудь о Норкиных делах.

— А он почему не захотел со мной без вас всех поговорить? — с горьким холодком парирует Иринка.

Именно потому, что ты слышишь только себя, хочется сказать мне. Но я сглатываю ответ. Она не готова его услышать. Он ей не нужен. Иринка вдруг останавливается.

— А вон Норкины дела, кстати, идут. Прям к нам, что ли? — в голосе Иринки недоумение.

Я смотрю туда же, куда и она, — к нам идет Артем.

Черт. Я прихватываю холодноватую ткань юбки. Ступни неприятно щекочет, когда я смотрю, как Артем лавирует между столиками. Ближе и ближе. С каждым его шагом все больше исчезает надежда улизнуть.